Из опыта приемки в состав ВМФ головного тяжелого атомного ракетного крейсера «Киров»

А.Я. Благовещенский, д. т. н., проф. Военно-Морского Политехнического Института ВУНЦ ВМФ «Военно-Морская Академия», засл. деятель науки РФ, капитан 1 ранга в отставке

Головной тяжёлый атомный ракетный крейсер (ТАРКР) “КИРОВ” (проект 1144, проектант – Северное ПКБ), построенный Балтийским судостроительным заводом, летом- осенью 1980 г. в районе Балтийска проходил испытания и приёмку Правительственной Комиссии в состав Военно-Морского Флота. Командовал крейсером капитан 1 ранга Александр Сергеевич Ковальчук (в последующем контр-адмирал).

В тот период времени я возглавлял военное представительство в НИТИ им. А.П.Александрова (г. Сосновый Бор Ленинградской области), занимавшемся натурными испытаниями и отработкой перспективных корабельных ядерных энергетических установок (ЯЭУ), и замыкался на 1 ЦНИИ МО (военного кораблестроения). Моё привлечение к работе Правительственной комиссии, когда появились неполадки в реакторной установке (РУ) одного борта, инициировал  Главный наблюдающий от 1 ЦНИИ МО капитан 1 ранга А.А.Савин, удостоенный за участие в создании проекта корабля звания «Лауреат Государственной премии». В состав Правительственной комиссии входили опытные специалисты атомщики-подводники. Среди них начальник отдела ЯЭУ 1 ЦНИИ МО талантливый учёный, доктор технических наук Ю.А.Убранцев, начальник отдела автоматики капитан 1 ранга А.А.Кривуля и др.

С информацией о непонятной аномалии, возникавшей в РУ при испытаниях в море, я ознакомился сначала по записям в журналах и обсуждениям с А.А.Савиным и Ю.А.Убранцевым, а затем непосредственно на пульте управления РУ. Проявлялось это явление следующим образом. На ходовых режимах крейсера, сдававшего ряд задач по программам испытаний (стрельба по воздушным и морским целям, взлёт и посадка вертолёта на раскачиваемый корабль и др.), на одном борту неожиданно резко падала температура перегрева пара (хаотично по отдельным парогенераторам) с выводом из действия всей РУ. Как правило, это происходило в режиме изменения мощности.

Данную ситуацию мы разбирали с главным конструктором Б.И.Купенским, с А.А.Савиным и с 1-м заместителем главного конструктора ОКБМ (ныне “ОКБМ Африкантов”, разработчик реакторной установки, Нижний Новгород) О.Б.Самойловым. О.Б.Самойлов – доктор технических наук, профессионал высокого уровня, и сейчас входит в состав руководителей ОКБМ. Эти совещания оставили самые яркие воспоминания. Б.И. Купенский восхищал своей масштабностью, эрудицией, интеллигентностью и доброжелательностью. Борис Израилевич с большим уважением относился к главному наблюдающему – Анатолию Александровичу Савину. Проект 1144 по сути был детищем инженеров-кораблестроителей Б.И.Купенского, А.А.Савина и возглавляемых ими коллективов, не умаляя роли создателей ЯЭУ – “ОКБМ Африкантов”.

Необходимо отметить высокий профессионализм и организаторские способности командира 1-го дивизиона БЧ-5 капитана 3 ранга И.П.Ратина. До ТАРКР Игорь Павлович служил на атомных подводных лодках (АПЛ), досконально знал главную энергетическую установку (ГЭУ) и системы БЧ-5 крейсера, пользовался большим авторитетом у главного конструктора РУ и корабля, оперативно решал все возникающие вопросы по программе испытаний. Профессиональное участие на этом ответственном этапе командира БЧ-5 Н.И. Шипилова как-то не ощущалось. Возможно, это было связано с тем, что командир БЧ-5, не являвшийся специалистом в области корабельных ЯЭУ, проявлял разумную скромность. А вот с руководящим составом Правительственной комиссии (конкретно с руководителем энергетической секции) ситуация сложилась весьма своеобразная.

В тот период интенсивного строительства и приёмки АПЛ в состав ВМФ, в комиссии госприёмки кораблей входило много высококвалифицированных офицеров-подводников, специалистов-атомщиков. Система госприёмки работала чётко. Крейсер “Киров” был первым надводным боевым кораблём с ядерной энергетической установкой. Так как до этого все надводные корабли имели энергетические установки, работающие на органическом топливе, при формировании Правительственной комиссии руководящие посты заняли офицеры, не имеющие опыта в области ЯЭУ. Это обстоятельство негативно сказалось на нашей работе. Не понимая сложности решаемых вопросов по выявлению причин аномального поведения одной из РУ, это «руководство» (председателя комиссии заместителя Главкома ВМФ по боевой подготовке адмирала Г.А.Бондаренко на борту ещё не было) практически препятствовало нашей деятельности, не выделяя необходимого времени в графике испытаний. Приходилось приспосабливаться к этим графикам. Профессиональная неподготовленность сочеталась с пренебрежением к нашей работе.

Своё отношение к нештатной ситуации с ЯЭУ одного борта руководство комиссии от нас скрывало. Об их принципиальной позиции мы узнали, когда на борту появился Председатель комиссии адмирал Г.А.Бондаренко. Весь день адмирал совещался с руководством комиссии, и в час ночи вызвал “на ковёр” главного конструктора О.Б. Самойлова, начальника отдела ЯЭУ 1 ЦНИИ МО Ю.А.Убранцева и меня. В крайнем раздражении он озвучил не известную нам позицию комиссии, сводящуюся к следующему: “реакторная установка имеет скрытый серьёзный дефект, не доработана, и потому переход на Северный флот в Североморск должен быть отменён”. После этого последовал «допрос с пристрастием». Первым докладывал главный конструктор О.Б.Самойлов. Олег Борисович попытался осветить техническое существо вопроса, коснулся ряда версий, не ставя под сомнение возможности перехода крейсера на Северный флот. Адмирал, с трудом сдерживая раздражение, выслушал его соображения, так как допустить резких высказываний в адрес гражданского человека, занимающего высокий должностной пост в атомной отрасли, он не мог.

Следующим докладывал Ю.А.Убранцев. Юрий Алексеевич также допустил серьёзную ошибку, пытаясь ввести адмирала в курс дела по технической стороне сложившейся ситуации. Здесь адмирал не стал  сдерживаться, используя богатый арсенал ненормативной лексики, дал жёсткую оценку его выступлению: “Вы ничего не знаете, ничего не умеете, ничего не делаете и непонятно, чем здесь занимаетесь!” Дальше очередь дошла до меня. Докладывать в том же ключе, что и мои коллеги, было нельзя, так как это вело в тупик. Я начал с того, что полгода назад во время посещения НИТИ адмиралу были продемонстрированы результаты “автономного похода” наземного натурного прототипа перспективной ЯЭУ для АПЛ, которые получили высокую оценку. Сделав акцент на том, что главные технические решения реакторной установки для АПЛ и для ТАРКР одни и те же (главный конструктор в обоих случаях “ОКБМ Африкантов”), отличие лишь в масштабном факторе, аргументировал ошибочность мнения о принципиальных недоработках установки, что подтверждалось проявлением неполадок лишь на одном борту. В качестве претензии к комиссии высказывалась невозможность планировать и выполнять работы энергетиков по имеющимся версиям.

Адмирала удалось “размагнитить”. Выпустив пар, он запланировал на 11 часов утра совещание для составления конкретного плана работ. План был подготовлен, утверждён, и мы, наконец, получили возможность подчинять режимы работы ГЭУ нашим задачам. Нелепое предложение об отмене перехода на север больше не озвучивалось. Не будучи официально членом Правительственной комиссии, я не должен был участвовать в этом переходе. Но Г.А.Бондаренко принял иное решение. Встретив меня на верхней палубе, он официально обратился ко мне: “Товарищ капитан 1 ранга, вы наиболее активно отстаивали возможность в сложившейся ситуации перегона крейсера на север. Даю вам три дня для поездки домой за шинелью и шапкой, будете участвовать в предстоящем переходе”.

В ходе выполнения работ была выявлена причина более высокого давления на напоре питательного насоса аварийного борта, обусловленная увеличенным гидравлическим сопротивлением парогенератора. Было признано целесообразным детально заняться этим вопросом уже в Североморске с привлечением специалистов “ОКБМ Африкантов”. Были определены щадящие режимы по скорости изменения мощности, при которых вероятность “развала установки” сводилась к минимуму.

Испытания крейсера «Киров» на Балтике проходили под пристальным вниманием ВМС и авиации НАТО. Американский самолёт-разведчик “Орион” совершал манёвры и киносъёмку на опасной высоте, почти касаясь мачт корабля. Типография крейсера печатала листовки с краткими характеристиками разведывательных и боевых средств НАТО под девизом “В небе враг!” Какие натовцы «друзья», очень четко мы почувствовали сейчас.

Во время испытания проявлялись напряжённые и порой опасные ситуации. Хорошо помню выполнение задачи «поражение самолёта-мишени ракетой». По приказу командира А.С. Ковальчука никто не имел право находиться на верхней палубе. Но любопытство брало верх и многие (в том числе и я) этот запрет нарушили. Самолёт был сбит первой ракетой (оценка 5 баллов), но падая по спирали, он создал угрозу возможным попаданием в надстройку крейсера. Запомнился громкий жёсткий окрик командира по трансляции “Всем вниз!”

Для  уменьшения опасности прохода через Скандинавские проливы при  переходе на север был осуществлён обманный манёвр для сил НАТО. Дело в том, что натовцы в выходные дни (суббота, воскресенье) не воюют.  В пятницу вечером (~ в 18 часов) крейсер взял курс на восток, притупив бдительность натовской разведки, а потом резко развернулся на запад и на полном ходу подошёл к Скандинавским проливам, преодолев без осложнений ночью этот опасный участок. А уже ранним утром активизировались силы НАТО. По левому борту параллельным курсом наше движение отслеживал английский эсминец “Newcastle”. Первое, что сделал командир эсминца, отсемафорил приветствие: “Вы великолепно выглядите!” Да, наши кораблестроители умеют создавать самые красивые корабли без ущерба их боевым возможностям. Вертолёт английского эсминца продемонстрировал нам фигуры высшего пилотажа. “Newcastle”  сопровождал «Киров» во время всего перехода. А крейсер выполнял свои задачи, предусмотренные программой. Для испытаний станции “Полином” (обнаружения подводных лодок) из прибрежных норвежских вод мы ушли далеко в океан для работы с АПЛ. Недоумевая, что же такое мы делаем, супостаты пытались разгадать эти шарады. В океане крейсер попал в очень сильный шторм. Попытки получить разрешение адмирала Г.А. Бондаренко ввести в действие успокоители качки увенчались успехом только тогда, когда в кают-компании начался масштабный бой посуды. По-настоящему удалось оценить комфорт, обеспечиваемый этой системой, - за бортом бушует “море-океан”, а на поверхности чая в стакане на столике в каюте только “лёгкая зыбь”. Мы позлорадствовали над англичанами – они хорошо покувыркались эти несколько суток (недозволенное любопытство наказуемо).

В результате выполнения наших рекомендаций относительно переходных режимов ЯЭУ, за всё время перехода не произошло ни одного случая “развала” реакторной установки. Для нас, специалистов-атомщиков, это было огорчительным фактом, так как существовала вероятность попытки сдачи корабля флоту со скрытым дефектом. И вдруг, при подходе к Североморску, к нашей радости, при маневрировании установка снова “развалилась”. Главный конструктор (“ОКБМ Африкантов”) сработал чётко. В Североморске корабль ждала группа специалистов, которые, сняв фрагменты биологической защиты над парогенераторами и крышки над раздаточными камерами питательной воды, по параллельным змеевикам каждого парогенератора быстро определили причину аномалии в работе РУ. Она оказалась тривиальной: в дроссельных устройствах – вертикальных трубках малого внутреннего диаметра (несколько мм), обеспечивающих гидродинамическую устойчивость прямоточного парогенератора, образовались масляные отложения, увеличивающие гидравлические сопротивления парогенерирующих элементов и разброс их гидравлических характеристик. То есть было нарушено главное условие обеспечения работоспособности прямоточного парогенератора, что и приводило к “развалу установки” этого борта на ходовых режимах крейсера. Причиной загрязнения дроссельных устройств явилось нарушение технологии расконсервации турбогенераторов на заводе-строителе – Балтийском заводе. Прочистка дроссельных устройств привела реакторную установку, в которой не было никаких принципиальных недоработок, в нормальное рабочее состояние.

После окончания этой эпопеи наша группа ленинградцев в победном праздничном настроении, затарившись армянским коньяком, дружно банкетируя всю дорогу в экспрессе “Мурманск-Ленинград”, вернулась домой. Мы гордились тем, что Военно-морской флот пополнился замечательным боевым кораблём с ЯЭУ, и своим посильным участием в этом процессе. Тогда невозможно было представить, что в недалёком будущем наступит чёрная полоса “развала” не ЯЭУ (с ней всё в порядке), а Военно-морского флота с уничтожением большого числа современных боевых надводных и подводных кораблей и отработанной системы военного кораблестроения. Из пяти запланированных к постройке в советское время ТАРКР пр. 1144, было построено только четыре корабля. На настоящий момент в строю “Пётр Великий”, “Адмирал Нахимов” проходит модернизацию.  “Адмирал Лазарев” ждёт своей участи в отстое, по “Кирову” (ныне “Адмирал Ушаков”)  принято решение об утилизации. При нынешней международной обстановке отряд крейсеров типа “Киров” (названия кораблей, тем более героические, не должны умирать) мог бы демонстрировать флаг нашим западным «коллегам»,  обозначив активное влияние России на Ближнем Востоке и, конкретно, в сирийских событиях.

В свете того внимания, которое глава государства проявляет к развитию Военно-морского флота, было бы оправданным восстановление всех корпусов ТАРКР пр. 1144 с модернизацией, необходимой для обеспечения высокой боевой эффективности на уровне современных требований.