— Главное «антиклиматическое» событие последнего времени — решение Дональда Трампа о выходе США из Парижского климатического соглашения. Какие последствия этот шаг будет иметь для зеленой повестки?

— Да, Дональд Трамп, приведший своим пониманием климатических проблем в ужас Ангелу Меркель, Евросоюз, а заодно и ООН, решил «поправить» американскую климатическую политику. Это означает, что политически Америка выбрала для себя направление движения к группе стран-изгоев, а весь цивилизованный мир движется в противоположную сторону. Но, как ни парадоксально это звучит, это не означает, что Америка реально перестает заниматься проблемой выбросов СО2. Объем уже принятых законов и практик в этой сфере на уровне штатов — просто колоссален. И тренд в эту сторону, как мне кажется, необратим. Его можно замедлить, но его нельзя развернуть в обратную сторону. Еще и поэтому, с моей точки зрения, президент США совершил историческую ошибку,

— Полтора года назад, когда мы разговаривали с вами по время климатического форума ООН в Париже, вы представляли инициативу российского бизнес-партнерства за сохранение климата. Тогда вы говорили о том, что хотите видеть российскую климатическую политику более амбициозной. Как вы оцениваете прошедшее время и действия правительства в области климата?

— Во-первых, Россия подписала Парижское соглашение. Это очень важно, потому что этот шаг был совсем не предопределен. В РФ есть очень мощные силы, противостоявшие этому решению. Во-вторых, после долгой дискуссии о том, ратифицировать быстро или медленно, мы вышли на взвешенный вариант. Был утвержден правительственный план действий по подготовке к ратификации, в рамках которого будет принят закон о порядке измерения выбросов СО2, создана системы мониторинга выбросов — и еще много иных решений. Насколько я понимаю, план где-то на 70% выполняется, мы довольно неплохо продвигаемся вперед — все это означает, что готовность к ратификации у нас появится уже к 2019 году.

— Вернемся в Россию. Что происходит здесь?

— В 2017 году соединились наконец два тренда. Один тренд мировой — никому уже не надо доказывать, что нужна альтернативная энергетика. А второй тренд — российский. Мы долгое время были вне этого мирового процесса, долго раскачивались — и в этом году процесс пошел. Во-первых, солнечная энергетика как национальный стартап в моем понимании — состоялась, чтобы ее разрушить, нужно сделать какие-то немыслимые дурости. В области ветроэнергетики — тоже пока все идет хорошо. А это и есть две главные части зеленой энергетики, по ним есть точка счастливого соединения.

— Представители вашего партнера по ветроэнергетике в РФ — компания «Фортум» — на Красноярском экономическом форуме говорили о сложностях в работе в России. Возникающих в том числе из-за жестких правил по подключению к сети, локализации оборудования, из-за дополнительных административных требований — что в результате заметно удорожает процесс как производства оборудования, так и произведенной энергии.

— Это чистая правда, да. Именно потому, что ветроэнергетика сейчас запускается, она попадает в полномасштабный круг проблем, свойственный для серьезного стартапа национального уровня. Приведу один пример. У ветростанций мощностью 2,5 мегаватт, а именно такие строятся в Ульяновской области в рамках нашего совместного с «Фортумом» проекта, высота башни 97 метров, длина лопастей 60 метров. Если к 90 прибавить 60, получается больше 100 — и по правилам Градостроительного кодекса, это уникальное сооружение, требующее невероятного количества согласований и экспертиз. Мы говорим: «электростанций мощностью 2,5 мегаватт в мире построено больше миллиона штук, это — не уникальный объект». Нам отвечают: «Да, мы понимаем, но вот строчка закона, а вот наша норма, как быть?» К счастью, Минстрой нашел взвешенный подход, который позволил решить эту проблему для ульяновского проекта, но нам придется решать все системно: пересматривать СНИПы, ГОСТы, систему норм по присоединению к сетям, по резервированию мощностей в энергетике, вероятно — и некоторые законы. Надо будет провести большую нормативно-техническую работу для того, чтобы ветроэнергетика в России получила законное право. Пробивать это, как всегда в первом проекте по созданию новой отрасли, нужно будет собственным лбом, что мы сейчас и делаем.

— Приходится ли вам до сих пор отвечать на вопросы, зачем вы все это делаете, зачем РФ нужна возобновляемая энергетика, когда у нас столько нефти и газа?

— Конечно, приходится. Это логика, выложенная в России из «железобетонных шпал» — у нас много нефти и газа, электроэнергия, выработанная из газа, дешевле, чем альтернативная,— зачем государство должно субсидировать альтернативную энергетику?

— И что вы им отвечаете?

— Есть тренд во всем мире, который приводит в точку под названием «сетевой паритет», когда цена киловатт-часа, выработанного в возобновляемой энергетике, становится равна цене киловатт-часа, полученного в тепловой энергетике. Эту точку паритета уже начал проходить весь мир в 2014–2015 годах и закончит буквально за одно десятилетие. В России сетевой паритет случится несколько позже по объективным причинам, в том числе из-за дешевого газа, но он неизбежен.

Теперь представьте себе, что мы ничего не делаем и ждем 2025 года. Что это значит? Весь мир пересел на автомобиль, а мы продолжаем запрягать лошадь. Мало того, что мы получаем все известные экологические проблемы и серьезно влияем на изменение климата. В экономической области также окажется, что строительство новых тепловых станций уже невыгодно по сравнению с альтернативной энергетикой. Уже сейчас ряд экспертов предсказывает, что с 2025 года РФ вступит в ситуацию, когда спрос на мощность превысит имеющийся запас,— нужно будет новое строительство, новые вводы.

— Но сейчас же у нас избыток мощностей?

— Абсолютно правильно. Но к 2025 году он закончится. И к этому моменту — представьте, что у нас нет альтернативной энергетики. Это означает, что новые газовые или угольные вводы делать бессмысленно, потому что они неэффективны — а в стране полностью отсутствует какое-либо производство оборудования в области солнечной энергетики, ветроэнергетики, ниокровский задел, который позволяет «апгрейдить» технологии, полностью отсутствуют кадры, инженеры, образование. И мы начнем все это импортировать, создавая рынок другим странам?

К счастью, Россия уже выбрала другой путь. У нас к 2025 году, я думаю, будет около 5500 Мвт объектов ВИЭ (солнце, ветер, малая гидроэнергетика), у нас будет — собственно, уже есть — производство оборудования для отрасли и собственная продуктовая линейка. Надеюсь, что в ближайшие полтора-два года мы создадим в России производство оборудования и для ветра. Наконец, мы уже сегодня всерьез говорим про экспорт, отрабатываем модели экспорта солнечных электростанций, готовимся к тендерам за рубежом по солнечной энергетике. Мы также «апгрейдили» нашу продуктовую линейку по солнечным панелям. Начинали мы с полного трансфера технологий — сейчас запустили собственное производство российских солнечных панелей с КПД 21%. Думаю, таким же путем пойдем в ветроэнергетике.

— Ряд исследователей, в том числе Игорь Башмаков из Центра по эффективному использованию энергии, считают, что наиболее перспективное направление для развития ВИЭ в РФ — это территории автономного децентрализованного энергоснабжения, где зеленая энергетика могла бы заменить привозной дизель и мазут. Что вы думаете по этому поводу?

— Это сто процентов правда. Мы сами говорили об этом много лет, а теперь уже и начали делать. Средний тариф в изолированных районах, думаю, что втрое выше, чем по стране. Что такое северный завоз, скажем, в удаленных поселках в Якутии? Иногда топливо везут три года — потому что завоз идет только речным путем, а за одну навигацию (которая из-за климатических условий может быть всего три-четыре недели) можно успеть пройти только одну реку, потом ждать еще год, потом вторую, потом опять ждать. Топливо получается золотым.

В чем альтернатива? Гибридные установки, сочетающие солнце, ветер, аккумулятор и дизель. Первую гибридную энергоустановку (без ветра) в изолированном районе мы построили в 2013 году. Через шаг, я надеюсь, мы добавим к ней ветрогенератор. Получается ситуация, когда при наличии ветра у тебя идет безтопливная ветрогенерация, при наличии солнца — солнечная. Все это попадает в литиево-ионный аккумулятор, который накапливает энергию. Если совсем нет ни ветра, ни солнца, можно использовать дизель. Экономия дизтоплива при этом колоссальная — не менее 30%. Для России это фантастически перспективная вещь. По территории подобные регионы — это около 70%, проживает там около 10% населения. Это Камчатка, Колыма, Чукотка, Якутия почти вся, большая часть Красноярского края, Тюменская область, Мурманская, север Архангельской области. Даже в регионах, входящих в единую энергосистему страны, есть большое количество изолированных энергорайонов.

— А откуда регионы смогут взять деньги на эти программы?

— Эти программы окупаемы. Тариф там втрое выше. Нужно решить единственную задачу, которая называется «долгосрочная фиксация тарифа». Если у тебя тариф выше, то он позволяет вложить средства и получить их обратно в виде платежей. Тут нужен концессионный механизм или иные специальные решения, которые позволили бы сделать тариф долгосрочным.

— Недавно было объявлено о планах перезапуска госпрограммы энергоэффективности. Самые большие проблемы в ее реализации остаются в секторе ЖКХ. Вопрос: что тут можно сделать?

— Давайте начнем с примера. Два месяца назад мой заместитель Андрей Свинаренко присутствовал в Калужской области на презентации проекта в жилом 16-квартирном двухэтажном доме, где люди прожили зиму после осуществления комплексного капитального ремонта с использованием нанотехнологий. При капремонте был установлен большой список различных продуктов наших и независимых российских компаний — энергоэффективные стекла, утеплители на основе пеностекла, светодиодные светильники и т. д.

За январь—март расходы жильцов на ЖКХ снизились на 30%. Это уже не прогнозы, не обещания, не расчеты, а жизнь. Правда, речь идет не о новом строительстве, а о капремонте. Параллельно с этим в Москве построили типовой нанотехнологический жилой дом, новую школу и детский сад. У нас сейчас уже есть построенные жилые и нежилые здания, которые доказано дают экономию по электроэнергии и теплу. Поэтому мы находимся сейчас в точке перехода из единичных решений и прототипов — в серию. И это не очень просто сделать. Подробности в части нового строительства мы обсуждаем сейчас с Минстроем, в области капремонта — с регионами. Процесс потребует времени, но мне кажется, что дело пойдет. У нас есть продукты, которые можно встроить в проект. Ты не можешь продать энергоэффективное стекло в больших объемах просто каждому жителю — важно включить его в проект, например, в программы капремонта или нового строительства.

— Опять вопрос — кто будет и кто готов платить за удорожание?

— Здесь есть сложности, да. В такого рода модели энергоэффективный нанотехнологический дом всегда будет дороже, чем обыкновенный. В свое время мэр Москвы Сергей Собянин ставил нам предельную рамку в 5%. Заказчик должен заплатить дороже. Экономия возникает на следующем этапе — уже у жильцов. В случае если речь идет о социальных объектах, например школах, экономию получает город.

То есть затраты и результаты образуются у разных субъектов, потому эту историю не так просто соединить. Кроме того, затраты — это сейчас, а экономия — позднее и постепенно, фактор времени тоже играет роль. Тем не менее здесь уже есть, как я сказал, не просто введенные объекты, а доказанный экономический результат — значит, дело пойдет вперед.

«КоммерсантЪ», 14.06.2017