[09/01/2019] «Аннушка»
Ковалев Василий, Санкт-Петербург
Семьдесят
лет назад, в 1948 году, советские физики под руководством Игоря Васильевича Курчатова
начали физический пуск промышленного атомного реактора. Это событие вывело
Советский Союз в сверхдержаву.Мощность реактора
"поднялась" до десяти киловатт! Игорь Васильевич заглушил цепную
реакцию и остановил реактор – стало ясно, что "Аннушка" может
работать. В документах того времени атомный реактор именовался «А», а строители
и ученные ласково называли его «Аннушкой».
В мае
1945 года И.В.Курчатов и группа ученых физиков направили
письмо Сталину, в котором выражали крайнюю неудовлетворенность темпами
развертывания работ по урановой проблеме, отсутствием к середине 1945 года
промышленного производства урана, графита, контрольно-измерительных приборов и
радиохимического производства. Были ли способны Сталин, Берия и Молотов понять,
что Курчатов и ученые не обманывают их? Конечно, они ничего не понимали в
ядерной науке и технике и риск огромных бюджетных затрат принимали на себя. К
тому же многие ученые скептически утверждали, что бомба не может быть сделана
еще в течение очень долгого времени. Сведения о том, что Германия и близко не
подошла к созданию атомной бомбы, также усиливали сомнения советских
руководителей. Трудно сказать, как дальше развивались бы события, если бы не грянул
на земле «атомный гром». В августе 1945 года США сбросили две атомные бомбы на
Японию. Дискуссия в высшем политическом руководстве СССР о целесообразности
создания атомной бомбы тут же прекратилась – если у Соединенных Штатов есть
атомная бомба, то у Советского Союза она тоже должна быть.
25
января 1946 г.
Сталин вызвал к себе Курчатова. Встреча длилась час и
проходила в присутствии Молотова и Берии. Хотя имеются свидетельства, что
Сталин и Курчатов встречались раньше, в 1943 г. и в августе 1945 г., но эта встреча была
первой, о которой имеются документальные свидетельства. Режим секретности
запрещал делать записи о таких встречах. Сталин разбирался в людях, поэтому назначил
научным руководителем атомного проекта СССР именно молодого энергичного и
целеустремлённого физика Игоря Курчатова, который верил в успешный результат
создания атомной бомбы.
Сталин внушил Игорю Васильевичу, что атомный проект
должен разрабатываться без оглядки на затраты. Он дал ему понять, что
государство будет вкладывать в науку большие средства, но ожидает получить
практические результаты от этих вложений и надеется заручиться политической
лояльностью ученых. Он сказал Курчатову: «Дитя не плачет — мать не разумеет,
что ему нужно. Просите все, что угодно. Отказа не будет».
Атомная бомба была не только мощным оружием, она
была также символом силы государства. Сталин проводил свою политику
индустриализации СССР под лозунгом «догнать и перегнать» – это был любимый лозунг
Сталина. Этот призыв стал популярен с конца 20-х годов, когда Сталин с его
помощью доказывал, что для сохранения в стране диктатуры пролетариата, следовало
догнать развитые страны и превзойти их в экономическом отношении. Теперь этот
призыв вновь стал актуальным.
Сталин подчеркнул: « Не нужно искать более
дешевых путей. Главное для нас — максимально сократить сроки создания атомной
бомбы. Сейчас важно испытание. Этого не получится, если останавливаться на
деталях, заниматься шлифовкой мелких узлов. Должна быть освоена принципиальная схема
создания бомбы, совершенствование ее нужно оставить на потом».
Участники атомного проекта понимали, что если
они не создадут для Сталина атомную бомбу, то, несмотря на звания и положения, их
ждет непредсказуемое будущее.
В Советском Союзе после войны поднялась новая волна
репрессий. Сталиным были арестованы руководители Ленинградской партийной организации.
Западной теории «вейсманизму-морганизму» противопоставлялось отечественное
«мичуринское учение», и поэтому многие советские биологи были репрессированы.
Советские физики, приверженцы квантовой теории
и теории относительности, будущие лауреаты Нобелевской премии были обвинены. Лев
Давидович Ландау был обвинен в «антипатриотических заявлениях». Виталий Лазаревич
Гинзбург был проработан на заседании в «космополитических ошибках». Петра Леонидовича
Капицу обвинили в том, что «вносил чуждые нам настроения и ориентировал научную
молодежь не в направлении решения задач, стоящих перед нашей Родиной». Но
правда была в том, что они даже не были уволены с работы, ураган новых
репрессий над физиками пронесся мимо, не зацепив никого. По общепринятому
мнению – только из-за необходимости создания в СССР атомной бомбы. Бомба должна
стать символом экономической и технологической мощи СССР. Сталин хотел иметь
атомную бомбу.
В СССР началась атомная эпопея, длившаяся несколько
лет и вовлекшая в свою орбиту по всей стране сотни предприятий и сотни тысяч
людей. Работа требовала колоссального напряжения и средств. Она началась почти с
нуля и на пустом месте, при полном отсутствии опыта и необходимых знаний. В
разрушенной войной и в полуголодной стране создавали атомную бомбу.
Из воспоминаний дочери Сталина Светланы Аллилуевой
«Двадцать писем к другу»:
«Летом
1946 года Сталин уехал на юг – впервые после 1937-го года. Поехал он
на машине. Огромная процессия потянулась по
плохим тогда еще дорогам (после этого и начали строить автомагистраль на
Симферополь). Останавливались в городах, ночевали у секретарей обкомов,
райкомов. Отцу хотелось посмотреть своими глазами, как живут люди, – а кругом была
послевоенная разруха.
Валентина Васильевна, всегда сопровождавшая отца
во всех поездках, рассказывала мне позже, как он нервничал, видя, что люди живут
еще в землянках, что кругом еще одни развалины».
У Сталина были причины нервничать – большая европейская
часть страны была разорена нацистами, население голодало. С оккупированной территории
угнали в рабство в Германию тысячи юношей и девушек.
После войны в Европейской части страны остались
матери с выплаканными глазами, которые жили с воспоминаниями о погибших сыновьях,
вдовы с малолетними детьми и старики. А у большинства семей сохранись только
икона и вера в Бога. Научно-промышленные центры Ленинград, Сталинград, Харьков были
разрушены. Ленинград был единственным местом, где проводились исследования по
ядерной физике. Другим важным центром, сосредоточивавшим такие работы, был
Украинский физико-технический институт в Харькове. Ни один вождь в мире никогда
не признавал своих ошибок. Сталин не был исключением. Он никогда не признавал
своих ошибок.
Например, после суда, состоявшегося 11 июня
1937 года, по его личному указанию на следующий день расстреляли восемь лучших
командиров РККА. Военная квалификация была принесена в жертву политике и безопасности
сталинской системы. РККА была «обезглавлена его сталинскими репрессиями». Контраст
между вооруженными силами Германии и СССР был ужасающим. Лозунг Сталина «Враг
будет побежден мощным ударом и разбит на его территории» оказался фарсом. Война
пришла, и Сталин был застигнут врасплох. Это была не просто ошибка, и он
никогда не забывал об этом.
Игорь Васильевич Курчатов и Юлий Борисович Харитон
– будущий главный конструктор первой советской атомной бомбы изучали материалы о
конструкции плутониевой бомбы, которые передавал им Берия, и считали, что
первая советская атомная бомбы должна быть полной копией плутониевой бомбы США.
«Учитывая государственные интересы в условиях накаленных отношений между СССР и
США в тот период, а также ответственность ученых за успех первого испытания, —
писал позже Ю́лий Бори́сович Харитон, — любое другое решение было бы
недопустимым и просто легкомысленным». Курчатов не пытался уменьшить достижения
английских и американских ученых или увеличить роль работ своих коллег.
Памятные записки создают впечатление о человеке, который способен взяться за
ключевые вопросы, не давая воли личным чувствам.
В 1942
году в Чикагском университете построен первый в мире
ядерный реактор под руководством Энрико Ферми в рамках работ, позднее ставших
основой Манхэттенского проекта, по проверке возможности осуществления
управляемой самоподдерживающейся цепной ядерной реакции и подготовки к созданию
промышленных реакторов для наработки оружейного плутония.
Получение плутония требовало огромных
нейтронных потоков, которые можно было бы сравнительно легко получить лишь при
самоподдерживающейся цепной ядерной реакции.
В 1955 г. Ферми и Силарду был выдан патент США №
2708656 на «нейтронный реактор» (заявка была подана ещё в 1944 г.). Место, на котором
построен первый атомный реактор, внесено в списки исторических
достопримечательностей города Чикаго США – там установлен памятник «Nuclear
Energy».
Согласно теории плутоний для атомной бомбы
можно получить в атомном реакторе, когда в ядра урана попадают нейтроны и
расщепляют их на две половинки. Нейтроны, должны лететь с низкой скоростью. Ядра
урана-235 делятся при взаимодействии с нейтронами, движущимися с любой
скоростью, но быстрые нейтроны очень активно поглощаются ядрами урана-238, что
может вызвать прекращение цепной реакции. При этом на медленные нейтроны
уран-238 «не обращает внимания», поэтому одна из главных задач для
осуществления цепной реакции – умение замедлить вторичные нейтроны. Часть
атомов урана-238 после захвата одного нейтрона в несколько стадий превращается в
плутоний-239. В качестве замедлителей можно использовать тяжелую или обычную
воду и химически чистый графит. Отсюда вытекала серьезная проблема: какое вещество
эффективнее всего было применить, чтобы "погасить " скорость нейтронов.
Советские ученные также рассматривали три
материала – это графит, обычная вода и тяжелая вода. Разрабатывать эти
направления поручили трем секторам Лаборатории № 2. Лидирующее положение среди
них почти сразу занял сектор № 1 урано-графитовых реакторов, которым руководил
сам И.В. Курчатов.
Принципиальным сторонником атомных реакторов,
где замедлителем нейтронов служила тяжелая вода, был физик Абрам Исаакович
Алиханов. В 1949 году в рекордно короткий срок, менее двух лет, под его
руководством был построен первый в СССР исследовательский реактор на тяжелой
воде. Действительно, для работы такого реактора требовалось в 15 раз меньше
урана, чем с графитовым замедлителем. В условиях, когда в СССР в то время даже
не были разведаны месторождения урана, это был серьезный аргумент в пользу реакторов
на тяжелой воде. Однако во всем Советском Союзе не было и двух килограммов
тяжелой воды, а требовалось – десятки тонн. Процесс ее получения был очень
дорогим и требовал огромного количества электроэнергии. Научный руководитель
уранового проекта Курчатов считал, что графит производить дешевле и быстрее,
чем тяжелую воду. Кстати, спустя десять лет опыт работы того и другого типа
реакторов показал, что тяжеловодные реакторы имеют больше плюсов, чем уран-графитовые.
Но "поезд, что, называется, ушел". Преимущественное развитие в
советской атомной промышленности получили уран-графитовые реакторы со всеми
присущими графиту проблемами.
Атомный реактор, который в документах
назывался Ф-1 (первый физический), создавался как опытная площадка для
отработки технологий и процессов получения плутония. Он был спроектирован и
построен в Лаборатории № 2 АН СССР, которая находилась в Москве, современный
адрес — площадь Курчатова, 1. Находясь формально в составе Академии наук,
Лаборатория № 2 подчинялась на самом деле Первухину, заместителю председателя Совета
народных комиссаров. Первухин был представителем правительства, который руководил
работой по созданию первого опытного уран-графитового реактора Ф-1.
Реактор Ф-1 заработал – это был первый крупный
успех советской атомной программы. Физики поздравили друг друга. Курчатов
объявил: «Теперь атомная энергия подчинилась воле советского человека».
Через несколько дней для проверки Ф-1 приехал
сам Лаврентий Павлович Берия. Физики еще раз рассказали ему, как шла работа,
подтвердили, что реактор работает. Но, кроме щелканья нейтронных счетчиков,
ничего не было слышно и совсем ничего не было видно. У Берии сразу же
пробудились подозрения. «И это все?» — спросил он. Получив утвердительный
ответ, Берия пожелал войти в помещение с реактором и посмотреть поближе.
Курчатов ответил, что это было бы слишком опасно, и подозрения Берии только
укрепились.
28
декабря 1946 года: Сталин получил доклад об успешном
запуске атомного реактора в СССР.
В самые первые дни работы (25-26-27 декабря
1946 года) уран-графитового реактора Ф-1 получили впервые в СССР ядерную цепную
реакцию. При этом была доказана возможность регулировать работу атомного
реактора, и в нужных пределах управлять протекающей в нем цепной ядерной
реакцией. Курчатов получил теоретические и практические обоснования для наработки
оружейного плутония.
В активной зоне котла находилось 400 т графита
и 50 т урана. Практически с первого же дня атомный реактор стали
эксплуатировать в круглосуточном режиме. Специальной системы теплоотвода не
было, а при работе на больших мощностях тепло аккумулировалось в большой массе
графита. Затем графитовую кладку охлаждали струей воздуха от вентилятора.
Активную зону атомного котла, оборудовали
поглощающими кадмиевыми стержнями для управления цепной реакцией, а также
датчиками и приборами контроля нейтронного потока. Перед тем как поднять
поглощающие стержни, еще раз проверили все системы безопасности. Но на всякий
случай возле веревки, на которой был подвешен кадмиевый стержень аварийной защиты,
Игорь Васильевич велел положить рядом самый обыкновенный топор, если возникнет
аварийная ситуация, и приборы и защита не сработают, веревку нужно было
перерубить, тогда стержень упадет в активную зону и остановит цепную реакцию.
Игорь Васильевич сам сел за пульт и начал
извлекать из активной зоны кадмиевые стержни. Счетчик радиации "щелкнул"
– зафиксировал нейтронный поток, который рос в геометрической прогрессии.
Когда, по показаниям гальванометра, выделяемая в котле тепловая мощность
достигла нескольких десятков ватт, с помощью регулирующих стержней стабилизировал
процесс, и вскоре, используя стержень аварийной защиты, заглушил реакцию.
Курчатов писал в официальном отчете
руководству страны.
«За этот сравнительно небольшой срок ученым
удалось создать основы ядерных процессов, наладить производство урановых
тепловыделяющих элементов и сверхчистого графита, сконструировать и изготовить
приборы контроля и управления цепной реакцией».
Самое главное, на первом физическом атомном
ректоре были получены весовые количества плутония, до этого физики располагали
лишь совсем малым, индикаторным, количеством этого элемента, достаточным лишь
для его идентификации. «Блочки», в которых уран-238 превратился в плутоний,
доставили в НИИ-9. «Блочок» профессиональный – технический термин, который был введен
в обиход советскими физиками при проектировании первых реакторов. «Блочок» представлял
собой сердечник из металлического урана естественного состава в оболочке из
коррозионно-стойкого сплава алюминия. В 1946 г. Курчатов пригласил к участию в атомном
проекте лучшего в стране металловеда – Андрея Анатольевича Бочвара. Сотрудники
института выделили новый элемент – плутоний и приступили к исследованиям его
атомных и физико-химических свойств, без чего невозможно было сконструировать
атомную бомбу.
Проблемой получения и изучения плутония
занимался родной брат Игоря Васильевича, Борис – радиохимик по образованию. Борису
Курчатову принадлежали первые радиохимические исследования, выполненные для
Игоря Курчатова.
21
декабря 1945 года был сделан окончательный выбор
площадки под строительство атомного завода и жилого городка – его утвердили
постановлением Совета министров СССР. Место было выбрано на Южном Урале в
пятнадцати километрах к востоку от города Кыштыма и в восьмидесяти километрах к
северо-западу от Челябинска. Еще до конца года там уже появились первые
строители.
Советский атомный комплекс был назван
Челябинск-40. Он должен был стать советским эквивалентом американского атомного
комплекса в Хэнфорде.
Одним из первых в мире промышленным реактором
по производству плутония был уран-графитовый реактор «В» в Хэнфорде штат
Вашингтон, США. Он запущен в 1944 году, мощность – 250 МВт, производительность –
6 кг
плутония в месяц. Количество каналов – 2004. Реактор содержал около 200 тонн
металлического необогащённого (природного) урана, 1200 тонн графита и
охлаждался водой со скоростью 5 кубометров/мин. На этом реакторе был получен
плутоний для первого ядерного устройства, сброшенного на Японию в августе 1945 г.
Главным конструктором первого советского атомного
реактора был Николай Антонович Доллежаль – дважды Герой Социалистического
Труда, награжденный шестью орденами Ленина, лауреат Ленинской премии и четырех
Государственных премий. Таких людей в России больше не осталось…. Его имя
долгие годы было окутано секретностью, при его прямом участии проводились
конструкторские разработки реактора и стендовые испытания его основных узлов.
Научное руководство осуществлял Игорь Васильевич Курчатов. Доллежаль считал
бомбардировку Хиросимы «отвратительным актом циничного антигуманизма». Если это
было так, то имел ли Советский Союз право создать и использовать такое же
оружие? Ответ Доллежаля на этот вопрос был положительным по двум причинам.
Во-первых, создание оружия было не тем же самым, что его использование против
мирных городов. Цели будет выбирать военное и промышленное руководство. И, хотя
Доллежаль кое-что знал об ужасной чистке 1937 г., «это дела внутренние, так сказать,
домашние». Советский Союз, насколько он понимал, не нарушал законов войны. В
отличие от немцев, русские не уничтожали мирное население; в отличие от
союзников, они не применяли ковровую бомбардировку германских городов. Второй
аргумент Доллежаля сводился к тому, что обладание атомной бомбой не обязательно
означает, что она может быть использована. Все основные участники второй
мировой войны имели в своем распоряжении химическое оружие, но никто из них не
воспользовался им. Причиной этому было опасение ответных действий.
Николая
Антоновича как-то спросили: «Почему именно вас выбрал Курчатов в качестве
главного конструктора первого реактора по наработке плутония для атомной бомбы?
–
Я
говорил Курчатову, что ничего не понимаю в физике. Игорь Васильевич мне
ответил: – Чепуха! Вы работали на молекулярном уровне, будете работать и на
атомном». «Я многих руководителей повидал на своем веку, но такого, как
Курчатов, не помню. Очень умный, в высшей степени порядочный человек, никогда
не повышал голоса. Его все уважали, и ему завидовали многие. Думаю, что и Капица
завидовал. Это только версия, что он ушел из атомного проекта, потому что хотел
работать лишь над мирными проблемами. Вторую роль играть не хотел».
При посещении Николаем Антоновичем Доллежалем лаборатории
№ 2 Курчатов предложил, как у реактора Ф-1 горизонтальное расположение каналов с
урановыми «блочками». Из материалов присылаемых советскими разведчиками,
работающими в Манхэттенском проекте США, было известно, что именно на реакторах
с горизонтальным расположением технологических каналов американцы получили
плутоний для своих первых атомных бомб.
Конструкторы НИИхиммаша отвергли горизонтальную
компоновку атомного реактора и предложили свой вариант – вертикальный. На
заседании НТС они смогли доказать его преимущества перед американским.
В январе 1946 года в НИИхиммаше началось проектирование
первого в стране атомного реактора, проект был разработан за четыре месяца.
Рабочие чертежи реактора и основные материалы проектных институтов
согласовывались с Курчатовым и после утверждения принимались к изготовлению
заводами. Игорь Васильевич Курчатов каждые три-четыре дня приезжал в НИИхиммаш
и детально знакомился с ходом проектирования. Это позволило ему вовремя
корректировать рабочий процесс.
Первоначально реактор "А"
предполагалось эксплуатировать в течение 3-х лет. Однако заложенные в
конструкцию основных узлов реакторной установки запасы по работоспособности и
надёжность работы оборудования с учетом последующей модернизации позволили
поднять мощность реактора в 5,3 раза и эксплуатировать его 38,5 лет.
Атомный реактор «А1» представлял из себя
сложнейшее инженерно-техническое сооружение того времени.
В нём было смонтировано: 5000 т
металлоконструкций и оборудования, 230 км трубопроводов разного диаметра, 165 км электрического
кабеля, 5745 единиц запорно-регулирующей арматуры, 3800 приборов.
Активная зона реактора была набрана из
графитовых колонн в форме вертикального цилиндра диаметром 9,2 м и высотой 9,2 м. Колонны, в свою
очередь, составлены из графитовых блоков высотой 600 мм с квадратами в
сечении 200х200 мм. На всю высоту в графитовом блоке выполнено центральное
отверстие диаметром 44 мм.
Общий вес графитовой кладки –1050 тонн. Колонны графита, установленные вокруг колонн
с технологическими каналами, играли роль бокового отражателя. Графитовая кладка
опиралась на стальную цилиндрическую коробчатую конструкцию, в которую вварены
трубы технологических каналов и каналов управления и защиты. Кладка была
окружена кольцевым баком шириной 1,3
м, который был заполнен проточной водой. Сверху графитовая
кладка была закрыта верхней защитной цилиндрической коробчатой
металлоконструкцией, опирающейся на бак боковой защиты. В верхнюю
металлоконструкцию были вварены трубы-тракты для прохода технологических
каналов и каналов системы управления и защиты реактора.
Конструкция и размеры биологической защиты
реактора допускали непосредственное обслуживание реактора в период его работы
на полной мощности. Для управления реактором были усыновлены привода для управления
и аварийной защиты.
Технологические трубы в количестве 1124 штук,
проходившие через кладку реактора, были изготовлены из алюминиевого сплава
диаметром 43 мм
с толщиной стенки 1 мм;
на внутренней поверхности труб по всей длине имелись 3 ребра, рёбра
технологических труб обеспечивали дистанционирование «блочков» от стен труб с
целью равномерного охлаждения рабочих блоков водой.
Технологические трубы предназначены для
загрузки в них рабочих «блочков». Каждый «Блочок» выполнен в виде стержня из
урана, покрытого чехлом из алюминиевого сплава. Длина рабочего блока 102 мм, диаметр 35 мм.
В один технологический канал загружалось 74
блока. Для установки блоков в заданном районе по высоте активной зоны, в
технологические каналы предварительно загружались цилиндрические блоки из
алюминия, которые являлись опорой для рабочих «блочков» и располагались в
районе труб-трактов нижней металлоконструкции.
Загрузка и выгрузка « блочков» должна была проводиться
на работающем реакторе. Под реактором были смонтированы разгрузочные устройства.
Сверху каждый канал оснастили запорным устройством, которое позволяло
производить через него загрузку «блочков» в технологический канал.
Верхняя защита реактора находилась на высоте 9,3 метров ниже уровня
земли. Вокруг реактора были построены стены из бетона толщиной 3 м, и они были заполнены
большими резервуарами для воды. Вода для охлаждения реактора бралась из озера и
возвращалась в него без стоков, загрязняя озерную воду радиоактивными
продуктами. Общий расход воды был 2500 м3/час. Температура воды на выходе из
реактора была 85-90 град.
В
первые месяцы 1946 года были проложены новые
подъездные дороги и подготовлена площадка для строительства. Рытье котлованов
под фундаменты началось летом. Во главе строительства был поставлен генерал-майора
Яков Давидович Рапопорт, который в 1930-е годы был одним из ответственных за
строительство Беломорско-Балтийского канала. Та стройка, которой он руководил, вошла
в историю трагической страницей из-за неоправданной гибели свыше десяти тысяч
заключенных, работавших на ней. Поселок Челябинск-40 также строился
заключенными, причем, одновременно там работало не менее 70 тысяч человек.
В
августе 1946 года приступили к активным работам по
рытью котлована под будущий реактор, вертикальная конструкция которого
требовала углубления в 54
метра.
В
апреле 1947 года земляные работы на котловане были
завершены. Окончательная глубина низшей точки составила 53 метра. На
заключительном этапе выемки скального грунта было занято 11 тысяч землекопов.
Всего было извлечено 157 тысяч кубометров грунта. Вручную с минимальной
механизацией работ за семь зимних месяцев был подготовлен невиданных до этого
размеров котлован. В июле 1947
г. приказом заместителя министра МВД СССР В.В.Чернышова
для стимулирования труда заключенных была разрешена выдача 100 грамм водки один раз
в пять дней за выполнение норм выработки, а для стрелков охраны, при выполнении
плана бригадой, охраняемой ими, зарплата повышалась на 20%. В случае
невыполнения сменных заданий, охрана лишалась доплаты, заключенные – водки, а
вольнонаемные работники оставались на объекте до пяти суток на казарменном
положении.
В июле
1947 года были завершены работы по бетонированию шахты
до отметки ±0, уложено 82 тыс. м3 железобетона, смонтировано 6 тыс. тонн
арматуры. Впервые был применен «тяжелый» бетон, в состав наполнителя
добавлялась железная руда для улучшения биологической защиты.
В
начале 1948 года Курчатов приехал в Челябинск-40 для наблюдения
за сборкой реактора. Реактор для производства плутония назвали «Установка А»,
или «Аннушка». Он находился в котловане глубиной 18 метров, над которым
выстроили высокое сооружение. Сборка реактора началась в марте 1948 года.
Обращаясь к инженерам, Курчатов процитировал слова Пушкина из поэмы «Медный
всадник». Как известно, в этой поэме рассказывается, как Петр Великий закладывал
великий город на берегах Невы «назло надменному соседу». В поэме имелась в виду
Швеция. «У нас все еще хватает надменных соседей», – сказал Курчатов.
Весной
1948 года Сталин понял, что атомной бомбы в ближайшее
время у него не будет – двухгодичный срок, отведенный им на "урановый
проект", давно истек.
Сталин был взбешен, он считал, что только
наличие атомного оружия у СССР закрепило бы за ним статус сверхдержавы, что
Советский Союз снова беззащитен, как в недалеком 1941 году, но теперь уже перед
атомной бомбой США. Академик Иоффе, естественно, не стал напоминать Сталину о
том, что на сессии Академии наук в 1936 году возглавляемый им Ленинградский
физико-технический институт был подвергнут жесткой критике "за отрыв от
практических нужд социалистического строительства". В конце 30-х годов
были арестованы Л.Д.Ландау и В.А.Фок. Погибли в лагерях С.П.Шубин, А.А.Витт и
М.П.Бронштейн. В 1938 году последовал разгром "троцкистов" на
физическом факультете Московского государственного университета. Испугавшись
сталинского террора, не вернулся на Родину из заграничной командировки
выдающийся молодой физик Г.А.Гамов. Несколько лет не мог работать из-за
сильнейшей депрессии, вызванной преследованиями правительства, будущий
Нобелевский лауреат, любимый ученик великого Э. Резерфорда П. Л. Капица.
Беспощадной обструкции подверглись сотрудники Физического института АН СССР
(ФИАН) Б.М.Гессен и будущий Нобелевский лауреат И.Е.Тамм. Через пять дней после
нападения Германии на СССР 30 сотрудников института Иоффе ушли в армию
добровольцами или по мобилизации, а месяц спустя их число возросло до 130.
Институт был реорганизован, приоритет теперь отдавался оборонным работам, в
которых институт к тому времени уже участвовал. Курчатов вынужден был оставить
свои работы по делению ядра, и его лаборатория была расформирована. Часть ее
оборудования перевезли в Казань, куда был эвакуирован институт Иоффе.
Остальное, включая недостроенный циклотрон, осталось в Ленинграде. Курчатов
присоединился к группе Анатолия Александрова, чтобы работать по проблеме защиты
кораблей от магнитных мин.
Всесильный маршал Берия теперь знал, что и его
судьба висит на волоске. Лаврентий Павлович распорядился, чтобы о делах на
атомном реакторе "А" ему докладывали ежедневно. Простой монтажников
более чем на два часа, а также недопоставки оборудования расценивать как «чрезвычайное
происшествие».
За ошибку наказывались строго, подчас
беспощадно. Этим славился Ванников. Известен случай, когда инженер Абрамзон,
допустивший погрешность при монтаже оборудования, прямо из цеха был отправлен в
лагерь, который находился тут же, за стенами корпуса "А". Ванников
отобрал у несчастного пропуск и сказал: "Ты не Абрамзон, а Абрам в зоне",
и этого оказалось достаточно, чтобы посадить человека на много лет.
Под наблюдением научного руководителя стройки Курчатова
и Ванникова, который с 1942 года возглавлял народный комиссариат боеприпасов, в
реактор уложили урановые «блочки» в алюминиевых оболочках. На комбинат
доставили несколько сотен тонн урана, из которых около 100 тонн было вывезено
из Германии в 1945-м.
7 июня 1948 года Курчатов начал физический пуск реактора. Ночью реактор "поднялся" до десяти
киловатт мощности. Игорь Васильевич заглушил цепную реакцию и остановил реактор
– стало ясно, что "Аннушка" может работать.
Через
два дня эксплуатация началась. А через неделю в оперативном журнале Курчатов
сделал такую запись: "Начальникам смен! Предупреждаю, что в случае
остановки подачи воды будет взрыв, поэтому ни при каких обстоятельствах не
должна быть прекращена подача воды.... Необходимо следить за уровнем воды в
аварийных баках и за работой насосных станций". Вода с реактора
возвращалась горячей настолько, что за несколько сезонов озеро совершенно
изменилось. Вода в озере не замерзала даже в самые суровые зимы. Здесь всегда
парило, и царил иней, создавая совершенно невероятные узоры. По берегам таились
лисы, поджидая уток и гусей, которые во множестве тянулись к теплой воде.
Неужели
Игорь Васильевич предвидел Чернобыль?! Ведь первый реактор «Аннушка" был прототипом
реактора РБМК-1000. К сожалению, предотвратить катастрофу в 1986 году он не смог,
хотя и предупреждал о ней еще летом 1948-го. К слову, атомщики допустили преступление,
оставили реактор РБМК-1000 на Чернобыльской АЭС без должного охлаждения.
19 июня 1948 года первый в СССР
уран-графитовый промышленный ядерный реактор «А» для наработки оружейного
плутония был выведен на проектную мощность. К этому времени в нем уже было
накоплено несколько микрограммов плутония. Победный рапорт моментально ушел в
Москву. Берия доложил Сталину об успехе. Тогда он еще не знал, что случилась
первая авария.
В июле реактор начал работать, но возникли
неожиданные проблемы. Началась сильная коррозия алюминиевой оболочки «блочков».
Еще более серьезной проблемой стало разбухание «блочков», возникновение складок
и выступов на поверхности урана. Представители Берии заподозрили саботаж, но
Курчатов заявил, что вполне можно ожидать сюрпризов в поведении материалов в
сильных нейтронных полях. Одним из самых тяжелых видов аварий были так
называемые "козлы", когда расплавлялись и разрушались трубы,
охлаждающие реактор, и урановые «блочки» спекались с графитом. Такая авария
произошла уже в первые сутки работы реактора.
Приборы, расположенные на площадке
влагосигнализации, зарегистрировали высокий уровень радиоактивности воды,
составляющий примерно триста доз от допустимого уровня. Реактор стали
"тормозить", и в двенадцать часов дня двадцатого июня он был
полностью остановлен, проработав лишь несколько часов.
Складывалась драматическая ситуация. Что
делать? Сразу после доклада Берии об успешном пуске немедленно доложили о первой
крупной неприятности. Берия понял опасность. Б. Л. Ванников на вопрос:
"Когда будет работать реактор?", ничего определенного ответить не
смог.
Немедленно созвали на совещание всех, кто был
способен изменить ситуацию. Все признали, что технологии и инструментов
ликвидации такой аварии нет.
Пробовали выжигать урановые «блочки» и растворять
алюминиевую оболочку и трубу щелочью, а после этого сверлить пустотелыми
фрезами. Однако результата этот метод не дал. Круглосуточная лихорадочная
работа коллектива реакторного завода в течение трех недель была
малоэффективной. Спекшиеся урановые «блочки» извлечь не удавалось.
Все аварийные работы проходили в условиях
повышенного фона гамма-излучения и большой концентрации радиоактивных
аэрозолей, что привело к облучению персонала и радиоактивному загрязнению
помещений здания, где размещался реактор.
Под непрерывным давлением Берии, Курчатов дает
указание вывести реактор на полную мощность, так и не ликвидировав до конца
последствия первой аварии.
25
июля, 1948 года на тридцать шестой день пуска,
произошло повторное спекание урановых блоков с графитом. На этот раз решили
реактор не останавливать, ликвидировать аварию на работающем агрегате.
Ликвидация второго "козла"
происходила уже с учетом опыта первой аварии, но трудностей от этого не
становилось меньше. Чтобы снизить выброс радиоактивных аэрозолей и пыли с
ураном в воздух, а также ускорить процесс охлаждения режущего инструмента, на
место аварии подавалась вода. В результате графитовая кладка подвергалась
недопустимому увлажнению. Контакт влажного графита и труб (технологических
каналов), в которых находились урановые «блочки», привели к массовой коррозии
металла. Вода стала заливать графитовую кладку.
Курчатов, и Славский, а также все, кто был
тогда на "Аннушке", получали огромные дозы. Дальше так работать было
нельзя. Нечеловеческое напряжение сил, самоотверженность и даже осознанное
самопожертвование при работе в мощных полях излучений реактора не могли
остановить нарастающей "болезни" реактора.
У коллектива эксплуатационников не было опыта
работы на таком опасном аппарате, учиться приходилось на ходу методом проб и
ошибок. Плюс к тому оборудование, люди ежеминутно подвергались воздействию
очень мощных полей радиации, часто кардинально изменявших свойства материалов и
создающих прямую угрозу здоровью и жизни людей.
Технологические нарушения, аварии приводили к переоблучению
людей. В первый год работы реактора персонал нередко работал без дозиметров. Обслуживающему
персоналу в качестве «защиты от радиации» полагалось по 100 г спирта на душу. Рабочие,
выполнив задание, всегда очень торопились подписать документы на получение
заветных 100 граммов.
Во всех биографиях Курчатова события начала 1949 г. вообще не
излагаются. Об авариях промышленного реактора сообщается закодированной фразой:
«Не всегда и не все шло гладко, как это, вообще, бывает в новом деле». Безусловно,
что именно облучения, которых было несколько, резко сократили жизнь Курчатова.
В 1950-е годы он сильно и быстро физически ослаб, часто болел и умер в 1960 г. в возрасте 57 лет.
Но его имя останется в истории русской цивилизации. Благодаря его самоотверженной
работе до сих пор на земле не произошла война с применением ядерного оружия.
Генерал МВД Завенягин, наблюдавший за работой
заключенных, которая также шла по сменам, тоже облучился. Он умер в 1956 г. в возрасте 55 лет.
Больше всего пострадал Б.А.Никитин, руководитель пуска радиохимического завода,
также принимавший участие в «дефектации» урановых блоков. Дефектные блоки
поступали именно в руководимый им сектор «объекта». У него развилась более
острая форма лучевой болезни, перешедшей в хроническую, от которой он и умер в 1952 г. в возрасте 46 лет.
В конце 1948 г. началась массовая протечка технологических
каналов и увлажнение графитовой кладки. В установленных в реакторе алюминиевых
трубах в первой загрузке не была анодирована поверхность труб. При попадании
воды в графитовую кладку из-за контакта графит-вода-алюминий возникал интенсивный
коррозионный процесс. Эксплуатировать реактор с такими трубами стало
невозможно.
20 января 1949 г. реактор был остановлен
на капитальный ремонт. Возникла сложнейшая проблема – как заменить
технологические каналы и сохранить при этом все ценные урановые «блочки». Можно
было разгрузить урановые «блочки» через сконструированную систему разгрузки.
Однако при их прохождении вниз по технологическому тракту в канал-бассейн
выдержки могли произойти механические повреждения оболочек «блочков», что не
допустило бы их повторную загрузку в реактор. А запасной загрузки урана в то
время не было. Нужно было сохранить эти уже частично облучённые и сильно
радиоактивные урановые «блочки».
В технологических каналах реактора оставались
урановые «блочки». Их нужно было извлечь любой ценой, потому что в стране для
второй загрузки реактора просто не было урана. И тогда служба главного механика,
разработала специальные "присоски", которые позволяли извлекать
урановые блоки вверх, в центральный зал реактора.
Без облучения участников этой операции
обойтись было нельзя. Надо было делать выбор: либо остановить реактор на
длительный период, который Юлий Борисович Харитон оценивал в один год, либо
спасти урановую загрузку и сократить потери в наработке плутония.
Реактор, запущенный на полную мощность в июне
1948-го, был остановлен примерно в середине цикла. По расчетам его создателей,
в загруженных в него 150 тоннах урана, было достаточно плутония для
изготовления первой советской атомной плутониевой бомбы, испытание которой, по
решению правительства, следовало провести до конца 1949 г.
Жорес Медведев
в своей книге «Неизвестный Сталин».
Для устранения последствий аварии нужно было
полностью разобрать реактор, извлечь из него 39 тысяч урановых «блочков»,
перезагрузить 150 тонн урана, покрыть «блочки» более устойчивым к мощному
нейтронному потоку анодированным алюминием, срочное изготовление которого
поручалось заводам авиационной промышленности. Работы по перезагрузке реактора
можно было выполнять лишь вручную. Требовались тысячи рабочих, летальное
облучение которых – и внешнее, и внутреннее (через легкие) – было неизбежно. Ни
респираторов, ни дозиметров тогда еще не применяли.
Предстоял выбор: либо не подвергать опасности
людей, либо спасти урановую загрузку и сократить потери в наработке плутония.
Руководством Первого главного управления (ПГУ) и научным руководителем было
принято второе решение – спасти урановую загрузку. Это было совместное решение
Л.П.Берии, Б.Г.Ванникова, начальника ПГУ, его заместителя А.П.Завенягина и
И.В.Курчатова. Вся работа по извлечению из реактора 39 тысяч урановых блочков –
150 тонн урановой начинки реактора – заняла 34 дня. Каждый «блочок» требовал
визуального осмотра...».
В записанных воспоминаниях Ефима Павловича Славского,
бывшего в 1949 г.
главным инженером аварийного реактора (в 1947—1949 гг. Славский занимал
должность главного инженера-замдиректора комбината № 817, ныне ПО «Маяк». – Ред.),
свидетельствуется: «Решалась задача спасения урановой загрузки и наработки
плутония самой дорогой ценой – путем неизбежного облучения персонала. С этого
часа весь мужской персонал объекта, включая тысячи заключённых, проходит через
операцию выемки труб (а среди них и частично поврежденных «блочков»). В общей
сложности было извлечено и вручную переработано 39 тысяч урановых «блочков».
Курчатов первым шагнул в ядерное пекло, в
полностью загазованный радионуклидами центральный зал аварийного реактора.
Возглавил операцию разгрузки поврежденных каналов и дефектацию выгружаемых
урановых блочков путем личного поштучного их осмотра...
"Эта
эпопея была чудовищна", – вспоминал трижды Герой социалистического труда
Ефим Павлович Славский, будущей министр атомной отрасли СССР. Он рассказал, что
Курчатов сидел за своим столом в зале, а рядом с ним складировались облученные
урановые «блочки». Курчатов их осматривал. "Если бы сидел до тех пор, пока
все не отсортировал, он мог погибнуть".
Основную работу по разборке» блочков» реактора
проводили тысячи заключенных. Вокруг «объекта» находилось несколько лагерей,
где содержались в основном бывшие остарбайтеры, репатриированные из Германии
советские граждане, а также военные строители (тоже, практически, заключенные),
солдаты в основном из штрафбатов – их не демобилизовывали по окончании войны, а
направляли на секретные стройки.
26 марта 1949 года "Аннушка" вновь
начала нарабатывать плутоний...
Прежде всего, следовало свести к минимуму
остановки реактора. В первое время они исчислялись десятками и были связаны с
нарушениями технологии и ложными срабатываниями аварийной защиты. Об остановках
немедленно докладывалось наверх, а о наиболее продолжительных – самому Берии.
Иногда он сам звонил по "ВЧ" и спрашивал:
– «Дышит или не дышит?».
Очень многое зависело от инженеров,
управляющих аппаратом. Даже незначительный недосмотр, мелкая оплошность могли
привести к остановке на целые сутки.
Чаще всего остановка реактора происходила при
недопустимой динамике изменения расхода воды, охлаждающей урановые «блочки».
Если первым
элементом, сердцем атомного комплекса в Челябинске-40 считалась «Аннушка» – промышленный
уран-графитовый реактор А-1, то вторым элементом несомненно был «объект Б» –
радиохимический завод, где плутоний выделялся из урана, облученного в реакторе.
Завод по выделению плутония был готов в декабре 1948 года и начал производить продукцию
в начале следующего года. Вместе с ним был построен «объект С» – хранилище
радиоактивных отходов, печально известное из событий «Кыштымской аварии» 1957
года.
Третьей составляющей Челябинска-40 был «объект
В» – химико-металлургический завод, где выделенный плутоний очищали и
перерабатывали в металл для бомб. Первый «продукт» (концентрат плутония,
предварительно очищенный от основной массы урана и продуктов деления) поступил
на переработку 26 февраля 1949 года. Освоение процесса шло трудно: с
радиохимического завода часто приходил некондиционный продукт, большое
количество примесей осложняло процесс очистки.
Создание атомной бомбы с использованием урана задерживалось
на несколько лет из-за технических проблем. Для нее требовался уран-235, а его
необходимо было получать дорогостоящим методом газодиффузионного отделения
изотопа урана-235 от природного урана, в составе которого почти 99,3%
составляет изотоп уран-238.
К июню
1949 года на заводе было накоплено достаточно плутония
для изготовления первой атомной бомбы, и поезд с плутонием направился в город
Арзамас-16, где сделали первый ядерный заряд, который успешно испытали на Семипалатинском
полигоне.
21 августа 1949 года основной заряд прибыл на
полигон. В 4 часа утра 29 августа атомная бомба была поднята на испытательную
башню высотой 37,5 м.
Бомба взорвалась с мощностью в 20 килотонн. Это был успех. Событие произошло 29 августа 1949 года, спустя четыре
года после первого ядерного испытания в США. По радиоактивным продуктам взрыва,
распространившимся в верхних слоях атмосферы, американцы определили к середине
сентября, что это была почти копия бомбы, сброшенной 9 августа на Нагасаки.
Советский Союз не объявлял об испытании бомбы, так как Сталин боялся, что США нанесёт
превентивный удар по «Аннушке».
Сталин был
верен себе.
Секретным, указом Верховного Совета СССР большая
группа участников создания атомной бомбы была удостоена правительственных
наград. Высшую награду – звание Героя Социалистического Труда и медаль «Золотая
Звезда» – получили ученые Курчатов, Флеров, Харитон, Хлопин, Щелкин, Зельдович,
Доллежаль и академик Андрей Анатольевич Бочвар, научный руководитель
радиохимических работ на комбинате «Маяк». «Золотую Звезду» и звание Героя
Соцтруда получил немецкий профессор Николаус Риль. Всем им от имени
правительства были также подарены дачи под Москвой и автомобили «Победа».
Курчатов, в порядке исключения, получил машину «ЗИС». Все награжденные были
удостоены Сталинских премий. Берия, получил только орден Ленина. Сталин, очевидно,
хотел подчеркнуть, что главная заслуга в организации всех работ по проблеме № 1
в СССР созданию атомной бомбы принадлежала не Берии, а ему.
Головной организацией по строительству
объектов атомной промышленности в 1946-1953 гг. было Главное управление лагерей
промышленного строительства НКВД (Главпромстрой). В силу пресловутой
секретности судьба многих тысяч строителей-заключенных остается до сих пор
неизвестной. Покрыты мраком тайны, где и когда закончились их горькие судьбы. Известно,
что в постановлении от 14 июля 1949
г. № 3071-1272cc «О дальнейшем использовании бывших
заключенных, солдат-репатриантов и спецпоселенцев, работающих на строительстве
объектов МВД СССР» обязывалось до 15 августа 1949 г. вывезти в Дальстрой МВД
СССР (Дальстрой МВД СССР – государственный трест по дорожному и промышленному
строительству в районе Верхней Колымы) со строящихся объектов ПГУ,
расположенных на Урале, бывших заключенных, осужденных за антисоветскую
деятельность, а также солдат-репатриантов и спецпоселенцев, имевших связи с
заграницей или сотрудничавших с фашистскими оккупантами, для работы в качестве
вольнонаемных, заключив с ними договора (трудовые соглашения) сроком на 2-3 года.
Перед отправкой в Дальстрой МВД СССР проводился подробный инструктаж с каждым
из выезжающих в отдельности о поведении его в связи с отъездом с объекта (запрещение
информировать кого-либо по службе, в том числе и руководящих работников по
месту новой его работы, а также родственников и знакомых о месте расположения
строительства, содержании работы, наименовании и назначении стройки, мощности,
существующем режиме на объекте и других сведениях, которые стали известны ему
как по характеру выполнявшейся работы, так и от других лиц, с которыми он
соприкасался на строительстве). Как известно обратного билета с Колымы не было. «Аннушка» была центральной структурой большого
комплекса по производству ядерного оружия, урановые блоки загружали в реактор и
облучали нейтронами – часть атомов урана-238 после захвата одного нейтрона в
несколько стадий превращалась в плутоний-239. Из облученных блоков плутоний
извлекали химическим путем, затем отправляли в металлургический цех, а оттуда в
виде отливок устанавливали на токарные станки, где с особо высокой точностью
вытачивались полусферы, заряды для ядерных бомб.
«Атомная бомба» дала возможность Сталину проводить
жестокую миссионерскую деятельность по насаждению коммунизма в оккупированных странах
Восточной Европы. Сталин уже не искал примирения и компромиссов с Трумэном, подобно
тому, как он делал это в отношениях с Рузвельтом и Черчиллем во время второй
мировой войны.
Сталин ненавидел европейские капиталистические
страны, где, по его мнению, все еще жил дух барства феодальной аристократии. Столицы
древних государств Центральной и Восточной Европы – Варшава, Берлин, Прага,
Вена, Будапешт, Белград, Бухарест, их население оказались в советской зоне –
все они в той или иной форме подчинились советскому влиянию.
США со своей экономической мощью препятствовали
распространению коммунизма в странах Западной Европы. С целью исключения
коммунистов из правительств стран Западной Европы, им была представлена
экономическая помощь.
В 1948 году Сталин, чтобы
выдавить бывших союзников из Берлина – будущей столицы социалистической Германии,
устроил блокаду Берлина. Он считал, что блокада Берлина не может спровоцировать
военную реакцию со стороны США.
В 1947
году Комиссия по атомной энергии США уже имела примерно 13 бомб, к концу 1948
года – уже более 50. Сталин не мог себе представить, что администрация Трумэна решится
на атомную бомбардировку объектов на территории Советского Союза, только чтобы
решить спор о судьбе одного города.
Сталин вполне серьезно ожидал, что берлинский
воздушный мост долго поддерживать не удастся и у американцев, англичан и
французов не будет другого выхода, кроме как убраться из города в Восточной
Германии в самом центре советской оккупационной зоны.
Берлинский воздушный мост был масштабной
гуманитарной операцией, и она прошла успешно. Американские, английские,
французские гражданские и военные самолеты доставляли грузы – от контейнеров с
углем, до маленьких пакетиков с конфетами, которые на миниатюрных парашютах
летели к детям.
К
январю 1949 года Сталин осознал, что ему не удастся
подчинить Берлин, моря его голодом и холодом, как и не удастся выдавить из
города западные державы. В конце концов, Сталин вынужден был уступить.
12 мая
1949 года блокада Западного Берлина была снята. Главным
политическим итогом берлинской блокады стало объединение западных земель и
создание Федеративной Республики Германии, а также придание Западному Берлину
автономного статуса. Кроме того, под влиянием берлинской блокады и
"воздушного моста" 4 апреля 1949 года было принято решение о создании
Североатлантического альянса (НАТО). Началась «холодная война».
Советский Союз начал наращивать свои
собственные ядерные арсеналы и, более того, прилагать усилия к созданию защиты
от атомного нападения с воздуха. Он расширял сеть противовоздушной обороны и
увеличивал наступательные сухопутные силы, чтобы иметь возможность в случае нападения
США в кратчайшие сроки оккупировать Западную Европу.
Любимый лозунг Сталина «догнать и перегнать »
снова становился актуальным. В Советском Союзе конструировали и изготавливали мощные
баллистические ракеты, стратегические бомбардировщики, подводные лодки, которые
могли бы доставить ядерные заряды до выбранных целей в США. Спешка, амбиции
военных и недостаток знаний о вреде радиации приводили к тому, что уран
сгребали лопатами, атомные бомбы взрывали в атмосфере, а на объектах по
производству ядерного оружия то и дело случались аварии.
Одними из самых «грязных» радиоактивных мест,
непригодных для жизни человека, на восточном полушарии до сих пор остаются
окрестности города Озерска Челябинской области. «Кыштымская авария» – радиационная
чрезвычайная авария техногенного характера, возникла 29 сентября 1957 года на
химкомбинате «Маяк» в закрытом городе Челябинск-40 (ныне Озёрск) и усугубила ситуацию
в Советском Союзе. Факт взрыва впервые подтвердили спустя сорок лет в июле 1989
года на сессии Верховного Совета СССР.
По данным казахстанского Национального
ядерного центра, около 70 процентов ядерных испытаний СССР были проведены на
территории республики Казахстан. Закрытие Семипалатинского полигона без малого
двадцать лет назад не решило вызванных им проблем. Казахстан вынужден был обращаться
к зарубежным странам и международным организациям за помощью в преодолении
ядерного наследия "холодной войны". Европейская комиссия выделила на
реабилитацию региона всего четыре миллиона евро.
Одними из самых «грязных» радиоактивных мест,
непригодных для жизни человека, на западном полушарии остаются окрестности
города Хэнфорде штата Вашингтон в США, где были построены и эксплуатировались
первые уран-графитовые реакторы по наработке плутония для атомных зарядов.
После
окончания «холодной войны» производство плутония на предприятии было свернуто,
однако в результате производственного процесса осталось 204 тыс. м³
высокоактивных отходов, которые находятся на территории комплекса. Это
составляет около двух третей от объёма всех радиоактивных отходов на территории
США.
Одними из самых «грязных» радиоактивных мест в
Западной Европе является завод по производству ядерных зарядов в Селлафилде на
северо-западном побережье Англии, где были построены два реактора по
производству плутония.
11 октября 1957 года на этом атомном комплексе
произошел пожар – на одном из уран-графитовых реакторов загорелись одиннадцать
тонн урана. Был выход в атмосферу радиоактивного материала, который распространился
по всей Великобритании и Западной Европе – это бала крупнейшая ядерная
катастрофа в Великобритании. Авария произошла из-за недостатка знаний инженеров
и физиков о поведении графита, облученного при определенных температурах. Радиоактивность,
и особенно йод-131, были выброшены в атмосферу. Своевременно были предприняты
шаги, по запрещению потребления молока в районе 200 квадратных миль вокруг
аварийного атомного реактора.
Прошло семьдесят лет с тех пор, когда создали
и запустили в СССР атомный реактор «Аннушка». Семьдесят лет! Много это или мало?
Если измерять человеческой жизнью – много, если масштабами истории – миг. За
это время не произошла ядерная война, ни одна из великих держав не уничтожила
жизнь и цивилизацию на территории другой. Причиной этому было опасение ответных
действий. Печально то, что за 70 лет СССР и США изуродовали атомными взрывами часть
территории планеты, нанесли вред здоровью населению, сломали миллионы человеческих
судеб.
Доктрина, которую приняло после смерти Сталина
руководство СССР, сводилась к непонятному для большинства советских людей «достижению
паритета» в ядерном противостоянии с США. Паритет достигли, но какой ценой! Разрушили
экономику страны, а потом и СССР похоронили.
Ветер истории уносит в прошлое память об известных
и неизвестных советских людях, которые считали, что они преодолевали
смертельные трудности с атомным реактором, как они его называли «Аннушка», для
того, чтобы защитить на века страну родную. Атомную отрасль создали, но в одно
мгновение против их воли страна все-таки была разрушена. За что, спрашивается,
боролись?
Такая вот произошла печальная история.
Используемая
литература:
1. В. М. Федуленко, НИЦ “Курчатовский
институт” К истории промышленных энергетических уран-графитовых реакторов. 2. Вяткина, Е. "Аннушка": жизнь
после смерти / Е. Вяткина // Озерский вестник. - 2000. - 28 июня. - С. 3, 5. 3. В. Новоселов, В. Толстиков Атомный проект :
Тайны сороковки. 4. "Наука и жизнь" №№ 3, 7, 2000 г.; № 5, 2002 г.; №№ 1, 2, 2003 г. 5. Ж.А.Медведев Сталин и атомная бомба. 6. Светлана Аллилуева «Двадцать писем к
другу». 7. Материалы сайта «Проатом». 8. Холловей Дэвид. «Сталин и бомба». 9. Рузе М. Роберт Оппенгеймер и атомная бомба. 10. Ферми Л. Атомы у нас дома. 11. Кузнецов В. Н. Цена свободы – атомная
бомба. 12. Кузнецов В. Н. .Атомный проект за колючей
проволокой. 13. Фото и материалы пресс-службы ПО «Маяк.
|