Вышла в свет книга Б.И.Нигматулина и В.А.Пивоварова «Реакторы с тяжелым жидкометаллическим теплоносителем. История трагедии и фарса». Подробнее 

Шпеер и экономика Германии во Второй мировой войне

Б.И. Нигматулин 

Было большой ошибкой, что Гитлер взял на себя не только Верховное командование вермахтом, но и сухопутными силами, а в их составе в качестве «хобби» возглавил разработку бронетанкового вооружения. При нормальном положении дел подобные вопросы должны были бы решаться в дискуссиях между офицерами Генерального штаба, Управления по вооружению главного командования сухопутных сил, ответственными сотрудниками главных комитетов военной промышленности по вопросам: вооружения и танкостроения.

Главнокомандующий сухопутных войск подключался бы лишь в исключительных случаях. Но это противоречило бы привычке Гитлера давать офицерам и специалистам самые детальные наставления. Сложившаяся практика была столь же ненормальна, сколь и пагубна. Ведь Гитлер тем самым снимал с них ответственность и воспитывал своих офицеров в духе безразличия. Принимаемые Гитлером решения вели не только к обилию параллельных разработок, но все большему осложнению проблем с их материально-техническим обеспечением. 

О непонимании Гитлером необходимости достаточного количества запчастей для вооружения и боевой техники

Одним из самых фатальных недостатков Гитлера, как отмечает Шпеер, было то, что он просто не понимал необходимости снабжения армии достаточным количеством запчастей для вооружения и боевой техники. Например, генерал-полковник Гудериан, генерал-инспектор бронетанковых войск, неоднократно обращал внимание Шпеера на то, что при ускоренном ремонте, имея достаточное количество запчастей можно было бы иметь больше танков и увеличивать свою боеспособность со значительно меньшими затратами, чем наращиванием производства новых машин в ущерб запчастям. Однако Гитлер, поддержанный Зауром (заместитель Шпеера), настоял на приоритете производства новых танков, число которых могло быть снижено на 20%, если бы возвращались в строй выбывшие, поддающиеся ремонту машины. 

О вмешательстве Гитлера в принятие решений по изменению броневого оснащения танков «тигр» и «пантера»

Технические эксперты Шпеера не участвовали в совещаниях у Гитлера, посвященных выработке требований конструкции танков. В задачи министерства возглавляемого Шпеером входило производство танков согласно требованиям, выдвигаемым сухопутными силами, а кто принимал решение — Гитлер, Генеральный штаб или Управление вооружений Главного командования сухопутных войск, — не имело значения. Не входила в компетенцию министерства и тактика боя, обсуждаемая обычно армейскими офицерами. В 1942 году Гитлер еще поощрял такие обсуждения; он терпеливо выслушивал возражения и так же спокойно выдвигал свои доводы, которые, однако, бывали почти всегда решающими. Так, при обсуждении технических требований к новому тяжелому танку «тигр», который в первом варианте весил пятьдесят тонн,  по настоянию Гитлера его вес увеличили до семидесяти пяти тонн. Получился сверхтяжёлый и дорогой танк. Естественно, таких танков можно было построить ограниченное количество. Поэтому, в Главном комитете по танкостроению было принято решение спроектировать тридцатитонный танк  «пантера». Несмотря на «легкость», он имел такой же двигатель, как «тигр», и, следовательно, мог развивать гораздо большую скорость. По своему весу он соответствовал знаменитому советскому танку «Т-34» (в зависимости от модификации, вес которого варьировался от 27,5 до 32 тонн).

Однако не прошло и года, как Гитлер потребовал увеличить калибр пушек и навесить на танк  «пантера» столько брони, что в конце концов она стала весить 48 тонн, почти столько же, сколько и «тигр» на начальной стадии разработки. Он  стал соответствовать советскому тяжелому танку КВ (в зависимости от модификации, вес которого варьировался от 47,5 до 52 тонн). В результате, трудоемкость в производстве выросла и соответственно, сократилась возможность для наращивания их производства. Естественно, он стал менее маневренным и не соответствовал техническим требованиям, которые были заложены в начале его разработки. 

Об ответственности Гитлера за недостаточную эффективность противовоздушной обороны Германии 

Огромная ответственность лежит на Гитлере за то, что воздушное пространство Германии оказалось недостаточно защищенным от интенсивных бомбардировок союзной англо-американской авиации, которые, несмотря на ряд допущенных ими ошибок, оказались вполне успешными.

Массированные авианалеты западных союзников, продолжавшиеся неделями и не встречавшие почти никакого отпора, еще больше ослабили и без того пошатнувшиеся позиции Геринга. При одном только упоминании имени рейхсмаршала Гитлер раздражался и обвинял Геринга в ошибках и просчетах авиации. Гитлер неоднократно восклицал, что если бомбардировки не остановить, то не только погибнут города, но и моральный дух немецкого народа будет окончательно сломлен. Однако он заблуждался так же, как и британские стратеги, спланировавшие ковровые бомбардировки.

Гитлер постоянно получал доклады  гауляйтеров  об огромном ущербе, причинённом немецким городам от этих бомбардировок. Он обычно обрушивал свой гнев на британское правительство и евреев, на коих возлагал всю вину за эти бомбардировки и отмечал, что Германия  могла бы положить конец авианалетам, если бы имела мощную бомбардировочную авиацию. Всякий раз, когда Шпеер объяснял Гитлеру, что у Германии нет ни такого количества бомбардировщиков, ни взрывчатки для начинки бомб, он заявлял: «Да полно вам, Шпеер. Вы уже столько невозможного сделали. И с этим справитесь». В своих мемуарах Шпеер пишет:  «оглядываясь назад, я думаю, что одна из причин, по которой Гитлер не воспринимал [выделено, - Авт.] всерьез воздушную войну над Германией, — наша способность увеличивать выпуск военной продукции, несмотря на массированные авианалеты. Наши с Мильхом предложения о радикальном сокращении производства бомбардировщиков и соответственном увеличении выпуска истребителей категорически отвергались, и в конце концов время было безвозвратно [выделено – Авт.] упущено». 

Основным средством защиты воздушного пространства Германии была зенитная артиллерия. На территории рейха и на западных театрах военных действий  небо охраняли 10 тысяч зенитных орудий. В зенитных войсках служили сотни тысяч молодых солдат. Приоритетом новых разработок для ПВО было также развитие зенитного вооружения. Треть оптических предприятий была занята выпуском орудийных прицелов для зенитной артиллерии. Около половины заводов электронной промышленности производили радары и коммуникационное оборудование для защиты от авиабомбардировок. В результате ощущалась все более серьезная нехватка армейского коммуникационного оборудования, например портативных раций для пехоты и аппаратов звуковой разведки для артиллерии.  По этим причинам, несмотря на высокоразвитую электронную и оптическую промышленность, оснащенность немецких фронтовых частей современным оружием отставала от оснащенности армий противника.

Затраты на новый фронт – воздушный фронт над Германией оказались самыми высокими. Если бы не этот фронт, вермахт имел бы в 2 раза больше противотанковой артиллерии. Немецкие 88-мм зенитки оказались самым эффективным и грозным оружием против советских танков. С 1942-го по 1943 г. Германия произвела почти 12 тысяч тяжелых зенитных орудий (от 88 до 128-мм), но большинство из них пришлось использовать на зенитных позициях на территории Германии, либо в тылу. За тот же период на фронт было отправлено еще 12 тысяч тяжелых орудий (калибра 75 мм и более), но только 1155 из них были 88-мм. Для защиты от авианалетов было использовано 14 млн. зенитных снарядов калибра 88 мм и более, а для борьбы с танками только 12,9 млн. снарядов. Эффективность зенитных орудий составляла 1 попадание на 2000 выстрелов.

Другой важнейшей составляющей ПВО Германии должна была стать истребительная авиация. 25 мая 1944 г. Управление центрального планирования министерства вооружения военной промышленности Германии выступило со следующим заявлением: «Количество самолетов, произведенных в мае, столь велико, что Генеральный штаб не сомневается, что колоссальные потери заставят вражескую авиацию прекратить налеты на территорию рейха». Из этого же заявления также следовало, что при использовании истребителей в ПВО, на каждый сбитый англо-американский бомбардировщик в среднем терялся один немецкий истребитель. Стоимость одного истребителя примерно в 6 раз меньше, чем бомбардировщика, потеря летного состава составляло один к двум. Кроме того, половина сбитых немецких пилотов могла парашютироваться и приземлиться на своей территории, а экипажи противника захватывались в плен. Это давало дополнительное преимущество Германии, даже с учетом превосходства противника в людях, материально-технических ресурсах и в летной подготовке.

В своей докладной записке от 28 июля 1944 года Шпеер умолял Гитлера «перевести большую часть истребителей в ПВО для зашиты промышленных объектов на территории рейха». Он неоднократно и настойчиво доказывал, что «гораздо важнее защитить от бомбардировок заводы по производству жидкого топливо, чтобы в августе и сентябре произвести хоть немного горючего, иначе в сентябре и октябре самолеты и на внешнем, и на внутреннем фронтах просто нечем будет заправлять». По свидетельству Галланда, в то время для отражения дневных авианалетов на территорию рейха ПВО располагало всего двумястами истребителями.

В конце июля 1944 г. Гитлер вторично согласился выделить 2 тыс. пилотов для специального курса обучения. Была надежда, что использование истребителей заставит армады англо-американских бомбардировщиков прекратить авианалеты. Они представляли сравнительно легкую добычу во время почти тысячекилометрового полета к целям и возвращения на базы.

В своих мемуарах Шпеер отмечает, что: «Кажется, 10 августа 1944 г. сильно взволнованный Галланд попросил меня немедленно вылететь с ним в Ставку: авиасоединение «Рейх», только что укомплектованное 2 тыс. истребителей, неожиданно перебрасывалось на Западный фронт, где, как показал прошлый опыт, ему грозило почти молниеносное уничтожение».

Шпеер начал разговор с Гитлером с того, что: «Я осторожно выразил сомнения в целесообразности его приказа, и, еле справляясь с негодованием, попытался спокойно объяснить катастрофичность положения нашей военной промышленности. Я привел статистические данные и в общих чертах, описал последствия непрерывных бомбардировок. Хотя Гитлер слушал молча, я понимал, что он нервничает и сердится: выражение его лица изменилось, руки дергались, он грыз ногти. Напряжение нарастало. Когда я закончил свою речь, полагая, что доказал необходимость использования всех самолетов рейха в борьбе с бомбардировщиками, Гитлер уже не мог себя контролировать. Его лицо густо покраснело, глаза остекленели, и он заорал во все горло: «Оперативные решения — это моя компетенция! Занимайтесь вооружением и не лезьте в мои дела!» Вероятно, без свидетелей он выслушал бы меня более благосклонно. Присутствие же Галланда исключало всякое взаимопонимание или уступчивость».

На следующий день, когда мы, удрученные провалом нашей миссии, уже собирались лететь в Берлин, Шауб снова вызвал нас к Гитлеру. На этот раз фюрер уже не в силах был сдерживать ярость и буквально захлебывался в бурном потоке слов: «Мне вообще не нужны новые самолеты! Я собираюсь расформировать всю истребительную авиацию! Прекратите выпуск немедленно! Ясно вам? Вы вечно жаловались на нехватку квалифицированных рабочих, не так ли? Так переведите их на производство зенитных орудий. Всех рабочих! И все материалы! Это приказ. Срочно пришлите в Ставку Заура. Необходимо разработать программу производства зенитной артиллерии. Предупредите Заура: выпуск зениток должен быть увеличен в пять раз… На выполнение этой программы мы бросим сотни тысяч рабочих. Я каждый день читаю в иностранной прессе сводки об эффективности зенитной артиллерии. Только ее еще и боятся, но уж никак не наших истребителей».

Галланд попытался объяснить, что истребители собьют над Германией гораздо больше самолетов, чем зенитки, но успел сказать лишь несколько слов. Гитлер резко его оборвал и буквально выставил нас вон.

На рис. 5 показана динамика производства истребителей в Германии по месяцам в период с января 1943- по декабрь 1944 гг. По данным: Промышленность Германии в период войны 1939–1945 гг. = Die Deutsche Industrie im Kriege 1939–1945 / под ред. Г.С. Согомоняна. — М.: Иностранная литература, 1956. табл.49, стр. 111-112. Шпеер А. Воспоминания. – Смоленск: Русич; Прогресс, 1997. – 324 с.

Рис. 5 Динамика производства истребителей в Германии по месяцам в период с января 1943- по декабрь 1944 гг.

Из рис. 5 видно, что в период январь 1943 г. по сентябрь 1944 г. производство истребителей в Германии увеличилось в 6 раз, а с февраля по сентябрь 1944 г. в 2,9 раз.

Такого увеличения удалось достичь в основном благодаря сокращению производства бомбардировщиков. Согласно январскому сборнику 1945 года «Статистических данных немецкой военной промышленности», индекс выпуска всех типов самолетов возрос с 232 в январе 1944 г. лишь до 310 в сентябре, или на 34 процента. В этот период процент производства истребителей (по весу) увеличился от 47,7% до 75,5%.

Гитлер усугубил и без того отчаянное положение в Германии, когда так неэффективно воспользовался своим последним козырем – истребителями. Как ни фантастично звучит, но в те самые месяцы Германия производила все больше и больше истребителей. Всего в тот последний период войны  было поставлено в войска 12 720 истребителей, а начинали войну в 1939 г. всего лишь с 771 истребителями. 

Об ответственности Гитлера за недостаточную эффективность противовоздушной обороны Германии 

Огромная ответственность лежит на Гитлере за то, что воздушное пространство Германии оказалось недостаточно защищенным от интенсивных бомбардировок союзной англо-американской авиации, которые, несмотря на ряд допущенных ими ошибок, оказались вполне успешными. Во-первых, Гитлер отсрочил производство реактивных истребителей, а впоследствии превратил их в крошечные бомбардировщики. Нелепая затея. Во-вторых, одержимый жаждой мести, он решил использовать новые дорогостоящие ракеты «Фау-2» для обстрела Лондона.  Гитлер, как и Шпеер, надеялся на то, что новое оружие — «Фау-2» — посеет ужас и смятение в стане противника, парализовав его волю к сопротивлению. Оказалось, что эффективность этого оружия была сильно переоценена. С  конца июля 1943 года колоссальные производственные мощности были выделены под выпуск этих огромных ракет,  длина которых составляла 14 метров, а вес - около 13 тонн, высота траектории — 100 км; боевая часть вмещала до 800 кг аммонита.  Гитлер приказал выпускать по 900 таких ракет в месяц.

Шпеер замечает, что он не просто согласился с решением Гитлера, но и поддержал его, совершив свою самую большую ошибку во время войны. Всего за два месяца до принятия этого злосчастного решения 29 июня 1943 г., Шпеер получил детальный меморандум от проф.  Крауха  – Генерального Уполномоченного по химической промышленности по четырехлетнему плану, в котором, тот делает однозначный вывод: «Даже если бы мы располагали неограниченным количеством больших ракет дальнего действия «Фау-2», от чего мы пока весьма далеки… с началом ракетных атак Лондона, население Великобритании стало призывать правительство проводить ковровые бомбардировки  густо населенных районов Германии. Наоборот, до ракетных атак они выступали против бомбардировок гражданского немецкого населения… Мы же до сих пор абсолютно беспомощны перед рейдами подобного рода».

На территорию Германии в 1944 г. армады англо-американских бомбардировщиков сбрасывали в среднем от 1,2 до 4,1 тысячи тонн бомб в сутки,[1] а Германия могла обрушить на Англию лишь три десятка ракет «Фау-2» в сутки суммарной мощностью 24 тонны взрывчатки, что являлось эквивалентом бомбовой нагрузки всего лишь дюжины «Летающих крепостей». Согласно американскому справочнику «U.S. Air University Review», том XVII, № 5 (июль — август 1966), четырехмоторный «В-17» («Летающая крепость») стоил 204 тыс. долларов. Средняя стоимость одной ракеты «Фау-2» составляла около 120 тыс. рейхсмарок, то есть всего в 7 раз меньше (1$=4,2 рейхсмарок 1940 г.),[2] 7 ракет несли 5,6  тонн взрывчатки (около 800 кг на ракету), и каждая ракета при взрыве уничтожалась. Бомбардировщик «В-17» использовался многократно, дальность действия при бомбардировках территории Германии, с возвратом на аэродромы посадки, составляла от 1600 до 3200 километров, при этом бомбовая нагрузка ровнялась соответственно 3,5 – 2,2 тонны. Только на Берлин было сброшено 50 килотонн взрывчатки и шрапнели, уничтожено или частично разрушено около 20 % застройки (Вебстер и Франкленд. Стратегические бомбардировки Германии. Т. IV. Лондон, 1961). Чтобы сбросить такой же груз на Лондон, Германии пришлось бы использовать 63 тыс. ракет «Фау-2», на выпуск которых потребовалось бы 6 лет. 

Гигантские усилия и средства были вложены в создание, производство и развитие ракет «Фау-2», которые осенью 1944 г. доказали свою полную несостоятельность. На совещании у Геббельса 29 августа 1944 г. Шпееру  пришлось публично признать, что  «Фау-2» вряд ли окажут сильное психологическое воздействие на противника и они по боевым,   техническим и  экономическим характеристикам  не оправдали надежд.

Самый дорогостоящий оборонный проект Германии оказался и самым нелепым. Ракеты, которыми так гордилось руководство Германии и производству которых Шпеер определенное время отдавал предпочтение, привели лишь к пустой трате средств и времени. Здесь сказалось отсутствие у Шпеера профессионального инженерно-технического образования, а так же опыта работы и руководства в отдельной высокотехнологической отросли военной промышленности. Более того, эти ракеты были одной из причин, по которым Германия проиграла оборонительную воздушную войну.

В том же меморандуме Крауха предлагалось: «… сконцентрировать наши усилия на создании зенитного вооружения, на модели «С-2» ракеты «Вассерфаль» [«Водопад»]. Мы должны немедленно запустить ее в серийное производство… Другими словами, усилия каждого инженера и каждого рабочего по осуществлению этого проекта внесут несравненно больший вклад в нашу победу, чем те же ресурсы, инвестированные в любую другую программу. Промедление с осуществлением этого проекта может привести к военному поражению [выдел.- Авт.] Германии».

Радиоуправляемая ракета «Вассерфаль» класса «земля — воздух», предназначенная для ПВО Германии была разработана в 1942 г. Она имела длину около 7,5 метра, несла приблизительно 300 кг.  взрывчатки и с поразительной точностью сбивала бомбардировщики противника на высоте до 15 тыс. метров. Ей не мешали ни ночная тьма, ни облака, ни мороз, ни туман. И она могла быть запущена в серийное производство уже в 1943 г., если бы к ее доведению были привлечены ученые и инженеры, занимавшиеся ракетными разработками под руководством Вернера фон Брауна в Пенемюнде – руководителя проект по созданию ракеты «Фау-2». Еще в начале 1945 г. в Пенемюнде работало 2210 ученых и инженеров над ракетами дальнего действия «Фау-2» и «А-9», тогда как проектом «Вассерфаль» занималось всего 220 человек, а еще одну зенитную ракету, «Тайфун», разрабатывало 135 человек.

Поскольку Германия выпускала по 900 ракет «Фау-2» каждый месяц, то вполне могла бы производить ежемесячно несколько тысяч этих ракет меньших по размерам и стоимости. Шпеер отмечает, что ПВО Германии с весны 1944 г. могла бы успешно защищать свои промышленные предприятия от бомбардировок противника с помощью ракет «Вассерфаль»  в сочетании с реактивными истребителями  и имеющейся зенитной артиллерией.

Однако, такое гипотетическое привлечение разработчиков ракет «Фау-2» к проекту «Вассерфаль» было сложно осуществить из-за чисто организационных трудностей, связанных с  их подчинённостью командованию различных родов войск: соответственно сухопутных сил и ВВС. Учитывая конфликт интересов и жестокую конкуренцию между ними, предприятия в Пенемюнде было непросто передать в подчинение ВВС. Конкуренция практически исключала и возможность объединения усилий по исследованиям и разработкам. 

Об ответственности Гитлера в неэффективном использовании реактивного истребителя «Ме-262» - самого современного истребителя  Второй мировой войны 

По мере ухудшения общей ситуации Гитлер становился все более деспотичным и нетерпимым к любым возражениям. Его упрямство привело к губительным последствиям и в промышленной сфере: наше самое современное «секретное оружие» — двухмоторный реактивный истребитель Мессершмитт «Ме-262», развивавший скорость более 800 кг в час и превосходивший по летно-техническим и боевым качествам любой истребитель во Второй мировой войны, — оказалось бесполезным.

В сентябре 1943 года Гитлер приказал прекратить подготовку к серийному производству «Ме-262» , а через три месяца 7 января 1944г., он изменил свою точку зрения после того, как узнал из британской прессы об успешных испытаниях британских реактивных самолетов. Теперь Гитлеру не терпелось как можно скорее получить самолеты этого типа, но из-за его же оплошности программа выполнялась медленно. Планировалось с июля 1944 года не более 60 самолетов в месяц и с января 1945 года по 210. Гитлер приказал переделать новый самолет, разработанный как истребитель, в скоростного бомбардировщика. Ошеломленные специалисты все же надеялись разумными доводами переубедить Гитлера, но добились совершенно противоположного результата. Гитлер категорически приказал снять с самолетов все вооружение, чтобы увеличить бомбовую нагрузку. Как он заявил, реактивным самолетам не надо защищаться, поскольку они превосходят в скорости вражеские самолеты. Не доверяя новому изобретению, Гитлер хотел применять его исключительно в полетах по прямой на большой высоте и даже потребовал от инженеров уменьшить развиваемую самолетом скорость, чтобы уменьшить нагрузку на крылья и двигатели.

Эффективность этих крошечных бомбардировщиков, способных нести чуть более 450 кг бомб (5-8 раз меньше, чем четырехмоторный американский бомбардировщик «B-17» ,«Летающая крепость»), оказалась смехотворно малой, а как реактивный истребитель  благодаря превосходству в скорости могли сбивать несколько «B-17», несущих смерть и разрушение немецким городам.

Генеральный штаб рассчитывал, что применение реактивных истребителей поможет добиться коренного перелома в воздушной войне. Все, кто хоть немного разбирался в проблемах авиации, отчаянно пытались убедить Гитлера изменить решение. Йодль (1890-1946 гг., генерал-полковник, начальник оперативного управления Верховного Главнокомандования Вооруженными силами Германии, по приговору международного военного трибунала в г. Нюрнберг повешен 16 октября 1946 г.), Гудериан, Модель (1891-1945 гг., генерал-фельдмаршал, покончил жизнь самоубийством 21 апреля 1945 г., после окружения союзными англо-американскими войсками, возглавляемой им группа армий), Зепп Дитрих и, разумеется, генералы люфтваффе постоянно оспаривали дилетантское решение Гитлера, но лишь навлекали на себя его гнев, ведь ему казалось, что они подвергают сомнению его военный и технический профессионализм. Осенью 1944 года Гитлер положил конец всем спорам, наотрез отказавшись впредь обсуждать этот вопрос. И только через полгода 22 марта 1945 г., когда все уже было кончено, Гитлер подписал приказ об обратном  перевооружении реактивного истребителя – бомбардировщика «Ме-262» в истребитель. Этим последним приказом он словно признавал ошибку, которую совершил полтора года назад, когда упрямо пренебрег мнением всех экспертов.

По воспоминаниям Кёрля,[3] к концу 1944 г. было построено и снабжено горючим на три месяца несколько сотен реактивных самолетов, однако они не были использованы как истребители для отражения воздушных налетов противника.  Не были созданы крупные аэродромы для того, чтобы самолеты могли подняться в воздух и приземлиться в короткие сроки. Этот факт является еще одним свидетельством плохой координации и планирования в последней фазе войны.

В конце войны Галланд (1912-1996 гг., генерал-лейтенант, командующий истребительной авиацией ВВС) сказал Шпееру, что если бы высшее руководство Германии было дальновидным, то к серийному производству реактивных истребителей «Ме-262» могли приступить бы в начале 1943 г., на полтора года раньше. По его свидетельству, сейчас для отражения дневных авианалетов на территорию рейха имеется всего 200 истребителей.

Реактивный истребитель «Ме-262», запущенный в серийное производство в середине 1944 году, и ракета «Вассерфаль» были не единственными эффективными видами нового вооружения в Германии. Страна располагала ракетой с дистанционным управлением, обладавшей еще большей скоростью, чем реактивный самолет, — ракетой-снарядом, наводящейся на цель по тепловому излучению двигателей самолета противника. И еще торпедой, реагирующей на шум и способной преследовать корабль противника по зигзагообразной траектории.

Здесь, конечно, следует упомянуть такое чрезвычайно эффективное  оружие против танков, как фаустпатрон, который  был создан по образцу американской базуки (реактивного гранатомета). В ноябре 1944 г. было выпущено 997 000 фаустпатронов, в декабре — 1 253 000, в январе 1945 г. — 1 200 000. 

Об ответственности Гитлера за недостаточную оснащенность автоматическим оружием пехотных подразделений вермахта

Немецкая пехота уступала противнику в силе огня, так как бойцы Красной Армии располагали таким отличным оружием, как советские автоматы, а у пехотных подразделений западных держав было больше автоматического стрелкового оружия и пулеметов, чем у немцев. В этом убедился Шпеер во время инспекционной поездки в Лапландию (север Финляндии), где и солдаты, и офицеры жаловались ему на недостаток автоматического стрелкового оружия, особенно — эффективных автоматов. Им приходилось довольствоваться трофейными советскими автоматами.

Гитлер несет прямую ответственность за сложившуюся ситуацию. Пехотинец Первой мировой войны, он продолжал хранить верность хорошо знакомой винтовке Маузер  образца 1898 г., которая к тому времени была на вооружении в Германии более 40 лет. Летом 1942 года Гитлер не дал разрешения на производство уже разработанной модели автомата, так как считал, что винтовки для пехоты гораздо удобнее.

Сразу же после возвращения из Лапландии Шпеер попытался устранить этот дисбаланс. В начале января 1944 г. программу производства стрелкового оружия поддержали и дополнили Главный штаб сухопутных сил и командующий резервной армией генерал Фромм. Однако Гитлер, мнивший себя экспертом по вопросам вооружений, тянул шесть месяцев, прежде чем одобрил данное предложения на совещании 28–29 июля 1944 г. Однако и там он еще раз подтвердил свою убежденность в том, что винтовки для пехоты гораздо полезнее автоматов и решительно заявил, что согласится на производство автоматов, только в том случае, если они будут оснащены обычными винтовочными патронами. Для того чтобы хотя бы частично ликвидировать это превосходство противника, был предусмотрен значительный рост производства стрелкового оружия. Этим объясняется начало массового производства автоматической винтовки (в середине 1943 г. производилось 100 шт. в месяц, а в августе 1944 г. – уже 30 тыс. шт.), увеличение вдвое производства пулеметов в течение года, начало производства огнеметов «Фм. В. 41» и увеличение их выпуска в 7 раз и т.д.

Впоследствии Гитлер постоянно обвинял министерство Шпеера в том, что оно не может добиться запланированных показателей роста производства автоматов в намеченные сроки. Однако, за девять месяцев были достигнуты значительные успехи: выпуск автоматов увеличился в 20 раз, хотя это можно было сделать на два года раньше, если бы не были вынуждены отдать большую часть производственных мощностей под тяжелое вооружение, а ведь именно Гитлер способствовал внедрению тяжелых артиллерийских орудий и танков в ущерб производству автоматического стрелкового оружия. 

4. Не удалось упростить управление ВПК из-за отсутствия способностей и желания Гитлера вникнуть  в экономические и социальные проблемы Германии во время войны

Шпеер в своих мемуарах отмечает, что: «Всякий раз, когда я докладывал Гитлеру о своих организационных планах, он демонстрировал отсутствие всякого интереса к ним. У меня складывалось впечатление, что он неохотно [выделено - Авт.]  занимался подобными вопросами и что в определенных областях он был не способен [выделено - Авт.] отличить главное от второстепенного. Не любил [выделено - Авт.]  он также и четкого разграничения полномочий. Иногда он намеренно давал каким-нибудь инстанциям или лицам аналогичные или схожие задания. «А там, — нередко и с удовольствием говаривал Гитлер, — пробьется более сильный».

В своих выступлениях и письмах Гитлеру с весны 1942 г. и до конца 1944 г. Шпеер постоянно выступал с предложениями упростить управление ВПК и усилить его (Шпеера) единоначалие в принятии решений. Утром 20 июля 1944 г., за несколько часов до покушения на Гитлера, Шпеер написал ему: «русские и американцы  научились добиваться большего эффекта более простыми организационными средствами, тогда как мы не добиваемся соответствующих результатов из-за устаревших организационных форм. Данная война — это война двух систем управления [ВПК, - Авт.]: «борьба нашей, консервативной системы управления, против гибкой системы у противника». Если мы не перейдем к другой системе управления, то будущие поколения признают, что наша устаревшая, скованная традицией и ставшая громоздкой система управления [обязательно, - Авт.] должна была проиграть».

Шпеер пытался указывать Гитлеру на очевидные стратегические просчеты и на нерациональность его окружения: «Однако Гитлер остался глух к моим доводам, и снова все мои попытки ор­ганизовать эффективное военное производство закончились провалом из-за его непостоянства»[4]. Например, еще 19 декабря 1942 г., за восемь месяцев до первого авианалета на Швайн­фурт, Шпеер разослал директиву на все предприятия военной промышленности, в которой предупреждал: “Нарастающая интенсивность вражеских авианале­тов вынуждает нас усилить подготовку к передислокации важнейших военных производств”. Однако Шпеер встретил повсеместное сопротивление. Гауляйтеры не желали размещения новых заводов на подвластных им территориях, так как бо­ялись нарушить безмятежную тишину своих городков. При этом директора оборонных предприятий не проявляли инициативу и старались остаться в стороне от внутриполитической борьбы. В результате практически ничего не было сделано. Как это разительно отличалось от деятельности первых секретарей обкомов ВКП(б) по организации работы эвакуированных промышленных предприятий в 1941-1942 гг. на Урал, в Сибирь,  Казахстан и Среднюю Азию (см. раздел 2.1.4).

Когда начались интенсивные бомбежки немецких городов союзной англо-американской авиацией, гауляйтеры начали направлять доклады Гитлеру о масштабах разрушения. Эти доклады явно шокировали Гитлера, правда, не столько жертвы среди населения и разрушения в жилых кварталах, сколько уничтожение ценных зданий, особенно театров. Как и в своих довоенных проектах «обновления немецких городов», он в первую очередь интересовался представительской архитектурой и гораздо меньше — нуждами и несчастьями людей, а потому требовал немедленно восстановить сожженные здания театров. Шпеер несколько раз пытался напомнить ему о других, более важных задачах строительной индустрии, да и местные власти вовсе не пылали желанием выполнять столь непопулярные приказы. Во всяком случае, Гитлер, поглощенный военной ситуацией, редко спрашивал, как продвигается строительство. Он настаивал на восстановлении оперных театров только в Мюнхене, своем втором доме, и в Берлине, на что потребовалось огромное количество рабочих и денег. Заявляя, что «театральные спектакли необходимы для поддержания морального состояния людей», Гитлер демонстрировал поразительную неосведомленность о жизни и настроении народа — горожанам-то уж точно было не до театров. 

5.        Не удалось приостановить излишнее строительство в различных округах Германии 

Шпеер полагал, что руководителям нацисткой партии следует немедленно начать мобилизацию всех резервов. Ведь сам Гитлер, 1 сентября 1939 г. в день объявления войны с Польшей, торжественно заявил в рейхстаге, что нет таких лишений, которые он не был бы готов разделить лично. И в самом деле, он распорядился заморозить строительство всех опекаемых им объектов, даже в Оберзальцберге (резиденции Гитлера в Баварских Альпах). На это распоряжение сослался Шпеер через две недели после вступления в должность в своей речи перед самой трудной для него аудиторией — перед гауляйтерами и рейхсляйтерами (руководителями отдельных направлений в центральном аппарате нацистской партии и правительстве, назначаемых лично Гитлером - 18 человек в 1942 г.). Шпеер заявил: «Недопустимо, чтобы на наши сегодняшние [выделено. – Авт.] решения оказывали влияние планы наших будущих мирных работ. У меня имеется указание фюрера докладывать ему о всех подобных, безответственных помехах, чинимых нашей военной промышленности». Нынешнее военное положение требует приостановки [выделено. – Авт.] всех излишних строительных работ в округах (гау). Наш долг — подать хороший пример, даже в тех случаях, когда экономия рабочей силы и материалов будет незначительной.

У Шпеера была полная уверенность в том, что каждый из присутствующих последует его призыву. Однако после выступления его окружило много гауляйтеров и рейхсляйтеров, старавшихся получить в виде исключения разрешение на продолжение строек на своих подотчетных территориях или курируемых отраслях экономики. Первым среди них был сам рейхсляйтер Борман, который успел заручиться согласием у подверженного колебаниям Гитлера на продолжение строительства Оберзальцберге. Через три недели после совещания Шпеер настоял на новом приказе Гитлера о консервации этой стройки. Но, тем не менее, стройка в Оберзальцберге продолжалась до конца войны.

За Борманом протиснулся гауляйтер Заукель, он хотел продолжить строительство здания «партийного форума» в Веймаре. И эта стройка, несмотря на возражения Шпеера, также продолжала строиться до конца войны. Роберт Лей сражался за свинарник в своей образцово-показательной усадьбе и т.д. Да и сам Гитлер уже после призыва Шпеера распорядился (помимо продолжения работ в Оберзальцберге) начать перестройку обветшавшего замка Клесхайм под Зальцбургом в роскошную резиденцию для гостей — проект стоимостью в несколько миллионов рейхсмарок. Гиммлер же сооружал для своей любовницы огромную виллу недалеко от Берхтесгадена в такой тайне, что Шпеер об этом узнал лишь в последние недели войны. Гитлер сам поощрил одного гауляйтера (это было уже после 1942 г.) к перестройке замка Позен, одного отеля да еще и к строительству личной резиденции, и все это с огромным расходом фондируемых материалов! Еще в 1942—1943 гг. продолжалось строительство персональных поездов для Лея, Кейтеля и прочих, что требовало немало дефицитных материалов и квалифицированной рабочей силы. Индивидуальные строительные замыслы верхушки нацисткой партии оставались Шпееру по большей части неизвестными.

При всевластии рейх- и гауляйтеров Шпеер не мог добиться над ними контроля, и ему лишь редко удавалось наложить вето на тот или иной проект, да и то с ним не считались. Даже летом 1944 г. Гитлер и Борман поставили Шпеера в известность, что некая мюнхенская фирма по изготовлению багетов и рам не должна привлекаться к военным заказам. Впрочем, еще несколькими месяцами ранее от производства для армии опять же по их указанию были освобождены «фабрики и приравниваемые к ним художественные промыслы», занятые изготовлением ковров и штофных материалов для послевоенных сооружений Гитлера.

Шпеера возмущало нежелание руководителей Германии идти на жертвы, которых они требовали от немецкого народа; их по-прежнему роскошный образ жизни в такое трудное военное время, их вечные интриги и безнравственное поведение даже по отношению друг к другу.

Шпеер вспоминает, как: «после полудня 7 ноября 1942 г. я сопровождал Гитлера в спец-поезде в Мюнхен. В былые времена Гитлер обыкновенно во время остановок появлялся в окне своего вагона перед народом. Теперь же контакты с внешним миром, казалось, были ему нежелательны. Шторы на окнах со стороны перрона были опущены. Как-то мы с Гитлером поздним вечером сидели в его отделанном палисандровым деревом вагоне-ресторане за обильным ужином. И никто из нас сначала не обратил внимания, что на соседнем пути стоял товарняк; из телячьих вагонов на нас и наш стол пристально смотрели немецкие солдаты, возвращавшиеся с Восточного фронта, измученные, отощавшие, многие раненные. Приподнимаясь со стула, Гитлер вдруг увидел мрачную картину всего в двух метрах от своего окна. Ни приветствия, ни вообще какой-либо реакции. Приказ порученцу немедленно опустить шторы. Так во второй половине войны закончилась одна из редких встреч Гитлера с фронтовыми солдатами, такими же, каким он был сам 24 года назад».

В своих воспоминаниях Шпеер отмечает: «Всего за девять лет пребывания у власти нацистская верхушка стала столь безнравственной, что даже в критический период войны я не смог ограничить их запросы и вынудить отказаться от роскошного образа жизни. Будто бы для “представительских целей” они обзаводились виллами, охотничьими домиками, поместьями и дворцами, множеством слуг и огромными запасами изысканной еды и отборных вин»^132([5]).

«Забота о собственных удобствах доходила до абсурда. Сам Гитлер, куда бы он ни направлялся, прежде всего, издавал указ о строительстве бункеров для своей защиты. Толщина перекрытий возрастала с увеличением веса применяемых противником бомб и достигла 5 метров. Постепенно надежные системы бункеров появились в Растенбурге, Берлине, Оберзальцберге, Мюнхене, гостевой резиденции близ Зальцбурга, в Ставке в Наухайме и на Сомме. А в 1944 году Гитлер приказал построить в горах Силезии и Тюрингии две подземные Ставки, для чего пришлось мобилизовать сотни специалистов-горнопроходцев и взрывников и тысячи рабочих, незаменимых на военных объектах» ^133([6])

Это хорошо описано в знаменитом романе Э. Ремарка «Время жить. Время умирать», на примере комфортной жизни, которую вел партийный нацистский руководитель в небольшом немецком городке.

6.        Не удалось провести тотальную мобилизацию трудовых ресурсов в Германии 

Шпеер писал: «Поразительно, но Гитлер предъявлял к своему народу гораздо меньше требо­ваний, чем Сталин, Черчилль и Рузвельт к своим народам. Пропасть между тоталь­ной мобилизацией трудовых ресурсов в демократической Англии и пренебрежи­тельным отношением к этому вопросу в авторитарной Германии указывает на то, что нацистский режим опасался [выделено. – Авт.]  любых изменений общественного мнения. Немецкие лидеры не желали ни приносить [выделено. – Авт.]  в жертву себя и идти на лишения, ни требовать [выделено. – Авт.] жертв от народа. Они пытались поддерживать боевой дух на­ции путем бесконечных уступок [выделено. – Авт.]. Гитлер и большинство его политических после­дователей принадлежали к поколению солдат Первой мировой войны, ставших свидетелями ноябрьской революции 1918 г. и не изживших страх перед гневом народных масс. В частных разговорах Гитлер отмечал, что, пережив ту револю­цию, трудно ее забыть. Ради предотвращения недовольства все больше усилий и средств — гораздо больше, чем в демократических государствах, — тратилось на производство товаров народного потребления, военные пенсии и компенсации женщинам, чьи мужья служили в армии. В то время как Черчилль обещал свое­му народу только кровь, пот и слезы, [а Сталин безжалостно мобилизовал все людские, духовные, материальные силы советского народа, для победы над врагом - Авт.] мы на протяжении всей войны и в самые тяжкие ее моменты слышали лозунг Гитлера: “Мы уверены в нашей окончатель­ной победе”. Это было равносильно признанию в политической слабости и свиде­тельствовало о страхе перед потерей популярности, что, в свою очередь, могло привести к взрывам народного недовольства»[7]

В мирное время в экономике Германии в год поступало на работу около 600 тысяч молодых людей. Это уравновешивало отток рабочей силы по возрасту или смерти. Теперь же не только они, но и частично промышленные рабочие призывались в вермахт. В 1942 г. военной промышленности Германии не хватало более миллиона рабочих. Поэтому первоочередной задачей, которая встала перед Шпеером после его назначения – обеспечение рабочей силой предприятия военной промышленности.

В середине марта 1942 г., как-то поздно вечером, Шпеер посетил одно из ведущих берлинских предприятий по производству вооружения «Райнметалл-Борзиг», цеха которого были оснащены ценнейшим  оборудованием. Он увидел, что в цехах нет рабочих, так как для вечерней (второй) смены их просто не хватало. Такая же ситуация была и на других оборонных заводах Германии. Кроме того в дневное время, когда работали все заводы и фабрики в стране возникал дефицит электроэнергии, а в вечернее и ночное время нагрузка на энергосистему существенно снижалась. В Германии во время войны 90% всех рабочих работали в первую смену, 7% во вторую и только 3% работало в третью[8].

Значительное количество рабочих отвлекалось на строительство новых промышленных предприятий, с общим объемом капитальных вложений около 11 миллиардов рейхсмарок (или 11% от расходной части бюджета 1941/42 финансового года). Для этих вновь строящихся предприятий не было возможности изготовить оборудование. Поэтому Шпеер подписал директиву у Гитлера, о сокращении объемов незавершенного строительства, но только до 3 миллиардов и консервации оставшихся объектов. Например, Гитлер не согласился с консервацией долгосрочных строительных объектов топливной промышленности стоимостью около одного миллиарда марок. Ему хотелось всего и сразу, и свой отказ он мотивировал следующим образом: «Допустим, война с Россией закончена. Но у меня есть и далеко идущие планы, а для этого мне нужно больше синтетического горючего, чем сейчас. Новые предприятия должны строиться, даже если срок их сдачи через несколько лет». Годом позднее, 2 марта 1943 г., Шпеер еще раз обратил внимание Гитлера, что не имеет смысла строить заводы под будущие программы развития страны, если их строительство завершиться после 1 января 1945 г. Ошибочное решение Гитлера в начале 1942 г. ограничивало производство вооружений в Германии вплоть до сентября 1944 г., когда произошло резкое ухудшение положения на фронтах и строительство новых объектов было прекращено.

Тем не менее, Шпееру удалось высвободить несколько сотен тысяч строительных рабочих, которых можно было переключить на военное производство. Но тут возникло новое препятствие. Руководитель группы по трудовым ресурсам в рамках четырехлетнего плана министериаль-директор д-р Мансфельд без обиняков заявил Шпееру, что у него не хватает власти, чтобы сломить сопротивление гауляйтеров, несогласных с направлением освобождающихся строителей из одного гау (округа) в другой. И в самом деле, гауляйтеры при всех их интригах и соперничестве моментально выступали как единая команда, как только возникала угроза их «суверенным правам». В Советском Союзе во время войны, да и после войны при плановой экономике такая ситуация была просто немыслима. Лозунг «Все для фронта, все для Победы» объединял усилия всех руководителей областных партийных (коммунистической) организаций, под жестким контролем Сталина –  Председателя ГКО и одновременно  Генерального секретаря ВКП (б) (разд. 2.9.1).

Шпееру было ясно, что, несмотря на его тогда очень сильные позиции и мощную поддержу Гитлера, в одиночку с гауляйтерами ему не справиться. Он попросил Гитлера прикомандировать к нему специального уполномоченного из гауляйтеров, чтобы через его особые полномочия от имени Гитлера преодолеть и эту трудность. К сожалению, для Шпеера таким уполномоченным был назначен Заукель, его полный антипод.

При вручении приказа о назначении Заукеля, Гитлер указал, что проблемы нехватки рабочих рук просто не существует, и повторил примерно то же, что уже говорил 9 ноября 1941 г.: «На территории, работающей прямо на нас, проживает 250 миллионов человек. Ни у кого не должно быть сомнений, что мы сумеем этих людей полностью запрячь в работу». Гитлер уполномочил Заукеля самым решительным образом заполнять незанятые рабочие места за счет депортации жителей из оккупированных стран. Сам Заукель пообещал Гитлеру и Шпееру расширить все узкие места с рабочей силой и самым пунктуальным образом заполнять места немецких мужчин, призванных в вермахт. Однако Заукель не смог выполнить своего обещания, да и надежды Гитлера на 250 млн. человек потенциальных рабочих не оправдались отчасти из-за неповоротливости немецких властей в оккупированных странах, отчасти от того, что местные жители, подлежащие депортации в Германию, предпочитали бежать в леса и присоединяться к партизанам». В последующие два с половиной года Шпеер засыпал Заукеля требованиями о поставках иностранной рабочей силы для принудительного труда в военной промышленности.

На оборонных предприятиях, на самых ответственных производственных участках, где был самый большой дефицит немецких квалифицированных рабочих, имеющих бронь, их стали заменять иностранными рабочими. Это естественно вызвало протесты директоров этих предприятий, которые они постоянно высказывали Шпееру. С другой стороны, ими же было предложено в большей степени задействовать немецких женщин. Шпеер отмечает[9], что «мне были предоставлены статистические данные, согласно которым в Первую мировую войну значительно шире, чем сейчас, использовался труд немецких женщин. Они показали мне фотографии потока рабочих после окончания рабочей смены на одном и том же заводе боеприпасов в 1918 г. и в 1942 г.: тогда это были преимущественно женщины, теперь же — почти исключительно мужчины. Приложили они и иллюстрации из американских и английских журналов [в Советском Союзе на промышленных предприятиях работало более 50% женщин, от общей численности работников и более 1 млн. подростков (около 10% от общей численности) (раздел ХХХ), - Авт.], доказывавшие, что в этих странах на всех военных заводах женщины составляют более значительную часть рабочих коллективов, чем у нас». По данным[10] даже в январе 1945 г. из 41-42 млн. женского населения Германии занятыми в экономике числилось не более 16 млн.

Когда в начале апреля 1942 г. Шпеер потребовал от Заукеля более широкого привлечения немецких женщин на военные предприятия, он с порога заявил, что вопрос, откуда и каких брать рабочих, а также где их использовать, относится всецело к его компетенции; как гауляйтер, он подчиняется только Гитлеру и только перед ним несет ответственность. В заключение он предложил оставить решение этих вопросов на усмотрение Геринга как Генерального уполномоченного по четырехлетнему плану. Шпеер отмечает, что «во время совещания, которое состоялось в резиденции Геринга, он был чрезвычайно этим польщен. К Заукелю он обращался с преувеличенной любезностью и гораздо холоднее ко мне. Мне едва удалось изложить свои взгляды — Заукель и Геринг все время перебивали меня. Самый веский аргумент Заукеля заключался в том, что заводской труд несет в себе опасность нравственного ущерба для немецкой женщины, от него пострадает не только «душевная и эмоциональная жизнь», но и ее репродуктивные функции [выделено. – Авт.]. Геринг со всей решительностью присоединился к этим доводам. Чтобы уйти со спокойной душой, Заукель сразу же после обсуждения связался без моего ведома [выделено. – Авт.] с Гитлером и заручился его поддержкой».

Это было первым ударом по позиции Шпеера, до того считавшейся неуязвимой. О своей победе Заукель оповестил своих коллег-гауляйтеров в особом письме, в котором между прочим подчеркивалось: «Для существенного облегчения перегрузок, которым подвергаются немецкие домохозяйки, и в первую очередь многодетные матери, а также в целях охраны их здоровья, фюрер дал мне указание доставить из восточных областей в Рейх примерно 400—500 тысяч отборных, здоровых и сильных девушек» [в первую очередь из Украины, выделено и добавлено, – Авт. ]. В то время как в Англии в 1943 г. численность прислуги уменьшилась на две трети, в Германии она оставалась практически неизменной до конца войны — 1,4 млн. человек. Сверх того, немалая доля от полумиллиона украинок, которые были насильно вывезены в Германию, работала прислугой у партийных функционеров, о чем вскоре в народе и начали  шептаться.

На заседании кабинета министров 8 января 1943 г. Заукель продолжал утверждать, что может набрать любое количество требуемых от него рабочих, в том числе квалифицированных, за пределами рейха, и поэтому вовсе нет необходимости мобилизовывать немецких женщин, поскольку трудовых ресурсов в стране пока еще достаточно.

 

Окончание следует