Д. А. Тайц, к.ф.-м.н.

Чрезвычайно глупо петербуржцам, бывшим в 50-60-х  двадцатилетними ленинградцами, напоминать смысл слов, поставленных в заголовке.  Да, «Эрмитаж» открывший залы современной французской живописи для обычной публики, свершил благое, смелое, рискованное  деяние – оздоровление еще не  до конца  искалеченных мозгов молодежи, особенно причастной точным наукам.  Постараюсь пояснить это.

Студентам, аспирантам и преподавателям гуманитарных направлений, чьи профессиональные возможности восприятия и понимания современного искусства отбиты и замещены  злокачественным сталинско-ждановским соцреализмом, трудно  оценить и принять эстетику Монмартра и Монпарнаса, чего не скажешь о молодежи – естественниках.

В постсталинские времена,  студенты,  осваивающие физико-математические знания были больше, чем их  сверстники-«гуманитарии», готовы   к восприятию иных, не соц-реалистических форм  с  особой  логикой и  эстетикой.   Из математизированных наук, если это не биология, тень Сталина (Трофим Денисовича с Ольгой Борисовной) испарилась уже до 20 съезда, случившегося в 56 году. Открытие свободного доступа на «Третий Этаж», после этого съезда, не только для Ленинграда, но и для страны, было не менее значимо, чем публикация  эренбурговской «Оттепели» в «Новом Мире», а сам «Третий Этаж» – настоящим  Новым Миром (без кавычек!). Чтобы быть более строгим, уточним страту тех, кому, прежде всего, открылся и стал своим этот Мир.  

«Шестидесятники». Общность тех, кто осознанно или нет, причислял себя к  могущественной  «масонской ложе» – «ФИЗИКИ ШУТЯТ». Изумительное время начало 60-х! Постановлением ЦК с целью улучшения научного обмена чиновникам от образования предписывалась организация регулярной системы междугородних научно-технических конференций.   Одесса, Кишенев, Киев, Таллин, Тамбов, Новосибирск, Рига, Горький, Алма-Ата, Вильнюс, Тбилиси…, а что уж там говорить о Ленинграде…! (Перечислены конференции только по энергетическим проблемам  «Прямого преобразования» с 62 по 88 г.г., запомнившиеся мне юмором и жаждой каждого участника раздобыть альбом или каталог выставки «Импрессионистов»). 

Научные конференции, которые  вдруг стали поощряться, отмечались не столько аспирантскими докладами, сколько громогласным хохотом будущих или уже состоявшихся  кандидатов и докторов. (Представители провинциальных райкомов сами любили слушать и рассказывать «политические» анекдоты, особенно в присутствии «столичных физиков»). Удивительно, что в компаниях  где «физики» чувствовали себя хозяевами, часто большинство составляли художники, артисты писатели. Для них, в Одессе или Свердловске, открытие «Третьего Этажа» Эрмитажа было «открытием Америки». Да, это и есть в действительности  ранг   «Колумбова открытия!». («Открыл Америку в Нью-Йорке, на крыше!»).  Поверьте, после десятилетий торжества «соц. реализма» и полного выкорчевывания следов капиталистического буржуазного декаданса, с его зловредным абстракционизмом, в болоте «ждановщины» неожиданно  открывается  континент с захватывающими дух сокровищами, незнакомыми уже двум поколениям в этой стране.   «Импрессионизм», «кубизм»… Для тех, кто способен думать и смеяться, дано счастье соприкосновения с миром, у которого есть красивое имя  «МОНПАРНАС»!

Понятие «Третий Этаж» это не место, это явление, феномен. Обозначение особой культурной единицы в составе  интегрального носителя  смыслов  «Эрмитажа». И особое значение  понятия этого «Этажа» – открытие здесь языка и символов, близких и понятных в физико-математической культуре знаний.   Посещение этого представительного пространства зачастую как бы отделяется от общей цели визита в Эрмитаж. Я часто слышал от иногородних коллег, связанных по работе с техникой (наукой), о желании использовать командировку ради «Третьего Этажа». Вообще любовь и тонкое понимание искусства, живописи, например, французской, которое мы встречаем, например, среди физиков, не в последнюю очередь связано с удивительным соответствием характера исторической трансформации идей и форм  искусства живописи и науки «физики». (На это обращал мое внимание Б.Г.Кузнецов, выдающийся философ и историк науки. Он  любил «Третий Этаж». Борис Григорьевич, подолгу бывал в Париже, прекрасно знал Лувр и  Монпарнас. Он, например, отмечал как очень значимое то, что «Художественная Академия живописи», наряду с академиями точных математических наук, входит в пятерку «Французского Института» (Академия Наук). На эту «дерзость» сподобилась только Франция.)

Любители искусств, связанные по своим профессиональным интересам с физикой, придают значение знаменательному факту: Основатель современного научного мировоззрения  Коперник и его ровесник,  один из основателей художественного искусства Эпохи Возрождения, гениальный Альбрехт Дюрер одновременно были студентами Болонского Университета! (1490г).  В эпоху Галилея и Ньютона – основоположников  современной физической науки и астрономии (15-16-го века) практически одновременно создавался фундамент современной живописи: Рембрандт, Рубенс, Гольбейн, Веласкес, Тинторетто, Тициан…. Эти великие мастера были образцами для художников Монмартра 19 века, мастеров «Барбизонской Школы», «Салонов Отверженных», «Новых Салонов», учителями Импрессионизма.

Но, что существенно,  одновременно с рождением этого направления во французской живописи, принятого в определенном смысле как «модерн», в науке в это же самое время кончилась монополия механики («Телесной» Физики),  появилась электродинамика Фарадея Максвелла (19 век). Мы видим, что этапы истории живописи французских мастеров, феноменальным образом коррелированны  с  эпохами  в развитии физики!  В  1905 году Матисс, Дерен основывают направление «Диких» – Фовизм. В 1907-ом, Пикассо – «Кубизм». Макс Планк дает начало «квантовой механике»,  Эйнштейн создает «Специальную Теорию Относительности» (СТО) – новое невиданное направление в науке. Фовизм перешел в «неведомый» кубизм Пикассо в 1915. И опять, в этот же год, Эйнштейн создает «Общую Теорию Относительности» (ОТО). И лозунг, который произнес Пикассо: «Мы пишем не то, что видим, а то, что знаем» мог бы повторить и Эйнштейн.

Кстати, как пишет биограф Эйнштейна А.Пайс: «Физик, из современных живописцев выделял только Пикассо!». Удивительно, но явно  усматривается некая однородность интеллектуального порыва, и, даже  подспудная общая логика, в совпадении   этапов и, как бы это не казалось дико,   параллелизм,  родство  смыслов и  идей, в    творчестве живописца и физика.  Вот почему у публики, связанной с  точными науками, привязанность к  «Эрмитажу» усиливается любовью к «Третьему Этажу». «Третий Этаж» подобно циклотрону «разгоняет», накачивает эту любовь. Возможно, «технарей» не нужно в этом убеждать, но то, что нужно высказать далее, может показаться неожиданным даже глубокоуважаемым ученым, работникам и руководителям  Эрмитажа. 

Нигде в мире, в столицах и городах цивилизованных государств не предоставлялась возможность совершенно бесплатно, ежедневно, а не по особым дням, без ограничения по времени, проводить время в шикарном, гигантском дворце. Для города и страны с ее некомфортным климатом,  коротким летом и  публикой, исторически не впитавшей культуру бесед и свиданий в ресторанчиках и уличных кафе (которых к тому же и нет), возможность бесплатного посещения Дворца студенческой и аспирантской молодежью оказывалось не только  реализацией воспитательных социальных установок, но, как это ни парадоксально звучит, – неожиданным прямым подспорьем развитию точных наук!

Да, именно, «Третий Этаж» – не только храм искусств, но и институт, способствующий развитию наук, в  неожиданной форме, особо  ценимой прослойкой молодой технической интеллигенции. Поясню. После открытия «Импрессионистов» третьего этажа  в начале 1956,  вплоть до 80-х, посещение Эрмитажа по студенческим – бесплатно. (Молодежь, закончившая Институты, аспиранты, соискатели умудрялись сохранять студики и, соответственно, это право). Лучшей,  почти всегда  гарантированно успешной, безотказной  формой знакомства, было назначение свиданий,  приглашение девушки в зал Эрмитажа.   Центр Города. Обстановка – шикарнее не придумать. (Удвоенное, если не сказать более,  притяжение друг к другу. Благоприятная пустынность «Третьего Этажа»). Слово «импрессионизм»  еще не совсем разрешенное, непонятное и привлекательное. Если приходили не вместе, то назначали свидание у Хоровода Матисса. Эта практика, например, была характерна в 50-60-е  на всех факультетах ЛПИ, и, насколько мне было известно от друзей,  и в других «Технических» вузах. (Согласитесь, что такая форма свиданий давала основание надеяться на более успешное дальнейшее  развитие  отношений).  

Деловые  встречи тоже практиковались. Обмен рецензиями и отзывами. Обсуждение, скорей уточнение некоторых вопросов диссертаций, статей. Соглашения о соавторстве, оппонировании. Информация и советы адресатов. Умиротворяющая дисциплинирующая обстановка. Особенно, если встреча предполагалась с иногородним клиентом. Нечто, напоминающее прогулки в Платоновском саду Академа.  Центр. Роскошь города. Величественная Нева. Невольное усиление авторитета того, кто назначал  свидание у «Хоровода»…

«Третий Этаж», и не только по созвучью, был, чем-то вроде «Третьей Стражи», предвестницы предстоящего рассвета. Расцвет медленно, но наступал. Шестидесятые…. Перестройка…. «Новое мышление»…. Другая Конституция…. Но Гимн звучит также. Беззвучно воспроизводится и его прежний текст.

«Третий Этаж» исчез – переехал…. Так или иначе, он не мог сохраниться  в том значении, какое имел в эпоху «Физики шутят».  Да и семьи, что  сложились из «Хоровода» Матисса, а также обладатели степеней, полученных не без помощи этого «дикого фовизма», по большей части покинули страну….