[14/11/2008] ДерЗающие изобраЗить невыраЗимое
Д.А.Тайц, к.ф.-м.н.
Дерзкие, тысячелетиями используют свой интеллектуальный дар на бесполезное – вообразить и изобразить невообразимое, не нужное для изготовления жернова, паруса или топора. Зачем, скажем, вавилонскому резчику при скупом техническом оснащении и главной заботе о пропитании тратить силы и время, нанося изображения устройства Вселенной на крепчайшем базальте? Какой резон пещерному обитателю выцарапывать бизонов и сцены охоты на стенах пещеры? Что за страсть думать, изображая, а чаще изображая думать?
"В действительности конструкция фундамента культуры и цивилизации, составляющей частью которой является наука, с незапамятных времен опиралась не только на тексты, но и на изображения", - пишет исследователь истории рисунка В.Глазычев.
Устройство мира при начертании визуально воспринимаемым знаком кажется легче осмысливаемым и осмысленным. Абстракция, т.е. следы на бумаге, камне, песке, воде, кофейной гуще, (?) то, что называется схемой, рисунком, картиной, моделью – порождала восхищение и ощущение гармонии. Изображение – декорация, в которой разум разыгрывает пьесу Понимания собственной драматургии.
Мало того, если говорить о рисунке, картине, закрепленном образе, то с полным основанием можно утверждать, что рисунок, выполненный с технической познавательной целью -–наиболее древний жанр, на тысячелетия предшествующий изобразительному искусству. Мы остановимся здесь на современном продолжении древнейшего жанра отображения вещей, подлежащих познанию, но непосредственно не представимых.
В искусстве познания особенно активны художники теоретической физики и математики.
Ученый, по выражению Максимилиана Волошина, "обязан иметь необходимое орудие эксперимента и анализа – отточенный тонко карандаш, потому что научный рисунок – художественная дисциплина, которую не знает современная живописная школа ("М.Волошин – художник". Сборник материалов. М. 1976).
Прозорливость Леонардо да Винчи, например, осмысление принципиально человеку невозможного – полетов. Его рисунки в первую очередь концепция, принцип действия. Во всех рисунках Леонардо одна цель – вскрытие внутренней, невидимой природы видимого мира.
Любое рациональное, интеллектуально образное представление сознания в соответствии с учением И.Канта не отражает структуру вещей самих по себе, непознаваемых. Самые естественные, самые простые образы, например дерево – форма абстракции, некая "точка зрения" именно человека, однако такие образы – привычный заданный, естественно представимый мир. Любое новое, научное знание всегда является на первых порах не представимым и даже абстрактным. Поэтому переход от шумерско-вавилонского представления плоской Земли к греческому взгляду шарообразности, к акту усвоения невероятного, непредставимой абстракции. Птолемеева схема – окно, куда можно заглянуть и увидеть эту необычную вселенную. Картина – рисунок расположения небесных сфер, эпициклов позволила понять, вжиться, привыкнуть и, в конце концов, принять эту абстракцию как совершенно естественную. Птолемеева модель, схема, рисунок прослужила 2000 лет как фундаментальная, непререкаемая основа строения Вселенной и не просто пища ненасытной любознательности, но как наука предсказания астрономических явлений (затмений, покрытий). Рисунок Птолемеевой системы стал тысячелетним символом астрономии и миропонимания. Возможно, с еще большей реакцией неприятия, непредставимой, выходящей за пределы понимания, абстракцией была воспринята Коперниковская гелиоцентрическая система, тем более что адаптация к новой картине мира была короткой, всего около 100 лет. Коперник предложил картину, не укладывающуюся ни в какие рамки самого развитого воображения. Неподвижная гигантская неподъемная Земля, оказывается, несется с бешеной скоростью в пространстве, да еще вращается вокруг собственной оси. То, что это – нелепость (да еще опасная) представлялось каждому, даже подготовленному в науках, человеку. Подброшенный вверх (то есть оторванный от Земли) камень падает на то же место. Этот строгий для того времени эксперимент опровергает Коперника, как и реальное, вопреки Копернику, движение Солнца и звезд! Несоответствие картины гелиоцентризма "истинному" мироустройству настолько очевидно, что издатель труда Коперника в предисловии пишет: "Это не более чем геометрическая абстракция, удобная для вычисления небесных движений" [Берри].
Умнейшие люди высмеивали Коперника, грубый Лютер назвал его глупцом. Гениальный Тихо Браге упорно держался за Птолемея, признавая, правда, вращение Земли вокруг оси.
Так или иначе, простая, по сравнению с Птолемеем, тоже примитивная схема, начертанная циркулем, стала убедительнейшим умозрительным образом Вселенной, образцом истины мироустройства. Этот рисунок – канонический. Он включен во все учебники цивилизованного мира. Эта великая схема, которую каждому доступно начертать, лишь дополнив вновь открытыми планетами – суть Коперниканского переворота.
Одно из великих дерзновений, объяснить необъяснимое, выразить невыразимое, осуществил великий Джеймс Клерк Максвелл. Он открыл электромагнитное излучение – вещь неосязаемую и невидимую, нет, все-таки видимую – Свет. Эта особая, мистическая субстанция, дарующая Разуму зрительное видение мира, оказалась малой долей невидимой невесомой невыражающей себя ничем сущности. Максвелл ввел графический образ волны, ставший одним из популярнейших символов обновляющейся технической цивилизации. Трудно было представить, что картинка волнообразной черты, да и само слово "волна", введенное ради описания отвлеченной абстракции – выплывет из научных текстов в повседневное употребление, гармоническая кривая – символ функционального назначения повседневного устройства, а также книг, газет, этикеток, употребляется как хлеб в жизни.
Изображение волны воспринимается самой сутью электроники. Забывается, что электромагнитные поля – таинственная эфемерная и невыразимая вновь обретенная реальность. Для миллионов этот рисунок стал "объяснением" тайны.
Аксонометрический рисунок пульсаций сдвинутых электрических и магнитных полей, подаренный Максвеллом, взят для дизайна неоновых реклам, почтовых марок и т.п.
1900 год. Полное торжество и всесильное могущество Ньютоновой динамики – способной познать все. Никто не мог предвидеть, что ничтожная константа – квант действия Макса Планка произведет лет через 25 потрясение в фундаменте самого понятия Знание. Повлияет на стиль, логику, тип мышления, язык, окраску, акценты не только точных, но и гуманитарных наук, в искусстве, музыке, литературе, живописи. Революция Планковского кванта коснулась понятий жизни, смерти, души, свободы, воли.
Но пока еще ошеломляющая птица-Феникс новорожденной физики не высвободилась из скорлупы стационарных орбит Боровского атома, на поднялась над старой физикой, испепеленной "ультрафиолетовой катастрофой", зазвучал громоподобный орган теории относительности. Мир услышал всезахватывающую, завораживающую, таинственную и глубокую чудесную мелодию теории относительности.
От вслушивания в нее невозможно уйти. Таинственная сила и красота, гармония явственна миллионам, но понимали ее тогда, в 1905 – 1916 гг., как считалось, лишь дюжина.
Теория относительности, общая и частная, поражала своими необычными выводами, но она не была революцией. СТО, ОТО уточнили, усовершенствовали классическую физику, внесли в нее поправки, которые привели к фундаментальному открытию эквивалентности энергии и материи и инерционности энергии.
Теория относительности была не сразу понята и не принята большинством образованного человечества и даже отдельными крупными учеными и не потому, что основывалась на сложной математике, но из-за непривычности ее выводов, посягнувших на жизненное в мироощущении – время и пространство.
Привыкание к теории относительности в ученом сообществе длилось лет 15 и несколько десятков лет для просто завороженных ее таинственной красотой. Врастание теории относительности в культуру произошло не только из-за блистательного подтверждения и эстетической прелести, но во многом из-за графических образов, сопровождавших популярные и строго научные ее изложения. И без всяких сомнений это понимание и приятие Эйнштейновского новаторства стало возможно после того, как Герман Минковский оснастил СТО своей элегантной геометрической интерпретацией. Он показал, что в физике да и вообще в явлениях нельзя говорить о пространстве самом по себе. Знаменитое его изречение: "Отныне пространство и время, взятые по отдельности, обречены влачить лишь призрачное существование..." стало символом веры и во всем мире физиков и произносится по-немецки.
Минковский открыл и ввел в употребление физикам и философам 4-х мерное пространство-время. Особая геометрия этого пространства, где ось времени мнимая, позволила наглядно получить все следствия СТО. До Минковского физическое пространство было трехмерно, время – отдельная координата. Невозможно не отметить великое предвидение Канта о необходимости 4-х мерного пространства для адекватного отражения физических процессов [1]. Уже слово "геометрия" подразумевает визуальность, рисунок, отображение мира Минковского (принятый научный термин), открывает все сущностные события, явления и группы явлений, прошлое, будущее и их взаимосвязь. Мало того, диаграмма мира Минковского показывает сохраняющиеся (инвариантные) и изменяющиеся физические процессы. Типичны для рисунка мира Минковского два конуса, соединенные вершиной – точка события. Эта точка завершает прошлое и начинает будущее. Нижний конус причинно связанные события невозвратного прошлого, верхний – предстоящие события как следствия свершившихся. Пространство за пределом конусов – реальный мир, постигаемый нашим интеллектом, но абсолютно недоступный, недосягаемый, с которым невозможна никакая форма связи, как, впрочем, невозможно влияние этого "потустороннего", но тем не менее физического мира. Впервые в истории наук о природе на рисунке показана реальность мира "по ту сторону" не как мистической фантазии, а как физического феномена, неизбежно подводящего к метафизическим размышлениям.
Конусы Минковского в самом прямом смысле показывают невыразимое. Изображение этих конусов (чего стоит мнимое время!) – своеобразный визуальный символ специальной теории относительности, тем более приемлемый и "родной" студентам, отождествляющим их с бокалом.
Общая теория относительности тоже обладает присущим ей образным символом. В 1948 (49?) г. в журнале "Америка" появилась статья "Труды и Вселенная профессора Эйнштейна", перепечатанная из "Нью Йорк Таймс" (журнал доступный, начиная со второго секретаря обкома КПСС). В заставке эффектная иллюстрация кривизны пространства (вопреки геометрии Евклида). Солнце продавливает "гамак" геодезических (кратчайших) линий. Пространство искривляется под воздействием больших тяготеющих масс.
Эта картинка, наряду с рисунком спиралеобразной траектории вращеия эллипса орбиты Меркурия вокруг Солнца, стало повсеместным общепринятым символом общей теории относительности (характерную "виньетку" можно видеть в статьях, книгах и даже на их обложках).
К узнаваемым символам общей теории относительности можно отнести не только рисованные. ОТО часто связывают с образом падающего "лифта Эйнштейна". Мысленный эксперимент демонстрирует родство гравитационной и инерционной массы, эквивалентность тяготения и сил инерции.
Научная, да и просто образованная, общественность давно свыклись и приняли теории относительности. Восприятию теории относительности очень помогли метафорические образы, придуманные Эйнштейном, не рисованные, но легко вообразимые:
"Мышь и Вселенная" – влияние наблюдателя;
"Гардеробный номер пальто", "Бульон и говядина" – истина природы и истина теории.
Надо сказать, что ОТО и СТО не были революциями, несмотря на необычность и экстравагантность их выводов.
Серьезное освоение теории относительности невозможно без математических познаний. Математика – наиболее абстрактная из наук, всегда имела свои символы. Геометрия – синоним математики в античном мире, раздавала свои символы всем искусствам. Великий философ-математик Николай Кузанский ( ) изображал математику кругом со вписанным в него многоугольником. Круг – Вселенная, многоугольник – наш вложенный во Вселенную мир.
Общеузнаваемый символ математики – циркуль и линейка. Вильям Блейк изобразил Ньютона с циркулем в руках. Циркуль – на заднем плане портрета Коперника.
Революция в визуализации абстракций математики наступила после гениального изображения Декарта – "декартовые координаты".
Изображения
Выражающие
Невыразимого.
Мы дышим, не вспоминая, что при этом потребляем кислород. Мы пользуемся автомобилем, зубной щеткой или микроскопом, вознося благодарности Ньютону и математикам, которые сделали нас столь умными и успешными. Но никогда не вспоминаем, что половина всех механических и технологических навыков цивилизации человечества стало возможным благодаря гениальнейшему изображению, связанному в основном с именем Декарта (и других математиков) – нанесением координатных осей на листе бумаги (отрицательное направление оси было дополнено Эйлером век спустя). Отныне самые абстрактные функции стали видимыми!
Открылась великолепная красота, ранее скрытая за алгебраическими функциональными значками. Некоторые изображения получили свое романтическое имя, например, "Локон святой Аньези", "нарисовалось" совсем невыразимое, например, функции Бесселя.
Декартовы координаты – глубочайшая демократическая революция в науке, облегчившая миллионам школяров и студентов изучение математических дисциплин последние 400 лет.
Система координат на листе бумаги – мощнейший катализатор развития всех математических дисциплин и не только аналитической геометрии, этот привычный рисуночек – самый прямой и выразительный символ науки.
Однако вся волшебная мощь декартовых координат не способна сама по себе помочь квантовой механике в формировании чувственно постижимых образов.
Ричард Фейнман, один из величайших специалистов квантовой механики, писал: "Было время, когда газеты сообщали, что только двенадцать человек понимают теорию относительности. Могло быть время, когда ее понимал только один человек, тот самый парень, который схватил ее суть перед тем, как написать свою статью. Но после того, как люди прочитали его статью, масса людей стала так или иначе понимать теорию относительности... С другой стороны, я думаю, что квантовую механику не понимает никто".
Одним из первых рисунков, подаренных квантовой механикой культуре, было символическое изображение стационарных электронных орбит в виде веера эллипсов вокруг точечного атомного ядра. Эта картинка – трансформация модели атома водорода в виде планетарной системы стационарных неизлучающих орбит-оболочек, которую предложил Бор в 1913 г. Картинка стала символом успехов, гербом космоса и науки, триумфальным знаком (в СССР) на плакатах, товарах и деньгах (по недосмотру начальствующих был отчеканен и пущен юбилейный рубль с "атомом углерода" – 6 орбит. Спохватились – намек на Израиль, изъяли и заменили бором – 5 орбит).
Фундаментом квантовой механики, главным и практически все определяющим принципом, более того, стенами, крышей здания новой "механики" является принцип неопределенности Гейзенберга. Этот принцип, вместе с другими необычными вещами, обнаруженными в микромире, впервые в истории научной деятельности человека заставили отказаться от привычных, естественных понятий. И прежде всего от сложившихся (врожденных) форм пространства, времени, локализации, причинности и даже иногда от Аристотелевой логики.
Принцип Гейзенберга говорит, что частица в каком-то смысле ведет себя как волна (не вещества или поля, но вероятности!). Неделимые частицы (электрон) не имеют определенного положения в пространстве, а "размазаны" по нему (оставаясь неделимыми) некоторым распределением вероятности. В квантовом мире нет понятия траектории, пути и привязки во времени (траектория рождается уже в макромире, при реализации конкретного эксперимента). В соответствии с принципом Гейзенберга невозможно определить точно координату и импульс, и не потому, что при измерении мы выбиваем частицу со своего места (за этот аргумент цепляются те, кто не может принять этот новый тип реальности). Природа микрочастиц не похожа на материальную вещь. Некая частица – комплекс суперпозиции всевозможных состояний, одно из которых выявляется в макромире с определенной вероятностью (описывается волновой функцией Шредингера, ψ-функцией). Например, если электрон помещен в ящик (назовем "ящик Гейзенберга"), то будет ошибкой полагать, что он хаотично бегает, отражаясь от стенок. Электрона нет ни в одной точке ящика! Электрон заполняет ящик в виде облака вероятности – в виде особой непривычной формы состояния, недоступной человеческому чувственному визуальному представлению. Это пространственное "облако" не "размазанная" частица. От точки к точке объема распределена вероятность ее обнаружения, если с этой целью поставить эксперимент.
Такому состоянию материи нет аналога в классической физике. Это концептуальная новация, которую здравый смысл должен и принять, и к чему надо привыкнуть. Пространство-время собственно микрочастиц столь разительно непохоже и необычно, что для него бессмысленны понятия локальности и существования, принятые в макромире. Знаменитый принцип дополнительности Бора примыкает или даже вытекает из закона Гейзенберга. Принцип Бора говорит о взаимодополняющих и взаимоисключающих свойствах в квантовых явлениях. Бор расширил свой принцип дополнительного на другие области знания, жизни и культуры. Я не встречал рисунков, отображающих принцип дополнительности, но очень интересный рисунок, помещенный Бором в статью о его спорах с Эйнштейном, воспроизводят часто. Он узнаваем и всегда напоминает о знаменитых спорщиках. Рисунок, собственноручно выполненный Бором в 30-е годы 20-го века – что-то роднит с рисунком руки Иоганна Кеплера (конец 16-го века). В одном случае показана система эксперимента познания микромира, в другом – система познания Мира – Вселенной. Для любой новой, казалось, самой невыразимой физической ситуации разум невольно ищет зрительный, вещественный, чувственный эквивалент, ибо мы все же мыслим в том мире, который мы ощущаем, в котором живем.
Объекты микромира, особые параметры которых и особые движения невозможно вообразить и конкретизировать в терминах классической физики, проявляют себя в зависимости от характера и типа задуманного наблюдателем эксперимента. Электрон в "ящике Гейзенберга" – каков его импульс, какова траектория, координата? Вопросы бессмысленны, пока не поставлен опыт, "поймающий" частицу и присвоивший конкретные параметры, а до этого опыта она не имеет определенного импульса и локализации.
Физик-теоретик Луиджи Аккарди придумал интересную аналогию "Хамелеон".
Черный ящик. В нем помещен хамелеон. Каков его цвет? Вопрос бессмысленен. Если мы извлечем хамелеона и поставим в определенное цветовое окружение (ствол дерева, листья и т.п.), он примет соответствующий цвет. Эта аналогия подходит к множеству ситуаций в квантовой механике, где желательно применить интуицию и наблюдаемое явление.
Самым каноническим, самым потрясающим, таинственным, "необъяснимым" экспериментом квантовой механики стал эксперимент с прохождением микрочастиц через две щели. Назовем их "щели Фейнмана". Блистательный физик Ричард Фейнман считал, что из этого эксперимента можно вывести всю квантовую электродинамику, "все правила и законы, при помощи которых можно построить целый мир, за исключением атомного ядра и гравитации". Опыты с двумя щелями тысячекратно воспроизводились с различными частицами (электроны, протоны, фотоны и даже молекулы), подтверждая неподвластную логике реальность особого мира и, в частности, дуализм волна-частица. Волна? Но необычайная, не материальная – вероятностная. Частица? Но не похожая ни на одну вещь, дающуюся ощущению, неразделяемый, точечный объект, способный проходить через два отверстия, разделенные пространством.
Схема установки со щелями (рис. 1) приводится в любых научных курсах и популярных изложениях. Ее вид – родовой знак квантовой физики, он включает изображение трех деталей: источник, испускающий частицы, экран с двумя щелями (отверстиями) и за ним другой экран, куда попадают (оседают) испущенные частицы.
Если испускать, скажем, по одному электрону за раз, оставив одно отверстие, то увидим на экране полосу распределения электронов, прошедших через оставленную щель, что естественно. Если оставить две щели, появится система полос, даже в том случае, когда электроны испускаются по одному. Следовательно, неделимый электрон должен проходить сразу через обе щели!
Как же принять эту непостижимую ситуацию? Здесь проявляется принцип Гейзенберга и смежный с ним принцип дополнительности. Микрообъект не предмет, не вещь, обычно принятая в макромире. Он становится конкретным (объективируется, по взглядам копенгагенской школы), то есть становится точечным, конкретным, когда мы его зафиксируем (вытащим из "черного ящика" – эффект хамелеона). Частица микромира, электрон в нашем эксперименте – это облако вероятности, это ψ-функция, формально распределенное на бесконечности. Существенная область этого распределения приходится на пространство, оцениваемое соотношением неопределенности Гейзенберга. Этот объем – "образование". Это нематериальное воплощение в макропространстве измерительного стенда перемещается от источника электронов к первому экрану со щелями. Оно, "облако", описывается пространственным распределением вероятности (рис.2), напоминающим Гауссово распределение и подобно капле ртути или медузе "втекает" снизу в две щели, соединяясь (электрон неделим!) с обратной стороны экрана. Прохождение через эти щели искажает симметричное распределение, делая кривую вероятности электронного облака "волнистой". Соприкосновение этого "волнистого" образования с экраном производит "овеществление" электрона в соответствии с новой периодичной кривой вероятности (коллапс волновой функции) и распределение мест попадания электрона на экране будет выявлять тот же характер, что у новой, измененной щелями вероятностной, волновой функции.
Рисунок установки с "двумя щелями" стал символом, примеряющим необычность законов квантовой физики с возможностями нашего восприятия. Волновая функция (ψ-функция) – фундаментальное достижение науки нового времени. Это опорная идея и инструмент для осмысления любого эксперимента квантовой физики. Ψ-функция описывает вероятность проявления одного из набора параметров и их сочетаний в том или ином проявлении квантового процесса. Или проще – набор возможных состояний до проведения эксперимента, и выявление единственного конкретного из этого набора. Физики называют ψ-функцию описанием "суперпозиции возможных состояний", как можно представить эту глубокую математическую абстракцию?
В АС № 5 (25) 2006 предложена соответствующая модель и, мне кажется, очень удачная.
Отождествим суперпозицию возможных состояний и ее волновую функцию с летящей пивной бутылкой. Никто не станет отрицать, что после физического воздействия броска летящая бутылка – это суперпозиция, комбинация ее будущих осколков. Полет бутылки, скорость, энергия (кинетическая) определены. Любознательный студент, даже если он кинул бутылку, зная свойства стекла (энергию скола единичной поверхности) элементарно рассчитает вероятное число, среднюю массу и размер возможных осколков в зависимости от того, куда упадет бутылка: на камни, на ковер, на навозную кучу. В момент падения бутылка разбивается (коллапс ψ-функции) и осколки "объективизируются" – реализуют одно из виртуальных состояний летящей бутылки. Конкретное распределение по массам и размерам осколков будет реализацией одного из возможных состояний, предусматриваемых расчетной кривой вероятности. Итак, летящая бутылка, энергия которой известна – суперпозиция этих состояний, пока, до коллапса (разбиения), существующих виртуально!
Когда разум пытается обрести некий символ, он проявляет вмененное ему: искать и объяснять истоки, искать и уловить в знаках нечто глубинное независимо от сомнений в такой возможности.
По кантовскому приговору, представления выстраиваются в соответствии с априорными формами чистого созерцания времени и пространства. Наука о явлениях – наука о тенях и отблесках вещи самой по себе. Вещь в себе – реальность, о которой не скажешь: "О ней нет информации, но можно сказать, в ней нет информации – черная дыра с бесконечной энтропией".
Но обремененные даром мышления обязаны воображать и представлять даже непредставимое бесформенное, бесструктурное, тем более то, что, как мы полагаем, рождает объекты созерцания.
Образ "калейдоскопа" подходит для такой задачи – имитировать возникновение интеллигибельных понятий о вещи в себе, виртуальных и реализуемых состояний, что-то наподобие волновой функции и ее коллапса. Наблюдаемое в калейдоскопе – это взаимодействие уникальности созерцательного дара разума, рукотворного прибора и бесструктурной причины созерцаемого.
Гармоничная картина великолепной, совершенной симметрии имеет своим началом бесформенную без-óбразность случайных неописанных осколков стекляшек. Смешение, не подпадающее ни под какое математическое описание, разве что под оценку высокой энтропией этого образования.
И напротив, порождаемая картина – символ популярного математического законообразного построения. Малейший сдвиг, сотрясение бесформенной хаотичной груды стекляшек – порождает разнообразие и новые, организованные симметрично выстроенным, образы.
При этом строго соблюдаются законы сохранения – инварианты формы, цикличности, симметрии. Сменяющиеся картины моделируют явления:
- Доступное математическое описание картины – законы природы.
- Инварианты математического описания, фундируемые трехгранным зеркалом – законы сохранения.
Бесструктурность, хаос по ту сторону зеркал – аналог неописуемой "вещи в себе". Интересно, что эта вещь – бесструктурная, бесформенная вещь по ту сторону зеркал обладает гигантской энтропией, так как любая перестановка в этой куче совершенно ничего в ней не меняет. И в то же время, являемой наблюдателю картине высокой симметрии и гармонии можно приписать низкое значение энтропии (наличие негоэнтропии). Идея, образ "калейдоскопа" – символ существования и рождения сущностей разума, неразрывно связанного, неотделяемого от того невыразимого там, за зеркальным горизонтом.
[1] "Наука о всевозможных пространствах с числом измерений больше трех будет, несомненно, высшим усилием, которое наш ограниченный разум может предпринять в области геометрии... Может быть, существуют протяженности с другими измерениями и вполне вероятно, что Бог нашел способ создать их" (И.Кант 1747 год)
|