Как показывает исторический опыт СССР и других стран,  научно-техническая разведка имеет свой предмет и свои методы деятельности. Внешняя разведка в сфере науки, техники, технологий может принести большую практическую пользу в инновационной политике, особенно, в крайне затратной военной сфере, но ее информационный продукт (сигнальная информация, результаты проводимых государственных или корпоративных НИОКР, документация, опытные изделия) должен быть востребован организационно и пригоден для оперативного использования в сфере науки и производства [7].

История создания атомной промышленности, сначала военного назначения, а потом гражданского в части создания эффективных и надежных АЭС, неразрывно связана с разведывательной деятельностью при участии высокообразованных профессионалов со знанием иностранных языков и страновых реалий.

Потому полезно изложить некоторые особенности работы специалистов по атомной научно-технической разведке, помня о том, что в сфере фундаментального поиска периодически происходят крупные «научные» и «технические» революции, делающие возможным создание принципиально новых образцов военной техники и вооружений, а также «нетрадиционных войн».

Здесь автор обращается к упомянутой выше книге Н.М. Долгополова «Абель-Фишер» (2-е изд., М.: Молодая гвардия, 2011, 362 с.), где приводятся примечательные оценки ряда организаторов внешней разведки СССР из проведенных им личных бесед.

В книге делается попытка как можно подробнее рассказать о Вильяме Генриевиче Фишере (1903-1971 гг.), родившемся в семье политэмигранта из России. В 1914 г. семья получила британское гражданство. В 1920 г. Фишеры возвращаются в Россию. В 1927 г. В. Фишер зачислен в ИНО ОГПУ (внешняя разведка). Выполнил ряд специальных заданий, в том числе И. Сталина по командировке в Англию, чтобы уговорить вернуться на работу в СССР талантливого физика П.Л. Капица. Тогда Капица работал в лаборатории атомного физика, лауреата Нобелевской премии (1908 г.) Э. Резенфорда.

Рассказывает дочь Эвелина: «Встречался, нажимал на то, что ждет Петра Леонидовича Капицу в Москве огромная захватывающая работа над новым и амбициозным проектом, может, нечто связанное с атомом? У отца получилось. И отношения какие-то сохранились. Хотя Капицу за границу больше не выпускали» [4, с. 104].

Фишер работал в научно-технической разведке. Был изгнан на два года в декабре 1938 г. Почти весь 1939 г. Фишер был безработным. Потом при поддержке друга семьи отца старого большевика Андреева его взяли работать переводчиком на военный завод.  Восстановлен в НКВД в сентябре 1941 г. для ведения диверсионной работы на оккупированных немцами территориях. Со 2-го апреля 1946 г. вновь в системе внешней нелегальной разведки.

В 1947 г. руководитель отдела по работе с нелегалами А.М. Коротков предлагает В. Фишеру, заместителю начальника отдела стран Запада, возглавить сеть советской нелегальной разведки в США.

Осенью 1948 г. под именем литовского эмигранта Фишер поселился в Нью-Йорке. Целых семь лет он, «Марк», руководил в США сетью атомных агентов. Другой его тайной задачей была подготовка на случай войны серии диверсионно-террористических актов на американских военных объектах.

Если разведчик легализовался и находится в стране как законно прибывший туда иностранец, то он чаще всего вне поля зрения контрразведки. Благодаря знаниям языков, чужих обычаев и порядков может стать незаметным среди местных жителей. В США особо контролируется учет владельцев автомашин и плательщиков налогов. В.Фишер не обзавелся автомашиной, не регистрировался как избиратель и не платил налоги, как не работавший где-либо. Якобы, он был обеспеченный средствами изобретатель, который не работал с налоговыми органами [4, с. 56-57].

Фишер продолжил многолетние контакты с супругами Коэн, которым в свою очередь атомные секреты с 1942 г. инициативно передавал сотрудник лаборатории в Лос-Аламосе «Персей» (он же «Млад»). Первоначально с ними напрямую работали опытные разведчики под дипломатическим прикрытием – С. Семенов («Твэн»), А. Яцков («Джонни»), Ю. Соколов («Клод), а позже из-за активизации контрразведки США с учеными-атомщиками стали работать нелегалы из СССР, первым из которых стал Фишер («Марк»).

Информация от «Персея» оценивается как особо важная.

К 1996 г. американцы расшифровали коды и некоторые атомные сообщения. Возникла версия, что «Персеем» был ученый-биофизик Теодор Эдвин Холл. В это время ему исполнилось 70 лет, он жил с семьей в Англии неподалеку от Кэмбриджа, страдал от рака желудка и болезни Паркинсона. По американским законам атомный шпионаж не имеет ограничений по срокам давности преступления. Холл придерживался прокоммунистических убеждений. Полагают, что был завербован агентом НКВД журналистом Сержем Курнаковым. В возрасте 18 лет способный юноша попал в Лос-Апамос и понравился лично Оппенгеймеру. По оценкам коллег, Холл вел себя несколько экстравагантно, но по своей научной незначительности не представлял интереса для контрразведчиков. Однако в 1950 г. «Персей» был под следствием в ФБР, что потребовало прекращения его контактов с советской разведкой. Это признавал резидент Барковский [4, с. 325]. Вскоре Холл переехал на работу в Чикагский университет. В моральном отношении «Персей» мог быть удовлетворен успешным испытанием в 1949 г. советской атомной бомбы.

В самом конце жизни, как выяснили западные журналисты, Холл ненавидел ядерную гонку США и СССР, осуждал не только Президента Трумэна, но и Рейгана с его программой «звездных войн». Обвинений в своей измене США не признавал, поскольку достигнутый ядерный паритет США и СССР стал фактором  мира: «Если я помог избежать этого сценария, то соглашусь принять обвинения  в предательстве интересов моей страны» [4, с. 326].

По мнению автора данной статьи, эта смелая мировоззренческая позиция бывшего атомного шпиона СССР в США Холла говорит о его большой жизненной мудрости, которой порой не хватает нашим российским властям и что иногда является причиной измен ответственных лиц  в российских спецслужбах (не всегда измены носят сугубо корыстный характер).

По информации из спецслужб, личность «Персея» в РФ все еще секретна на ближайшие десятилетия.

В меньшей мере повезло другому атомному физику, работавшему с разведкой СССР. Это – немецкий физик и антифашист Фукс («Чарлз»), сначала работавший в Англии, потом в Лос-Аламосе и далее снова в Англии, где его раскрыли и арестовали в 1961 г. (вместе с его связниками супругами Коэн).

Внешняя разведка – это очень сложная профессия, требующая особого «объемного мышления».

Как свидетельствуют эксперты, во внешней разведке сформирована своя организационная система, где у истоков поиска информированных специалистов, в том числе знающих тайны США, такие фигуры, какой была, например, М. Коненкова, кокетливая красивая женщина с хорошей фигурой (впрочем, у разных мужчин свои предпочтения типов женщин).

«Наша работа похожа на садоводство. Мы подготавливаем почву, выискиваем лучшие саженцы, сажаем их, холим, подкармливаем, собираем плоды и даже подвергаем дальнейшей обработке, оценке качества – плохие деревья выкорчевываем, сажаем новые…Другими словами, это длинный процесс, из которого выбрать отдельные, законченные эпизоды очень трудно. Кроме того, в нашей работе существует специализация. Очень часто тот, кто входит в лес и подыскивает подходящие саженцы, на это и заканчивает. Он передает свою продукцию другому, который выращивает ее, а еще кто-то третий следит за плодоношением. Бывают случаи, когда находят и готовые дары природы, но такое – редкость, не характерная для процесса нашей работы» - пишет Н. Долгополов [4, с. 58].

Крайне ответственная секретная научная работа Оппенгеймера, Сцилларда, Бора и прочих великих атомных физиков затрудняла возможные контакты с ними. Общение же с иностранцами им разрешалось лишь под контролем местных спецслужб. И все же атомные и военные тайны выдавались и покупались. Опыт показывает, что документация передавалась их подчиненными.

Иногда говорят о роли случайности в разведывательной работе за рубежом. Здесь надо хорошо понимать, что означает «случайность». Если понимать ее как нечто непредвиденное в ходе операции, то разведчик должен убедиться в том, что он ее не мог предвидеть, и серьезно подумать о том, как повернуть эту случайность в свою пользу. Здесь важно не только отметить случайность, надо ее понять. В этом смысле разведчик должен быть таким же вдумчивым, как ученый.

 Рассказывает Герой России полковник СВР В.Б. Барковский, после окончания войны командированный в США по линии научно-технической разведки: «Да, мы всегда очень пристально наблюдаем за теми, кого называем «вербовочным контингентом», то есть за кругом лиц, среди которых разведка может подобрать помощников. Понятно, изучаем подобный контингент среди ученых мира. И вывод тверд. Чем выше место ученого в научной иерархии, тем затруднительней к нему вербовочный подход… Великие очень ревностно относятся к собственному положению: не дай бог чем-то себя запятнать. От уже занимающимися секретными исследованиями и знающих цену своей деятельности никакой отдачи ожидать нельзя. Инстинкт самосохранения у них гораздо сильнее мотивов сотрудничества. Берегут себя даже чисто психологически, и через это не перешагнуть. Поэтому мы старались выявить людей, работавших вместе с ними, около них и близких к нам по духу, идее. Найти таких, на которых реально можно было бы положиться. Агентура, с которой мы сотрудничали, была совсем недалеко от высших сфер. Работая в атомных лабораториях и научно-исследовательских заведениях, знала все, что происходит в области ее деятельности. Непосредственно участвовала в исследованиях - теоретических и прикладных, наиболее важных и значительных. Только немножко, на определенный уровень, была пониже светил» [4, с. 200-201].

Здесь в плане защиты атомных секретов Л.П. Берия намного опередил американцев из ФБР, начав создавать не просто секретные НИИ, КБ, предприятия атомной отрасли, а целые закрытые атомные городки, в которых также жили и члены семей ученых и инженеров атомной промышленности.

Сегодня в России в условиях роста северокавказского происламского терроризма этот метод организации деятельности атомщиков и защиты информации показывает отличные результаты. Но вхождение многих структур ЗАТО и некоторых категорий их жителей в условия «рыночной экономики» и «наукоемкого предпринимательства» вызывает свои сложности и протестные настроения по отношению к секретности и закрытости.

Еще одна цитата от эрудированного Барковского: «Могу утверждать: до взрыва нашей атомной бомбы в 1949 г. на Западе не имели ясного представления, что у нас эта работа ведется и где что делается. Предполагать могли что угодно. Английские и американские физики отдавали должное нашим – Харитону, Флерову Зельдовичу… Считали их крупными фигурами. Знали, что советская ядерная физика развивается успешно и какие-то намерения в отношении атомного оружия мы тоже имеем. Но они многое списывали на войну: трудности, безденежье, некогда русским этим заниматься. Первый взрыв нашей атомной бомбы 29 августа 1949 года был  трагедией для политиков и, понятно, разведчиков» [4, с. 202].

Барковский признается, что в свои шпионские годы в США он имел одновременные контакты с 15-18 специалистами, знавшими американские тайны. При этом информация передавалась для СССР на бесплатной «идейной» основе. При этом работать с нелегалами резиденты могли лишь в самом крайнем случае. Нелегалами руководил сам Центр.

Уже в 1971 г. (год кончины) Фишер-Абель вдруг пожаловался дочери: в принципе мог бы в Нью-Йорке сделать и больше. Слишком много уходило на согласования в Центре, на ожидание ответа. Пришел ответ, а момент уже ушел [4, с. 129].

В. Фишер представлялся к награде Герой Советского Союза, но процесс лично затормозил член Политбюро КПСС Суслов. В начале 70-х он представлялся к присвоению звания генерал разведки, но не дожил.

У читателя этой книги возникает вопрос и о причастности к разведке самого журналиста Н. Долгополова (работал во Франции, много ценных знакомств с сотрудниками разведки, некий странный личный интерес к теме атомного шпионажа и др.). Однако для истории советской атомной разведки ответ на такой вопрос не столь уж важен. Книга в чем-то получилась уникальная.

В своей практической работе нелегальный разведчик нуждается не только в источниках информации, но также в услугах людей, способных хранить полученные материалы, средства радиосвязи, быть «почтовыми ящиками» и др. Частью системы обеспечения деятельности нелегалов является их организационная и оперативная (например, денежная) поддержка со стороны официальных резидентов (представителей) внешней разведки в статусе дипломатических работников, включая структуры ООН и других международных или межправительственных организаций (торговля, наука, культура, целевые проекты и программы и др.).

В июне 1957 г. В. Фишер был арестован в гостинице Латам», признал себя  нелегалом разведки из  СССР и назвался  Рудольфом Ивановичем Абелем (другом семьи, умершим в 1955 г.). В п. 1 обвинения от 7 августа: «За доставку Советскому Союзу сообщений секретного характера, содержащих атомную и военную информацию» максимальным наказанием была смертная казнь. Абель-Фишер 15 ноября 1957 г. был осужден на 30 лет тюрьмы.

31 декабря 1962 г. Президент США Дж. Кеннеди подписал помилование Абелю с условием передачи американской стороне сбитого 1 мая 1960 г. летчика-шпиона Ф. Пауэрса. Обмен произошел 10 февраля в Западном Берлине.

В качестве денежной компенсации КГБ СССР выделило Фишеру 25 тыс.  рублей (в начале 60-х годов хорошая автомашина «Волга» стоила 6 тыс., а добротный загородный дом  - около 10 тыс. рублей). Фишер предпочел перестроить свою дачу в кооперативе разведчиков около станции Челюскинская.

Почти в самом конце книги Н. Долгополова приводится еще одно интервью с действующим работником СВР, но анонимное. Здесь даются оценки современных трудностей работы СВР, включая проблему периодических перебежчиков. Этот специалист говорит: волны изменников-перебежчиков вызваны крупными политическими и экономическими ломками в жизни страны в силу волютаризма известных фигур (Сталин, Берия, Хрущов, Горбачев). В такие периоды в разведке работать особенно трудно. И здесь приводится мнение этого анонима: «…Чего греха таить: требуется научно-техническая информация. Англичане интересуются французами, те – американцами. Разведки не работают против народов чужих стран. Они трудятся ради интересов собственной державы, и, значит, наших с вами. Не то что скоропостижной, а вообще кончины разведслужб не предвижу. Древнейшей профессии таковой и остаться» [4, с. 317].