Начало, Часть 2, Часть 3, Часть 4, Часть 5, Часть 6

Б.И.Нигматулин, д.т.н., профессор

Неудовлетворительная подготовка командиров всех уровней, слабая оснащенность военной техникой и боеприпасами, низкое качество разведки и связи, плохая работа штабов – обо всем этом шла речь на том совещании. Приведу часть диалога между Сталиным и командующим 9-й армией Чуйковым во время выступления последнего:

СТАЛИН: «Вам никто не мешал командовать?»

ЧУЙКОВ: «Нет».

СТАЛИН: «Сказал нет и, кажется, неуверенно».

ЧУЙКОВ: «Я не понял вопроса, кто может мешать командовать».

СТАЛИН: «Я не знаю, я спрашиваю - кто-либо мешал?»

ЧУЙКОВ: «Нет. В частности, с членами Военного Совета мы работали, как говорится, хорошо...»

Х-У.Д. МАМСУРОВ (полковник, начальник оперативной группы 5 главного управления Красной Армии. Во время Великой Отечественной войны командир дивизии, зам. командира корпуса, генерал-майор (1943 г.), Герой Советского Союза (май 1945 г.)): «Я командовал особым отрядом лыжников 9-й армии. Прежде чем сказать по вопросам, о которых я хотел бы говорить, мне хочется остановиться на таком моменте. Я слушал выступление тов. Чуйкова, и мне непонятно, почему тов. Чуйков на вопрос тов. Сталина ответил неправдой[выделено, автор]...…Я думаю, что из всех, кто был в 9-й армии, мало кто знал, кто командующий в этой армии. <…> Мне кажется, что такое положение, когда членом Военного совета армии назначен зам. наркома [обороны, Мехлис], немножко было неправильное положение и оно отражалось на роли командующего. Когда командующий вынес решение по вопросу использования отряда, оно оказалось недействительным с приходом члена Военного совета армии. Вообще в штабе армии говорили, что зам. Наркома здесь хозяин, а командарм не может решать вопросов [выделено, автор]».

МЕХЛИС: «Может быть, вы назовете это решение».

МАМСУРОВ: «Начальником штаба армии тов. Никишовым мне было передано приказание Военного совета армии идти на выручку

54-й дивизии. Мне было сказано, что я должен взять из лыжных батальонов людей на усиление своего отряда. Командующий армией мне дал это приказание в своем кабинете. Вы вошли и сказали: «Ни одного человека не дам!» А я уже получил приказание. Командующий армией встал и сказал: «Товарищ зам. наркома, вы сказали, что не дадите ни одного человека!»

МЕХЛИС: «Ничего подобного, от начала до конца сплошная, сплошная ложь».

МАМСУРОВ: «Тов. Чуйков и Никишов могут подтвердить».

МЕХЛИС: «Я знал, что тов. Проскуров посылает вас, и чтобы выяснить положительные стороны отряда, поручил тов. Рыкову созвать совещание и доложить о положительной работе отряда [когда руководитель не владеет вопросом, он всегда назначает совещание, а время уходит, выделено, автор]. Это все клевета, я вас видел один-два раза».

МАМСУРОВ: «Мне клеветать нечего. Я говорю то, что есть».

МЕХЛИС: «Это сплетня».

СТАЛИН: «Мамсуров говорит правду. Нам нужно уважать то, что говорит товарищ, работающий на фронте. Мне говорил об этом же один товарищ. Назвать его?»

МЕХЛИС: «Хорошо было бы назвать» [выделено, автор].

СТАЛИН: «Я не буду называть, он сказал нам. Я был. Молотов и Ворошилов».

МЕХЛИС: «Говорить надо в открытую» [Сталин допускал такой «демократический» уровень дискуссии с собой, но это имело свой риск, выделено, автор].

СТАЛИН: «Рычагов».

МЕХЛИС: «Почему же он с трибуны ничего не сказал?»

СТАЛИН: «С трибуны он говорил по другим вопросам».

МЕХЛИС: «Он хотел сбросить станковые пулеметы 54-й дивизии, я сказал, что против этого, и думаю, что правильно.»

СТАЛИН: «Рычагов - член Военсовета, человек способный и наблюдательный [выделено, автор], и он сказал, что Чуйков не командует. Он так и сказал».

МЕХЛИС: «Неправду говорит».

Известно, что Сталин кардинально поменял свое отношение к Рычагову, когда тот посмел его неудачно обвинить в авариях самолетов.

Этот диалог и приведенный выше обзор его деятельности показывают противоречивый характер Мехлиса - крайняя самоуверенность, ощущение избранности, удивительная работоспособность и жестокость, недоверие и подозрительность к людям, преданность идее и полное неприятие критики в свой адрес.[1]

Негативный фактор Мехлиса трагически повторился на Крымском фронте в мае 1942 г., его командующим был генерал-лейтенант Д.Т.Козлов, (участник этого совещания), членом Военного совета дивизионный комиссар Ф.А.Шаманин, начальник штаба — генерал-майор Ф.И.Толбухин, будущий командующий 2-го Украинского фронта, Маршал Советского Союза. Сталин, не учел (возможно не вспомнил) негативный опыт взаимодействия Мехлиса с командующим 9-й армии с Чуйковым и повторил ошибку, ставшую трагической. В начале 1942 г. для усиления руководства Крымским фронтом он направил туда Мехлиса ранге представителя Ставки. Мехлис имел тоже звание и должность, что и во время советско-финляндской войны: армейского комиссара 1 ранга (соответствовало званию генералу армии, то есть на 2 ступени выше, чем у Козлова), и заместителя наркома обороны, начальника Главного политического управления Красной Армии.

Естественно, Козлов опасался Мехлиса, у которого еще с советско-финляндской войны была репутация «любимца» Сталина, и все знали его быструю расправу над военачальниками. Так, по приказу Мехлиса, за невыполнение приказа командования фронта и непринятие мер для спасения материальной части,в о внесудебном порядке, 11 сентября 1941 г.  перед строем штаба армии был расстрелян  командир артиллерии 34-й армии Северо-Западного фронта, генерал-майор артиллерии В.С.Гончаров в возрасте 47 лет.  Решением Главной военной прокуратуры РФ от 15 октября 2002 года  В.С.Гончаров был признан жертвой необоснованных репрессий и посмертно полностью реабилитирован. [2]

На Керченском полуострове Мехлис проявил неоправданный оптимизм и самоуверенность.  Он быстро подмял под себя командующего фронтом и взял на себя многие его функции. Смог убрать Толбухина с должности начальника штаба. На Крымском фронте, так же, как и в 9-й армии во время советско-финляндской войны, создалось своеобразное двоевластие, совершенно недопустимое, особенно во время ведения боевых действий. Слабо разбираясь в армейских делах (особенно в условиях войны), Мехлис придерживался порочного стиля руководства. Он не считался с мнением специалистов и должностных лиц, часто требовал выполнять свои приказания через головы прямых начальников, создавая в работе сумятицу и нервозность.[3]^,[4]

Советские войска имели значительное превосходство в пехоте, танках и артиллерии: более 260 тыс. человек, 347 танков, 3577 орудий и минометов разных калибров и 400 самолетов[5]. Им противостояла 11-я немецкая армия под командованием К.Манштейна. Она имела 150 тыс. человек, 180 танков, 2472 орудия и миномета и 700 самолетов[6] Таким образом, советские войска существенно превосходили противника в личном составе, артиллерии и танках, но уступали в количестве самолетов. Обстановка была достаточно благоприятной не только для обороны, но и отчасти для наступления. Командованию фронта и в голову не приходило, что немцы могут прорвать Крымский фронт на Акмонайском перешейке. Особой уверенностью в этом и недооценкой противника отличался Мехлис. Адмирал Н.Г.Кузнецов, который побывал на этом фронте 28.4.1942 г., писал: «Всякие разговоры о возможности наступления немцев и нашем вынужденном отходе Л.З.Мехлис считал вредными, а меры предосторожности излишними [выделено, автор]»[7].

В ночь на 7-8 мая немцы прорвали фронт, а через неделю вечером 14 мая Мехлис переправился через Керченский пролив (там была связь со Ставкой) и дал Сталину такую телеграмму: «…Части стихийно отходят. Эвакуация техники и людей будет незначительной. Мы опозорили страну и должны быть прокляты [выделено, автор]».  Тем не менее через Керченский пролив на Таманский полуостров удалось эвакуировать около 140 тыс. человек, 157 самолетов, 22 орудия и 29 установок PC–«катюш»[8].Потеряли все танки и практически все орудия.

За крымское поражение Мехлис был снят с поста заместителя наркома обороны и начальника Главного политического управления Красной Армии и понижен в воинском звании на две ступени, до корпусного комиссара. Сняты со своих должностей и понижены на одну ступень в воинском звании: Д.Т.Козлов, Ф.А.Шаманин и др.

К.М.Симонов в комментариях своего военного дневника сообщает: «Мне рассказывали, что после керченской катастрофы, когда Мехлис явился с докладом к Сталину, тот, не пожелав слушать его, сказал только одну фразу: «Будьте Вы прокляты!» и вышел из кабинета".[9] Сталин повторил Мехлису слова из его панической телеграммы от 14 мая. По требованию Сталина ему была предоставлена сводка о потерях Крымского фронта. За 12 дней немецкого наступления советские потери составили 176 566 человек, 347 танков, 3476 орудий и минометов, 400 самолетов[10], 10,4 тыс. автомашин, 860 тракторов и другое имущество[11] По немецким данным, 11-я полевая армия Манштейна потеряла 7588 человек, или в более чем 20 раз меньше. В плен были захвачены около 170 тыс. советских бойцов и командиров[12].

Вот такой тяжелый урон был нанесен советским войскам из-за ошибок в управлении. Это дает понимание, что одной из главных причин кровавых поражений Красной Армии в 1941-1942 гг., были грубые ошибки в управлении из-за нехватки опытных командующих фронтами, армиями, корпусами и дивизиями, а дальше вниз по иерархии вплоть до младших командиров.

Теперь вернемся к выступлению Мамсурова.

МАМСУРОВ: «Я считаю, наряду с теми вопросами, о которых здесь говорилось, один из основных вопросов - вопрос о командном составе и его командирской роли, на который надо обратить внимание [выделено, автор]».

Важное замечание, к сожалению, в начале Великой Отечественной войны, командный состав Красной Армии и его командная роль были на низком уровне.  В этом заключалась главная причина ее кровавых поражений 1941-1942 гг.

МАМСУРОВ: «Я в 9-й армии сталкивался главным образом с таким звеном командного состава: командиры рот, командиры батальонов и пришел к выводу, что надо немедленно обратить внимание на этот вопрос, принять по этому вопросу решительные меры… нужно учить людей. Мы должны иметь командиров грамотных, культурных людей [выделено, автор].

Именно на отсутствие грамотных и культурных командиров, как главный недостаток Красной Армии указывал в 1938 г. Е.Месснер, (полковник Генштаба русской армии, профессор военных наук, военный теоретик русского зарубежья). Он писал: «Командный состав Красной Армии — сполз в своей интеллигентности на уровень средний между европейским и китайским...»[13]

МАМСУРОВ: «Я имел человек 10 лейтенантов из Тамбовского училища. Должен сказать, что эти люди не были командирами. Они даже бойцами не могли быть. Первые действия показали, что командиром взвода, группы мог быть не лейтенант, а красноармеец - боец, который уже имеет двухнедельный опыт. Хотя они были очень вымуштрованы, добровольцам - ленинградским физкультурникам далеко было до них, но в боевой обстановке они даже не знали хорошо компаса, не знали карты. В бою они боялись, а в тылу были хорошими командирами [выделено, автор].

Я видел на практике ненормальное положение в работе целого ряда командиров батальонов, когда я шел на лыжах выполнять задачи. Так, у командира батальона человек 10 стоит и контролирует его работу, и неизвестно, кто из них командир батальона или командир части: тут представитель штаба дивизии - если не два, так три… в общем человек 10 наберется и командир батальона. Вот я знаю два случая, когда командир отходил в сторону и мне говорил, я не знаю, что делать, бросить часть, пусть сами командуют.

…Я считаю, что нужно развивать массовый спорт. Надо развивать лыжный спорт, уделять главное внимание оборонным видам спорта.

Я упускаю остальные вопросы, по которым хотел говорить, но считаю необходимым остановиться на одном вопросе, который необходимо будет решить, потому что он долго тянется, это вопрос о создании специальных частей в нашей армии, в округах. Эти части я должен прямо назвать, что это диверсионно-партизанские отряды, поскольку они этим путем действовали [выделено, автор]. Опыт у нас в этом направлении есть, [в Испании], на наших границах у противников такие части имеются и создаются, в частности у финнов были, мы сами испытали их действия».

КУЛИК (председательствующий): «Скажите о нашей армии»

МАМСУРОВ: «Благодаря тому, что тов. Проскуров выехал на фронт, это дело было проведено и у нас. К этому делу некоторые командующие отнеслись хорошо - тов. Мерецков, Штерн - и мы к концу января тоже создали несколько отрядов, которые сделали прекрасные дела.

Я выехал с таким же отрядом в 9-ю армию, взял ленинградцев-добровольцев и студентов института физкультуры[и некоторое количество красноармейцев]…» .

СТАЛИН: «Сколько было вас всего?»

МАМСУРОВ: «Около 300 человек. Очень много времени отняла полоса, начиная от левого фланга 44-й дивизии и непосредственно до Кухмониеми и Соткамо. В этой полосе на удалении 100 км ни противника, ни населения абсолютно не было. <…> Должен сказать, что, несмотря на очень сильные морозы и что отряд почти все время жил в лесу на снегу, в отряде было только три случая обмораживания 1-й и 2-й степени, больше не было.

…Группы действовали непосредственно в тылу 25-го <…> 65-го, 27-го пехотных полков, 9-го артиллерийского полка. В тыл противника вышли наши люди, несколькими группами. <…> Когда тов. Запорожец выступал и говорил, что у них 13 финнов действовали в тылу, это показывает, как неприятно иметь в тылу у себя подобные группы.

На фронте 9-й армии появилось несколько белофиннов, и они, перейдя нашу границу на 2-3 км, срезали один телефонный столб, который связывал пограничные заставы. У наших была паника, что здесь шныряет банда финнов, и говорили Бог знает что о них. Представьте себе, что делалось тогда у финнов после нашей работы у них в тылу. <…> Они говорили, что целые батальоны парашютных десантов сбрасываются русскими, видимо, думали, что на такое удаление наши люди пройти не могут…

Затем 18 февраля прилетел начальник разведывательного отдела армии и отдает приказание, что к 23-й годовщине Красной Армии надо преподнести большой подарок. Я говорю, что может быть лучше этот подарок преподнести после празднования, меньше будет у финнов бдительности. Он со мной не согласился, нет, говорит, приказываю. Послали группу в 50 человек восточнее Кухмониеми на помощь 54-й дивизии. Эта группа в 50 человек погибла, причем должен сказать, что эта группа была целиком из красноармейцев, остальная часть нашего отряда состояла из ленинградских добровольцев. Пленные, которые были потом захвачены нами, говорят, как раз часть из них участвовала в уничтожении этих людей, что наши люди три дня вели бой, будучи совсем окружены, ни один из наших не сдался в плен, три человека, оставшихся в живых, в последний момент сами себя взорвали гранатами [в большинстве случаев и на войне, и в мирное время люди вынуждены совершать подвиг из-за ошибок в управлении, за которые очень часто никто не отвечает, выделено, автор].

Одновременно другая часть отряда пошла западнее Кухмониеми, разделившись на отдельные группы. <…> Одна из групп напала на штаб 9-й пехотной дивизии противника. Должен сказать, что до этого мы говорили, что в этом районе имеется штаб или что-то похожее на крупный штаб. Но в штабе 9-й армии тогда не обратили внимание на эти наши данные, считая. <…> Тут начался бой (24 человека) против полка пехоты и затем командного состава штаба и авиации, которая была расположена там. Группа вела бой с 16.00 до 2 час. ночи. Наших было убито 14 человек, ушло 8, они отошли с боем и соединились с другими группами, действовавшими правее.

ПРОСКУРОВ: «Что было сделано?»

МАМСУРОВ: «Люди, которые участвовали в этом бою, вели бой из маузеров и автоматов и были одеты в финскую форму, как и весь отряд. …Почти вся эта группа противника нами была перебита. Насколько финны были в этот момент охвачены паникой, говорит тот факт, что они начали вести артиллерийский огонь неизвестно по кому, во все стороны.

…Нам учить надо было людей. Мы работали всего месяц с лишним. Я считаю, что если бы у меня были там подготовленные в мирное время люди, то довольно много вреда бы нанес финнам, но был заключен мир. <…> Я считаю, что необходимо решить вопрос о создании таких специальных частей сейчас в ряде округов, чтобы их начать готовить..

В руках начальников штабов армий или командований армий эти части принесут пользу, выполняя помимо специальной работы также задачи более дальней разведки, чем ведут войска. Я думаю, что этот вопрос надо решить…». Очень полезный опыт, который был широко использован во время Великой Отечественной войны при создании партизанских отрядов на оккупированных территориях.

Г.И. КУЛИК (Герой Советского Союза, командарм 1-го ранга, заместитель наркома обороны, начальник Главного артиллерийского управления (ГАУ). Начал Великую Отечественную войну в звании Маршала Советского Союза (май 1940 г.), командовал отдельной 54-й армией. После неудачи прорыва блокады Ленинграда, в октябре 1941 г., Г. И. Кулику было поручено формирование 56-й отдельной армии, направленной на защиту Ростова-на-Дону. 9 ноября 1941 года личным распоряжением И. В. Сталина был направлен в Керчь на помощь командованию ослабленной в предшествующих боях 51-й армии.Удержать позиции не представлялось возможным, 12 ноября дал команду эвакуировать военную технику из Крыма, а 16 ноября Керчь была сдана, а 20 ноября 1941 г.немецкие войска вошли в Ростов-на-Дону. За самовольную сдачу противнику г. Керчи и г. Ростова-на-Дону был разжалован до генерал-майора,в последующем командовал 4-й гвардейской армией, получил звание генерал-лейтенант (1943 г.). С 1944 г. - заместитель начальника Главного управления формирования и укомплектования войск Красной Армии. Постановлением Совета Народных Комиссаров СССР от 19 июля 1945 года Кулик Г.И. вновь понижен в звании до генерал-майора.С 1946 г. - в отставке. По необоснованному обвинению был расстрелян в 1950 г. в возрасте 59 лет. реабилитирован в 1957 г.

Маршал Советского Союза А.М.Василевский так оценивал деятельность Г.И. Кулика: "… не смог ни командовать армией, ни выполнять обязанности представителя Ставки. И определялось это … недостаточной подготовкой, личными качествами. Он просто оказался не на месте»[14]. Однако, его выступление на этом совещании показало его зрелость, как крупного военачальника. Есть тип руководителей, которые хорошо видят недостатки в управлении, но сами, как руководители, являются слабыми. Такие руководители эффективны в контролирующих, надзорных органах. По-видимому,  к этому  типу руководителей относился и Г.И. Кулик.

КУЛИК: «Товарищи, я хотел бы остановиться на основных вопросах, на недочетах в нашей операции против финнов [выделено, автор].

… Первое. Я считаю, что было ошибкой то, что мы, начиная с главного командования Красной Армии - Генштаба – немножко [на самом деле кардинально, автор] просчитались в оценке финской армии, в ее подготовке, в ее вооружении [выделено, автор].

Второе - надо отметить, что у нас плохо работала разведка [выделено, автор], но тут на одну разведку кивать нечего, здесь мы все виноваты в том, что мы не знали настоящего положения в подготовке финнов к войне[выделено, автор], хотя, надо прямо по честному сказать, у нас по этому вопросу материала было немного, но мы изучали этот вопрос [абсолютно недостаточно и поверхностно, автор]. Плохо у нас также и то, что мы недостаточно изучаем армию противника, ее организацию, ее технику, ее тактику. Плохо это изучаем. К нашему сожалению, это относится не только к финнам, но и к другим «соседям» Советского Союза. Поэтому, следует вывод, что нам нужно по-настоящему изучать армию противника, армию наших «соседей», изучать в первую очередь организацию их армий, технику и подготовку их театра к войне [выделено, автор]. К сожалению, за оставшейся год до начала войны ничего похожего не было сделано в отношении Вооруженных сил Германии. К предстоящей войне с Германией не были готовы ни бывший, ни новый наркомы обороны, ни постоянно меняющиеся начальники Генштаба, ни командующие приграничными округами (фронтами), ни командующие армиями, а далее все нижестоящие командиры. Срок службы на своих должностях у них составляло в среднем до года, и только в отдельных случаях до 2х лет.

Товарищи, наша армия вступила в войну не сразу, как она мобилизовалась, она вступила в войну спустя 2,5 месяца после мобилизации. У нас поэтому было время для подготовки. К сожалению, товарищи, нужно прямо тут сказать, я как человек ведающий год с небольшой боевой подготовкой в Красной Армии, непосредственно мне подчиненной, с тов. Курдюмовым [начальник Управления боевой подготовки РККА в 1937—1939 гг.].в отношении Ленинградского округа мы прозевали.

…Я честно признаю. <…> вас мы оставили в покое, думали, что Ленинградский округ и уважаемый Кирилл Афанасьевич [Мерецков] по-настоящему, не будучи на Западном фронте вовлечен в войну против Польши [выделено, автор], будет заниматься боевой подготовкой. Здесь, я считаю, прежде всего я виноват, ибо контроль со стороны [наркомата] обороны был плохой. Если бы я знал, что такое положение, что вы - командующий Ленинградским округом - плохо руководили боевой подготовкой, а вы командовали корпусами, командовали армией [это не так, Мерецков всегда был на штабной работе, впервые стал командующим армией только на советско-финляндской войне], то этого не было бы. …Когда я приехал 26 ноября (меня правительство послало к вам), посмотрел ваши части, то ваши части производили впечатление только что собранными несмотря на то, что прошло 2,5 месяца [выделено, автор].

… Что товарищи сглаживали здесь, … то будет не на пользу, а вред это принесет. Ибо тот опыт, та кровь, пролитая нашими 50 тыс. товарищей, лучших бывших бойцов, [на самом деле около 130 тыс., см. выше, выделено автор] должны использовать и не хвастать, а здесь [на совещании, автор] была форма хвастовства. Не так гладко было, товарищи, на самом деле, как вы здесь рисовали.

По вопросу о ППД [пистолет-пулемет Дегтярева]. <…> пока я не попробовал на себе лично «Суоми» [финский пистолет-пулемет]. Я тогда увидел, что в лесу это "Суоми" равноценно 8-[дюймовой] гаубице. <…> Я повторяю, что за исключением ППД  и минометов, наше вооружение настоящее, современное, причем пушка это одно, а самое главное - действие снаряда-взрывателя.

Дивизии были организованы по старому штату, который составлялся в Генеральном штабе. Кроме того, у нас дивизии были разнообразные. Были 6-тысячные, 13-тысячные, 15-тысячные и разной моторизации и организации. Здесь у нас был произвол. Делалось это под разным давлением тех или других командующих. В дальнейшем это нетерпимая вещь, нужна единая дивизия для того театра, на который она готовится». Абсолютно правильно, иначе под одним названием соединения «дивизия» будет иметь место разная боеспособность.

… Я считаю, что оперативные стратегические решения были правильны, т.е., что главная группировка армии против финнов была на Карельском перешейке и на линии 8-й армии, т.е. на петрозаводском направлении. Остальная армия являлась вспомогательной армией для разгрома противника. Но товарищи должны знать, что расчеты и силы были далеко не такими, которые нужны были [выделено, автор] <…> Хорошо, что у противника была малая армия. Хорошо, что противник не имел артиллерии.

Я, товарищи, повторяю, у меня такое мнение, не знаю, как Вы, товарищ Сталин, если в первый период войны рассчитывалось, что противника можно бить по частям, то это допускалось в том случае, если наши части были сосредоточены. Противника били по частям, как наземными войсками, так и с воздуха. Поэтому вопрос недооценки финской армии, ее снаряжения подтвердился тем, что мы воевать начали с 21, а окончили с 64 дивизиями. Как видите, МЫ В ТРИ РАЗА ПРОСЧИТАЛИСЬ.[выделено, автор]. Это вышло потому, что мы воевали с малой армией. Если бы мы воевали с большой, то могло быть в частях такое положение, какое было у тов. Ковалева и у Штерна.

Кулик предвидел тяжелое положение Красной Армии в начале Великой Отечественной войны.

КУЛИК: «Теперь, товарищи, практика показала, что то, что мы с вами имели, я видел штабы армии и корпусные на Карельском перешейке, видел штабы 8-й и 15-й армий.

…Взять штаб 8-й армии. Тов. Мерецков, это маленький, плохенький штаб корпуса, поэтому вы должны были знать, тов. командующий округом, что раз штаб не сколочен, он не может управлять, он не имеет тыла. Тут мы можем ругать Хабарова, но он не имеет под руками ничего. Следовательно, в мирное время мы должны заниматься штабами армии, причем, если взять дальше, то положение такое же со штабами корпусов, дивизий, полков. Они имели такие же недостатки, они были слабенькими, люди у них были плохо расставлены, тов. Щаденко. Нам пришлось перед операцией людей переставлять, людей не знали, и подчас мы, тов. Щаденко, решали этот вопрос заочно и формально.

Вот посмотрите, сколько пришлось заниматься перестановкой людей, пришлось перед организацией войны переставлять людей, организовывать Ставку, организовывать фронт. Все это не было продумано и если честно сказать, здесь вмешался тов. Сталин и взялся по-настоящему нам всем вправлять умы [высшее командование Красной Армии не было подготовлено к войне и не было готово к сопротивлению противника, его профессиональный уровень существенно упал из-за  репрессий 1937-1938 гг. инициированных Сталиным, выделено, автор], а мы могли бы над этим подзадуматься раньше. Давайте критически относиться, по-большевистски, ведь факт остается фактом, что у нас это было формально, подбирали формально и в процессе войны приходилось заниматься перестановкой людей, подготовкой комсостава, перестановкой его. Все это сказалось на том, что мы не могли так действовать, как нужно было.

Театр военных действий. Если на Карельском перешейке что-нибудь сделали по дорогам, тов. Мерецков, я вас здесь не беру во внимание, потому что вы всего 5 месяцев командовали [ЛВО] , тут тов. [М.С.] Хозин [командующий ЛВО с 09.1937 г. по 01.1939 г.] и [Б.М.] Шапошников [командующий ЛВО с 09.1935 г. по 06. 1937 г.] должны отвечать, они командовали, а в районе Петрозаводска и выше почти ничего не было сделано по подготовке театра к войне: дороги, связь, база и т.д. Это нужно признать ошибкой [выделено, автор].

Все эти ошибки показывают, что мы тут просчитались, работали плохо и дали подготовку, паузу противнику, а он имея у себя [всего] 12-15 дивизий, нахально все время держал активность в районе 8-й армии.

Действия войск и штабов. У нас очень плохо работают штабы и каждый командующий, каждый командир дивизии чувствовал это. Начиная от штаба армии, штаба дивизии, штаба корпуса, штаба полка - РАБОТАЛИ ПЛОХО [выделено, автор]. В связи с этим плохо работала связь и отвратительно работала разведка.

…С разведкой дело обстоит из рук вон плохо. 22-й год в Красной Армии говорим о разведке. Я считаю, что в первую очередь должны заняться, начиная от больших начальников, от наркома, его зама, кончая младшими командирами по-настоящему разведкой, а не так как занимались, не так как мы с вами работаем. Здесь надо внести ясность. Как человек не может жить без воздуха, так командир не может жить без разведки. Здесь у нас очень плохо.

Связь у нас плохая. Причем мы с вами не овладели радио, а КОДами [системой кодирования при радиосвязи, автор] не хотят заниматься. Радио работает, а радио не могут пользоваться.

Товарищи, современная техника и искусство требуют много работать над собой. Товарищи, я скоро 30 лет как военный, поседел за это время в Ставке и даю честное слово, что когда тов. Сталин начинает говорить о военной истории, о примерах, то я поражаюсь, как он знает военную историю [обязательный элемент пиетета  в адрес Сталина, выделено, автор]и чувствую угрызения совести, почему за 30 лет я не мог изучить истории. А не мог я изучить потому, что подчас мы занимаемся мелочами. А ведь такие руководители как Суворов и Кутузов, я считаю, что они сделали историю не такую плохую и у них есть чему поучиться и сегодня.

Если мы все эти вопросы, не скрывая, не затушевывая, не хвалясь по-настоящему вскроем, то мы действительно Красную Армию сделаем такой, какой требует от нас Центральный Комитет и тов. Сталин, самой сильной в мире.[  выделено, автор].

Красной Армии пришлось пережить тяжелейшие кровавые поражения и добиться оплаченных большой кровью побед, прежде чем вырасти в конце Великой Отечественной войны до одной из сильнейших армий в Мире,

КУЛИК: «Можно привести много примеров безграмотного использования боевой техники, просто стыдно слушать, когда командиры не знают до сих пор элементарных боевых свойств орудий и т.д. Ведь случались на войне почти анекдоты, когда командир дивизии из 11-дюймовой гаубицы приказывает ночью вести беспокоящий огонь по перекрестку дорог и с трудом удается отменить этот приказ. Если не знаешь, прямо скажи - не знаю этого дела, нужно учиться.

Чванливость есть и у некоторой части артиллеристов, ее надо выколачивать и заставить, чтобы кроме артиллерии, артиллерист учил и знал общевойсковое дело. Командир-артиллерист должен хорошо знать тактику пехоты, конницы и танков. Командир батареи должен хорошо разбираться в масштабе батальона, а командир дивизиона в масштабе стрелкового полка.

Плохо выглядели на войне общевойсковые штабы. Штабы общевойсковые нужно укомплектовать лучшими командирами. Тут многие выступали и говорили, что штабы плохо работают. В чем тут причины? Первая причина заключается в том, что штабы плохо укомплектованы. Укомплектованы недостаточно подготовленными людьми». 

Н.Н. ВОРОНОВ (командарм 2-го ранга, начальник артиллерии Красной Армии. В первые дни Великой Отечественной войны - начальник Главного управления ПВО страны, с 19 июля 1941 г. - начальник артиллерии Красной Армии, заместитель наркома обороны, участвовал в построении противотанковой обороны и организации боевой деятельности артиллерии и ПВО Ленинградского фронта и обороны Москвы. С марта 1943 г. - командующий артиллерией Красной Армии, Главный маршал артиллерии, 1944 г.): «…Красная Армия не имела опыта и не знала, как нужно брать современный укрепленный район, как вести войну зимой в дремучих лесах и при бездорожьи. … Следует серьезно организовать добычу и изготовление новых карт территории противника. Захваченные у финнов карты в масштабе 1:20000 (во время их налета 23 декабря [то есть почти через месяц после начала войны, автор] на тылы 7-й армии) сыграли большую роль в подготовке к прорыву и во время прорыв укрепленного района противника. Наши карты территории противника были никуда не годными [выделено, автор]...»[15]

Это яркий пример показывающий, какой низкий уровень подготовки имел штаб ЛВО, накануне военных действий против Финляндии.

Из мемуаров Е.Т.Синицына - в начале советско-финляндской войны временного поверенного Советского Союза (по совместительству резидента внешней разведки (ИНО) НКВД) следует, что в первый день войны в Советский Союз были переправлены «секретные карты территории Финляндии, составленные Генштабом финской армии».[16] Видимо, их не успели размножить и довести до штаба ЛВО.

ВОРОНОВ: «…Мы должны учить армию также и наступлению на полевые укрепленные полосы … Нам нужно поставить перед собой задачу научиться форсировать реки. … Мы должны иметь богатые переправочные средства, чтобы переправлять массы войск. Этим делом мы еще владеем неважно, этому нужно немедленно научиться. <…> умением воевать в горах дело обстоит неважно. Если мы сейчас много кричим о лесах, что мы у финнов обнаружили леса, то в ближайшей войне мы обнаружим горы и будем кричать, что нас окружают горы. Это мы должны обязательно учесть в текущей учебе.

…Нужно научиться ставить задачи артиллерии. Я здесь заявляю, возьмите любого командира-артиллериста, поставьте ему боевую задачу, если нужно, жизнь отдаст, а задачу выполнит. Таких примеров на войне было много. Очень часто артиллеристам задачу не ставят. Это происходит потому, что общевойсковые командиры боевой техники не знают, артиллерию плохо знают, да и свою пехоту плохо знают. Нельзя хорошо руководить, когда не знаешь, чем руководишь».

КУЛИК: «А Вы помогите научить».

ВОРОНОВ: «…Наша беда заключается в том, что у нас не научились ставить задачу артиллерии. <…> Нельзя успешно воевать, опираясь только на инициативу и решительность артиллеристов.

Здесь очень много выступали и говорили о командире роты. Командир роты действительно перегружен: у него собственные взводы, ему придаются минометы, пулеметы, ему придаются пушки, его окружают командиры-артиллеристы дивизионной, корпусной артиллерии и большой мощности, потому что артиллерии много в армии. Трудно быть командиром роты в бою, нужно его разгрузить и дать ему свободно управлять ротой и приданными средствами усиления».

На этом совещании практически все выступавшие отмечали очень низкую подготовленность средних командиров (взводов, рот, батальонов). Наоборот, в Вооруженных силах Германии подготовленность офицерского состава была очень высокой.

ВОРОНОВ: «Хочу остановиться на нескольких артиллерийских вопросах. Мы здесь должны сказать, что сила нашей артиллерии - в массированном применении артиллерии на поле боя и централизованном управлении огнем. <…> Отсюда артиллерийские штабы во всех звеньях должны быть сильными, должны быть органы управления, разведка, связь, радио и т.д., которые мы сами из штата вычеркиваем и называем их лодырями.

…В вопросе массированного применения артиллерии был на войне больной вопрос — это вопрос о снарядах. Нельзя брать укрепленную полосу, нельзя брать укрепленные районы, если вам шепчут на ухо: меньше расходуйте снарядов».

СТАЛИН: «Это люди, которые не знают наших складов, у нас снарядов сколько угодно».

Внушили Сталину неверное представление, что в Красной Армии нет проблем с боеприпасами. В начале Великой Отечественной войны проблема с боеприпасами была одной из критических.

ВОРОНОВ: «Было такое дело».

СТАЛИН: «Что же немцы с ума посходили, когда в 1916 г. по квадратам били? Это правильно?»

КУЛИК: «Это правильно».

ВОРОНОВ: «Взыскание накладывали на командиров и даже их не отменили после прорыва укрепленного района.

Вы, командарм тов. Смородинов, являетесь одним из первых участников этого дела. Вы приходили разбираться в этом, почему снарядов много израсходовано».

СМОРОДИНОВ: «Неправильно».

СТАЛИН: «Не знаю, кто, Смородинов или еще кто, но такая традиция и установка была у руководства военного ведомства».

ВОРОНОВ: «И патроны нужны обязательно. Надо об этом думать и запасаться. Вся промышленность - и военная, и гражданская должна быть к этому делу подготовлена, чтобы в любой момент все это повернуть на массовое производство снарядов, мин и патронов».

СТАЛИН: «Правильно».

ШТЕРН: «Причем снаряды нужны и на запад, и на восток».

СТАЛИН: «У вас на четыре месяца снарядов минимум».

ШТЕРН: «Тов. Сталин, вам неправильно доложили».

СТАЛИН: «Как доложили? Я же знаю, что на четыре месяца».

ШТЕРН: «У нас другие цифры».

СТАЛИН; «Может быть, у вас нормы другие».

ШТЕРН: «Нам уже больше полгода ни одного снаряда не везли, а вам наверное доложили, что план по снарядам выполнен [выделено, автор]». Прямой результат слабого руководства наркоматом боеприпасов со стороны наркома И.П.Сергеева.

ГОЛОС: «Это по голодной норме штаба план выполнен, но эти нормы опровергнуты давно».

ВОРОНОВ: «Нужно учесть, что нам придется воевать против противника, который имеет много артиллерии и много авиации. <…> Мы должны учесть это при наших расчетах. Артиллерия и авиация противника часто будет влиять не меньше зимы на наши темпы продвижения вперед».

Никаких мыслей, что придется отступать до Москвы и Сталинграда!

ВОРОНОВ: Нужно нам, товарищи, учесть еще одно положение, что всего разрушить и уничтожить артиллерия не может. Поэтому все не разрушенное и уцелевшие в живых отдельные очаги должны поражаться собственными средствами пехоты. У нас в загоне был миномет, у нас в загоне были полковые орудия, у нас в загоне пулеметы [выделено, автор]. Просто приходится удивляться, почему мы в мирное время готовили столько пулеметчиков, учили их стрелять и с открытых и закрытых позиций, а началась война - растеряли пулеметчиков».

СТАЛИН: «Пулеметчиков растеряли?»

ВОРОНОВ: «Да».

СТАЛИН: «Как же это получилось?»

ЩАДЕНКО: «Пулеметчиков не готовили. Их готовили раньше, потом школы закрыли. В этом году мы добивались, чтобы училище открыть для подготовки пулеметчиков. Два месяца бьемся и не можем открыть».

СТАЛИН: «Кто мешает?»

ЩАДЕНКО: «Не знаю, он [по-видимому, Ворошилов] должен был Военному совету доложить».

ВОРОНОВ: «О пулеметных училищах у меня был поставлен вопрос в прошлом году. Прошел год, я официально доложил тов. наркому и Вам, тов. Щаденко, что в армии нужно открыть пулеметные училища и учить командиров, пулеметчиков, организовать культуру среди пулеметчиков, учить пулеметному делу командиров и бойцов серьезно. Теперь, кажется, училища уже открываются. …Нужно обратить особое внимание на комплектование пулеметчиков и минометчиков, сюда должны идти лучшие бойцы и командиры».

ГОЛОС: «Недостаточное количество».

ВОРОНОВ: «Я хотел остановиться на подготовке командира. Нужно здесь откровенно, правдиво доложить, что нашему командиру пехоты, командиру роты, батальона, полка не хватает знания боевой техники и в первую очередь артиллерии. Это серьезнейший пробел. Причем здесь надо отметить, что, к сожалению, у многих командиров, как только он получает батальон, полк и выше, зазнайства много, гонору тоже [выделено, автор]. Часто берутся решать, приказывать, применять в бою мощную технику, не выслушав специалиста своего дела - артиллериста, танкиста и т.д.

…Можно привести много примеров безграмотного использования боевой техники, просто стыдно слушать, когда командиры не знают до сих пор элементарных боевых свойств орудий и т.д. Ведь случались на войне почти анекдоты, когда командир дивизии из 11-дюймовой гаубицы приказывает ночью вести беспокоящий огонь по перекрестку дорог и с трудом удается отменить этот приказ. Если не знаешь, прямо скажи - не знаю этого дела, нужно учиться.

У нас много разговоров о тактике, причем командиры пехотные почему-то стали считать, что общевойсковую тактику должны и могут знать только они одни. …Ведь уж не такая премудрая наука общая тактика, чтобы она могла оказаться не под силу командирам не из пехоты. … Могут принять правильное решение и быть всегда «правой рукой» в деле боевого применения артиллерии, организации взаимодействия родов войск и т.д.» Повсеместно научились организовывать взаимодействия только во второй половине Великой Отечественной войны.

ВОРОНОВ: «Командир-артиллерист должен хорошо знать тактику пехоты, конницы и танков. Командир батареи должен хорошо разбираться в масштабе батальона, а командир дивизиона в масштабе стрелкового полка.

…Склонен полагать, что немало мы понесли потерь из-за такой беспечности [правильнее некомпетентности, автор] штабных командиров. <…> Все это еще раз упиралось в подготовку наших штабных командиров, в сплоченность наших штабов и подготовку их для боя^[17]. <…> Штабы общевойсковые нужно укомплектовать лучшими командирами. Тут многие выступали и говорили, что штабы плохо работают. В чем тут причины? Первая причина заключается в том, что штабы плохо укомплектованы. Укомплектованы недостаточно подготовленными людьми. Возьмем нашу академию им. Фрунзе, все ругают, что она выпускает плохо подготовленных командиров. А кого мы посылаем в академию? Мы посылаем в академию учиться недостаточно подготовленных людей и с малым практическим стажем. Можно в академии пять лет учить, но если туда пришел командир со знаниями командира взвода, то из него никогда не выйдет хороший академик.

Надо будет учить меньше людей, но отбирать таких, из которых выйдут действительные академики. До поступления в академию он должен минимум два-три года прослужить командиром роты. Штабы должны больше учиться на штабных учениях, в поле со средствами связи.

Еще один момент о командире. У нас такое понятие почему-то, что училище должно выпускать готового лейтенанта. Училище никогда готового лейтенанта не выпустит, он должен хорошим лейтенантом стать в армии. Каждый командир проходит две школы: первую — это военное училище, вторую - служба в строевой части армии. В этих двух школах постепенно и вырастает отлично подготовленный теоретически и практически командир. [Именно такая подготовка офицеров существовала в Вооруженных силах Германии].

Еще один момент. Тут почему-то выступали, но не говорили о том, что командир у нас стал оглядываться, чего-то бояться, прежде чем принять какое-либо решение, готов совещаться без конца, боится ответственности [выделено, автор] и т.д.».

Таков был результат массовых политических репрессий высшего и старшего командного состава Красной Армии в 1937-1938 гг.

ГОЛОС: «Хороший командир не оглядывается, а если мало подготовленный командир - дело другое».

Это демагогия. Все, кто избежал чистки или репрессий, а также те, кто прошел через них, безусловно будут оглядываться и бояться, прежде чем принять какое-либо решение. Это естественная человеческая психология. И только война заставила меняться и быстро принимать решения, иначе погиб или попал в плен сам и твое подразделение.

ВОРОНОВ: «Я считаю, что с этим нам надо раз навсегда покончить. Нужно перестать опекать, дергать и нервировать командира. В армии у нас люди прекрасные, командиры прекрасные. Нужно командиру дать власть, помогать, поддержать его, поднять его авторитет. Поднять требовательность и заставить его самого и его подчиненных исполнять приказы и наши уставы».

К сожалению, за оставшийся год до начала Великой Отечественной войны было уже невозможно как-то улучшить ситуацию с профессиональным уровнем командного состава Красной Армии. Только во второй половине Великой Отечественной войны, ценой тяжелейших поражений и оплаченных неоправданно большой кровью побед, был оплачен рост профессионализма комсостава.

Продолжение следует