Какими усилиями Ленинградская атомная электростанция  стала одним из лучших в экологическом плане предприятий топливно-энергетического комплекса  России рассказывают заместитель главного инженера ЛАЭС по радиационной безопасности и экологии Александр Епихин и начальник отдела охраны окружающей среды ЛАЭС Валентин Олейник:

- Это оценка влияния на окружающую среду. Мы не потребляем кислород, не выделяем CO₂ и не вносим вклад в парниковый эффект. Наша станция благодаря удачному расположению не вызывает даже локального потепления. Избыточное тепло ЛАЭС в виде воды, подогретой выше температуры среды максимум на 8-10 градусов в сбросных каналах и не более чем на 1,5 градуса в прибрежной зоне перемешивания, поступает в Копорскую губу, где идет постоянный интенсивный водообмен с основной акваторией Финского залива.

В принципе на окружающую среду влияет любая энергетика. Тепловая сжигает кислород и выбрасывает в атмосферу озоноразрушающие вещества и парниковые газы в таких количествах, что это грозит глобальной катастрофой уже в нынешнем столетии. Гидроэнергетика приводит к отчуждению больших территорий с уничтожением их естественных экосистем. Влияние атомной энергетики на окружающую среду – при отработанной уже сегодня технологии – значительно меньше.

К развитию альтернативных источников энергии, в частности ветровой или солнечной энергетики, мировое сообщество в целом пока не готово. Да и меньше там не экологических проблем, а знаний о них. Например, ветровая энергетика – о чем умалчивают иногда умышленно – вызывает губительные для психики низкочастотные колебания и нарушает жизнедеятельность насекомых и птиц. Солнечной энергетике, какие площади нужны! Под солнечными батареями образуются безжизненные пространства. Там даже насекомых нет.

Наиболее корректно сравнение атомной энергетики с тепловой, потому что для этого есть сопоставимые критерии, например, радиоактивные выбросы. Так стронция-90, который наряду с цезием-137 является основным загрязняющим радионуклидом на территории России, тепловая станция на угле выбрасывает раз в сорок больше, чем атомная станция такой же мощности.   

Самые большие выбросы на ЛАЭС – по инертным радиоактивным газам (ИРГ). В прошлом году они составили 17 % от допустимых выбросов (ДВ). В этом году мы ввели в эксплуатацию на второй очереди станции – энергоблоках №3 и №4 – замкнутую систему вентиляции и очистки сдувок циркуляционного бака системы управления и защиты реактора (СУЗ), являющейся основным поставщиком аргона-41. В результате за девять месяцев 2007 года снизили выбросы по ИРГ до 8 % от ДВ. Думаем, в будущем году они будут еще меньше, поскольку часть текущего года мы работали по прежней технологии.

В наших выбросах по ИРГ более 90 % – доля аргона-41, короткоживущего радионуклида, который влияния на население и окружающую среду практически не оказывает, и только 2 % – доля ксенона и криптона, которые вносят всего 0,1 % в годовую дозу облучения населения от всех источников – естественных, техногенных, бытовых и прочих. Это такой низкий уровень, который сложно даже оценить.

После всех модернизаций, которые провела ЛАЭС, влияние ее радиоактивных выбросов сведено до минимума. Когда станция строилась, Санитарными Правилами нам были разрешены 500 Кюри выбросов в сутки по ИРГ с одного энергоблока, соответственно с четырех – 2000 Кюри. Фактически ЛАЭС «бросала» 300-400 Кюри. В конце 1980-х годов мы построили установки подавления активности, и с тех пор выбрасываем по линии установок сжигания гремучей смеси всего 1 Кюри в сутки. Современная норма соответствует 270 Кюри в сутки от всех источников.

Жидких сбросов радионуклидов мы вообще не делаем, потому что у нас замкнутая система обращения технологической воды. После переработки испарительными установками она вся возвращается в оборотную систему водоснабжения, а кубовый остаток битумируется. В будущем будем его цементировать. Сейчас вводим цепочку с ионообменными смолами, чтобы повысить качество оборотной воды.

Перечень вредных химических веществ, которые мы контролируем, достаточно большой, но как источник их образования ЛАЭС очень незначительна. Выбросы наших стационарных источников – более 90 % из них составляют выбросы котельной санатория- профилактория «Копанское» – и передвижных источников – это автотранспорт – не превышают установленных нормативов.

Основной составляющей сбросов химических веществ у нас является смыв с территории станции – ливневые и дренажные стоки. Дело в том, что территория ЛАЭС облицована, и с дождем все, что мы не подмели, уходит не в землю через естественный фильтр-песок, а в Финский залив. В 2008-2010 годах мы построим локальные очистные сооружения и снизим это негативное воздействие.

Сегодня за сверхлимитный сброс загрязняющих веществ в залив ЛАЭС платит порядка двухсот тысяч рублей в год. На проектирование очистных нам потребуется миллиона два, на строительство – еще двенадцать-двадцать миллионов в зависимости от того, какой будет проект. Выгоднее, конечно, ничего не делать, но, невзирая на экономическую нецелесообразность, мы пойдем на большие затраты, потому что живем в этом регионе.

То же можно сказать об обращении с нерадиоактивными отходами. Городская свалка в Сосновом Бору не лицензирована. Мы заключили договор со специализированным автотранспортным предприятием на вывоз отходов станции на лицензированный полигон в Гатчину. Наши транспортные расходы выросли, но отходы теперь «припрятаны» надежнее, и городскую свалку мы немножко разгрузили: не все же  могут позволить себе возить отходы за 60 километров – те же муниципальные предприятия будут пользоваться городским полигоном и впредь.

С радиоактивными отходами (РАО) вообще проблем нет. Система обращения с ними четко организована и жестко контролируется. Она направлена на нераспространение радиоактивных веществ и на минимизацию дозовых нагрузок на персонал станции – при работах с РАО он использует дистанционные средства. Население, при этом не получает никакой дозы, потому что у нас нет распространения радиоактивных веществ за пределами территории, даже за пределами зданий ЛАЭС.

На станции есть временное хранилище РАО, и строится большой комплекс по переработке твердых радиоактивных отходов (ТРО). Сейчас идет пуско-наладка. Этот комплекс позволит прессовать, кондиционировать и сжигать – значительно уменьшать объемы ТРО. Постепенно – так было задумано – извлечем прежние отходы, переработаем и «спрячем» их по-новому с учетом того, что активность радионуклидов из-за распада стала значительно меньше, чем была первоначально. Считаем, что при таком обращении с ТРО объемов наших хранилищ хватит лет на пятьдесят.

С отработавшим ядерным топливом (ОЯТ) тоже все решаемо. Это ценное сырье. Переработанное ОЯТ водо-водяных энергетических реакторов (ВВЭРов) включается в топливный композит наших уран-графитовых реакторов канального типа (РБМК). У нас топливо выгорает глубже. Есть возможность перегружать его на работающем реакторе с периферии, где выгорание слабее, в центр и дожигать до конца. Из нашего ОЯТ извлекать что-то пока экономически нецелесообразно.

Мы идем по пути сухого хранения ОЯТ. Строим специальный комплекс. Когда закончим его, будем запаивать ОЯТ в ампулы с инертным газом и устанавливать их в металлобетонные контейнеры, где в специальном чехле помещаются 144 таких ампулы. Объемов нового хранилища с учетом ОЯТ, накопленного в бассейнах станции, хватит на пятьдесят лет точно, хотя в перспективе предполагается его вывозить. Для этого контейнеры прошли испытания на все мыслимые риски не только при хранении, но и при транспортировке.

Сегодня мы решаем вопросы обращения с РАО и ОЯТ так, чтобы будущим поколениям не пришлось думать, что с ними делать, чтобы их можно было просто переместить в те могильники, которые, в конце концов, будут где-то построены.

- Термин «радиационный» широко применяется во многих областях. Но население не поднимает вопросы безопасности, когда речь идет о радиационной медицине или об использовании радионуклидов в сельском хозяйстве, потому что есть понимание: это на пользу человеку. Производство электроэнергии на АЭС – тоже на пользу, но в случае аварии здесь могут быть серьезные негативные последствия для большого количества людей.

В сентябре мы проводили комплексное противоаварийное учение, где моделировали невероятную сегодня для ЛАЭС аварию – вплоть до эвакуации части жителей города Сосновый Бор. Наши системы защиты сейчас таковы, что подобный разворот событий практически невозможен. Тем не менее, персонал станции успешно справлялся с неожиданностями, которые на тренажер выдавали компьютеры.

Тут нужно понимать, что все опасности нашего производства известны, история развития атомной отрасли достаточно большая, на пути ее развития были ошибки, которые все время подправлялись. На сегодняшний день нормативная база по обеспечению безопасности атомной энергетики достаточно совершенна. Она базируется на том, чтобы выстроить пять физических барьеров на пути распространения радиоактивных веществ и использовать пять уровней глубоко эшелонированной защиты.

Уровни глубоко эшелонированной защиты связаны в основном с выбором площадки для АЭС, с ее проектированием, с предупреждением проектных и запроектных аварий и с целой системой противоаварийной подготовки персонала, особенно оперативного, на очень высоком современном уровне. У нас есть учебно-тренировочный центр, оснащенный мощными техническими средствами, различными тренажерами, в том числе полномасштабными тренажерами первой и второй очереди станции.

Все, кто по должностным инструкциям имеет отношение к безопасной эксплуатации атомной станции, регулярно проходят обучение, повышение квалификации, сдают экзамены, получают лицензии на управление оборудованием по своему рабочему месту. Это целенаправленная работа на повышение безопасности, на исключение негативного влияния человеческого фактора.

Пожалуй, трудно назвать производство, которое не было бы опасным. Там, где человек что-то производит, всегда есть и отходы, и влияние на окружающую среду. Посмотрите, до какого состояния довели ее нерешенные вопросы со свалками! Но они редко поднимаются. Зато, когда приближаются выборы, потенциальная опасность атомных станций становится живой, обсуждаемой темой. Политики нередко используют ее для повышения своего влияния в обществе. Как только выборы проходят, все успокаивается, о нас забывают.

Природа любого экстремизма, неважно в какой области: в охране окружающей среды или в политике – связана с некомпетентностью. По мере того, как люди расширяют свой кругозор, они переходят из экстремистов в умеренные, из умеренных, бывает, в сторонников, потому что начинают разумно сравнивать преимущества и недостатки. Например: да, в атомной энергетике есть проблемы, но оказывается с ними легче справиться и дешевле, чем, скажем, с глобальными проблемами, связанными с CO2.

- Кардинально изменились. После чернобыльских событий любой вопрос, связанный с атомной энергетикой, вызывал напряжение между нами. Сегодня его нет, есть неплохое понимание и нормальный диалог: постановка проблем и поиск решений. Порой мы, в самом деле, находим область для улучшения и занимаемся этим, потому что все заинтересованы, чтобы станция работала безопасно и вредного влияния на окружающую среду не оказывала.  

Общение и проявление интереса всегда заставляет более детально подойти к анализу. Например, когда в 1989-1991 годах мы делали первую замену технологических каналов на энергоблоке №1, зеленые подняли вопрос безопасности выполнения таких работ. Совместно с общественностью мы организовали специальную комиссию. В нее входили специалисты из различных областей. Были, в том числе, и зеленые. Раз в неделю комиссия собиралась, и мы отвечали на ее вопросы. Мало того, водили комиссию на энергоблок и показывали, каким образом ведется работа.

Месяца через два общественники сказали, что им у нас неинтересно, потому что все идет нормально, и повернулись к другим предприятиям, влияние которых на окружающую среду было больше. В те годы у нас часто бывали и представители Гринпис и других международных экологических организаций и зеленых движений. Мы делали доклады, рассматривали альтернативные источники получения электроэнергии. В итоге все давали хорошую оценку именно атомной энергетике.

- Все начинается, конечно, с нашей Конституции. В ней сказано, что каждый гражданин имеет право на благоприятную экологическую обстановку. Работа атомной станции как субъекта природопользования базируется на более десяти федеральных законах, начиная с закона об использовании атомной энергии до, например, закона о безопасности гидротехнических сооружений. В этом диапазоне – законы об охране окружающей среды и животного мира, законы водного, земельного и лесного кодексов, законы об обращении с отходами производства и потребления и другие законы.

Далее идут постановления правительства и указы президента. Они проходят через Федеральное агентство по атомной энергии (Росатом), затем через концерн «Росэнергоатом», который управляет всеми десятью российскими атомными станциями и вырабатывает регламенты для них. Есть еще несколько путей нашей ответственности перед законодательством: законы субъектов федерации и местные нормативные акты. На основании всего этого надзорные ведомства и межведомственные надзорные органы создают правила, которые мы обязаны выполнять.

У нас есть система внутренних проверок по разным направлениям и видам деятельности, начиная от ежедневного контроля до периодического. Есть система внутреннего аудита по системе обеспечения качества. Есть ежемесячные комплексные проверки по охране труда. Есть система так называемых тематических дней безопасности: каждый месяц в цехах применительно к специфике их работы выносятся в повестку какие-то проблемные вопросы и специалисты, которые с этим связаны, участвуют в обсуждении и разработке мероприятий, направленных, главным образом, на улучшение положения или устранение недостатков, которые могут быть. Внутренняя система проверок отражается в ежегодном плане работы ЛАЭС с персоналом.

Следующий уровень, с которого станцию регулярно проверяют по всем направлениям, – концерна «Росэнергоатом». По результатам этих проверок нам выдаются сертификаты. Последняя такая проверка была по готовности к зиме. Бывают комплексные проверки «Росэнергоатома» и Росатома. Они тематические, проводятся, как правило, по графику. Станция готовится к ним, но комиссии, работают довольно интенсивно и всегда, естественно, выявляют какие-то недоработки. Составляется протокол. На его основании вырабатываются мероприятия по устранению недостатков. Это достаточно громоздкий документ. Он проходит серьезную проработку, поскольку мероприятия в основном связаны с финансированием. Оно у нас не мгновенное, заблаговременное, может растягиваться на несколько лет – мероприятия бывают финансово очень емкими, но мы идем на них с целью обеспечения безопасности.

Другой уровень проверок – Федеральной службы по экологическому, технологическому и атомному надзору («Ростехнадзор»). У нее есть постоянная инспекция при ЛАЭС – несколько инспекторов, есть инспекции уровня Североевропейского межрегионального территориального округа (СЕМТО) по ядерной и радиационной безопасности, который находится в Санкт-Петербурге, и есть центральный аппарат, который тоже иногда участвует в проверках. Они плановые и охватывают все сферы. Вопросы охраны окружающей среды тоже находятся в компетенции «Ростехнадзора».

Есть еще уровень международный. Мы активно участвуем в работе Всемирной ассоциации организаций, эксплуатирующих атомные станции (WANO): сами в качестве экспертов ездим на проверки на зарубежные атомные станции и к нам оттуда приезжают специалисты. Последняя масштабная проверка по линии WANO была у нас в 2002 году, проверка по ее результатам – в 2005-2006 годах. Она отметила улучшения. Недавно совместно с «Ростехнадзором» нас проверял Центр по радиационной и ядерной безопасности Финляндии (STUK).

Особенностью международных проверок является то, что их участники наблюдают за работой станции, ее оборудования и персонала не с точки зрения выявления нарушений: если вы нарушаете правила, это другой уровень – пока не устраните нарушения, экспертам с вами разговаривать не о чем. Они смотрят, есть ли на станции возможности сделать выполняемую работу лучше. Поскольку у этих специалистов высокого класса опыт обобщающий, международный, они кое-где указывают нам: у вас тут все хорошо, но это можно упростить, избежать каких-то дополнительных влияний.

Принцип оптимизации как один из основополагающих принципов радиационной безопасности предполагает улучшение работы с учетом, в том числе, социальных и экономических факторов. Элементы этого мы используем в своей работе, но к полномасштабной оценке социальных и экономических факторов наше общество и состояние экономики, к сожалению, пока не готовы. Сказывается социалистическое прошлое, когда мы все мерили от достигнутого. Например, снижаем радиоактивные выбросы по сравнению с прошлым годом и радуемся, хотя снижать, вроде, некуда – у нас уже проценты от допустимых выбросов! Тем не менее, мы смотрим, как бы еще усовершенствовать техническую систему, невзирая на то, что экономически это может быть невыгодно.

На Западе любое мероприятие по обеспечению безопасности оценивают с экономической точки зрения. Как экспертам WANO по радиационной защите нам приходится наблюдать там парадоксальные для нашего мировоззрения вещи: зарубежные коллеги тоже стараются ограничивать радиоактивные выбросы, но подход к этому у них более легкий – работать в пределах квот. Они считают, если норматив установлен, то он обоснован, и в его пределах в принципе все безопасно.

Мы считаем, что задачи снижения негативного воздействия обусловлены не только нормативной базой. Есть еще составляющая, которая, казалось бы, не требует дополнительных усилий с экономической точки зрения, она зависит от культуры и воспитания. После Чернобыля у нас в стране к рекомендациям МАГАТЭ отношение стало, чуть ли не как к закону. На Западе закон – его величество Проект: запроектирована атомная станция на 50 лет, и улучшать что-то нужно, только если изменится нормативная база. На Западе говорят: «понаблюдать и выявить области для улучшения». У нас это называется «инспекциями по устранению недостатков». Даже терминология показывает, где жестче контроль и выше внутренняя готовность к проведению тщательного анализа.