Вышла в свет книга Б.И.Нигматулина и В.А.Пивоварова «Реакторы с тяжелым жидкометаллическим теплоносителем. История трагедии и фарса». Подробнее 

 Профессор Б.Г.Гордон (gordon@secnrs.ru) 

«Когда задумаюсь о жизни вообще,

намеренья мои теряют оперенье:

 ведь если человек есть мера всех вещей,

 то смерть его – отказ от измеренья».

1. Жизнь – это сложное многозначное явление, и отношение к ней сильно меняется даже у одного человека в зависимости от его культуры, темперамента, возраста, времени суток и т.п. Но как к ней ни относись, размышлениям о ней явно или подспудно сопутствует мысль о смерти, о том, что «мир легко обойдётся без любого из нас». 

Многие жизненные процессы носят колебательный характер между двумя противоположностями, и от нашей зоркости и тонкости ощущений зависит способность видеть промежуточные состояния, полутона и оттенки. Но колебания эти не линейны, амплитуды и частоты сами зависят от разных факторов и предоставленные самим себе они всегда затухают, деградируют, умирают. Часто говорится, что истина лежит посередине между крайними высказываниями, а это она колеблется, пробегая возможные состояния в соответствии с нашим настроением и текущей способностью её постичь.

Межчеловеческие контакты, также как в технике, постепенно тускнеют, ржавеют, зарастают жиром, но иногда между людьми возникает такая «химия», которая жир и ржавчину превращает в золото. Чудеса общения, как правило, случайны и недолги, много короче нашей жизни, но когда они проходят: «Не говори с тоской: их нет; но с благодарностию: были».

Жизнь длится во времени между двумя крайними точками небытия: от прошлого к будущему, и само понятие времени – это форма структурирования её состояний. В юности мы подаём надежды, в зрелости – пытаемся их оправдать, чтобы на старости лет питаться воспоминаниями о них. Чем я сейчас и пытаюсь заниматься, хотя течение мысли всё время сносит в омуты глубокомыслия.

Большую часть жизни я жил с ясным пониманием предела своих карьерных возможностей: кандидат наук и старший научный сотрудник. Мой социальный лифт выше не поднимался. Начальником лаборатории, отдела  или директором я не мог быть в СССР в силу своих трёх очевидных дефектов (национальность, беспартийность. разведённость), но впоследствии оказался на этих позициях случайно в силу изменившихся правил игры во внешнем мире, не добиваясь этих должностей и не помышляя о власти. Хотя в молодости частенько примерялся, как бы я распорядился ресурсами, тематикой, идеями на месте своих директоров и других начальников, особенно, получив бесценный опыт 10-летнего научного руководства крупномасштабной экспериментальной моделью ВВЭР.

В советские годы легко было отличить делателей карьеры по членству в партии, чтобы они потом не говорили о прагматизме, стремлении реализоваться и других подобных интенциях. Ничего плохого в этом не вижу, но поставив мысленный крест на собственной карьере, я стал внутренне ощущать себя вполне свободным в своих суждениях и поступках. Я не боялся публично высказывать точку зрения, противоречащую принятой, старался найти и придерживаться собственных подходов не потому, что считал себя умней других, а понимая, что если я это не скажу или не сделаю, то оно так и останется невоплощённым, неизвестным. При этом я всегда мучительно сомневался в правоте своих взглядов и старался максимально проверять их экспериментами, расчётами, не очень полагаясь на логику, навыки или наития.

Поэтому, когда меня назначили директором, я исходил из того, что власть не самоцель, а средство для решения возникающих проблем и реализации дельных планов. Независимо от того, как воспринимали меня окружающие, все годы своего пребывания в шкуре начальника я рефлексировал и сомневался точно так же, как и прежде, но вынужден был брать ответственность, решая за других, пользуясь предоставленной властью и стараясь не злоупотреблять нею. При этом сам себя я ощущал временным, случайным, преходящим. Один из моих сотрудников, некоторое время ранее работавший директором фирмы в бизнесе, как-то в сердцах заявил мне, что я не настоящий директор. В его понимании, как и у многих, главный признак настоящего начальника – делать всё необходимое для удержания власти. По-видимому, он точно почувствовал мои недостатки и особенности, которые зато позволили мне легко расстаться с гнётом ответственности.  Никогда не забуду своих ощущений после того, как написал заявление об отставке с поста директора. Когда я сел в машину, то испытал такое чувство лёгкости и невесомости, как будто моя голова летает под крышей автомобиля, словно воздушный шарик.

2. Я уже рассказывал в /1/ о том, что к окончанию института разочаровался в своей специальности и даже прилагал усилия по рокировке в гуманитарии. Может быть, это были обычные юношеские реакции, желание длить учение, страх принимать на себя ответственность за взрослые решения. Впоследствии я не раз расстраивался по поводу выбора стези технических наук, но не жалел об этом.

Как-то так получалось, что в процессе научной работы, до завершения определённого периода исследований, возникали новые горизонты, взаимосвязанные цели, к которым влекло любопытство, практические интересы и логика действий.  Для наименования этого процесса я воспользовался термином «блуд труда». Но одновременно с этим зрело ясное понимание маргинальности теплофизических исследований в атомной технологии, вторичности научной поддержки регулятора в сфере использования атомной энергии. Причём осознание этого не делало менее интересным процесс исследования, совершенствование своих навыков, развитие новых достоинств, достижение успехов. Это формировало такой «взгляд сбоку», который я частенько использую и сейчас.

Во многом это происходило из-за того, что окружавшая меня научная среда не продуцировала атрибуты скепсиса и ощущения второсортности. Напротив, в 1970-е годы в ВТИ работали учёные, казавшиеся мне высококвалифицированными каждый в своей области. Они увлечённо занимались собственными исследованиями, страстно и ревниво относились к их результатам, но были готовы отвлечься от обязанностей, чтобы войти в чужую проблему и дать совет, предложить направления дальнейших действий. Они были тесно связаны между собой, знали цену друг другу и именно из них постепенно сложилась моя личная, так называемая внутренняя экспертная группа.

В процессе работы возникала необходимость в углублённом понимании самых разных проблем: конденсация в присутствии неконденсирующегося газа, газодинамика при истечении двухфазных сред, теплопроводность сложных конструкций, оценка погрешностей измерений и т.п. Так вот, по каждому из этих вопросов в ВТИ были признанные специалисты, которые никогда не отказывали в консультации и, более того, всегда были готовы прийти на помощь и поделиться своими знаниями. Мне даже казалось, что и они каким-то образом признали меня достойным их внимания. Я случайно поступил в аспирантуру ВТИ, они случайно оказались в этот период в ВТИ, но попав в случай надо было ещё постараться удачно им воспользоваться.

Наряду с этим ансамблем неназванных сотрудников ВТИ в мою экспертную группу входили несколько крупных специалистов из других организаций, мнения которых были очень важны для меня при принятии, так сказать, ключевых, стратегических решений.

3. Профессор М.Е.Дейч читал у нас в МЭИ газодинамику и пользовался славой блестящего лектора. Я уже не вспомню, по каким критериям оценивались преподаватели, но он явно выделялся среди них и внешним видом, и манерами общения, и глубиной изложения материала. Но после окончания института он остался в моей памяти не более, как один из преподавателей, которых приятно вспомнить.

Совершенно случайно получилось так, что один из моих близких коллег по лаборатории ВТИ исследовал процессы истечения двухфазных сред и М.Е.Дейч был оппонентом по его докторской диссертации. Поэтому, когда я готовил свою кандидатскую работу, то неоднократно ездил к М.Е. на консультации и он из одного из институтских лекторов превратился для меня в решающего советчика по стратегическим вопросам проведения научной работы и подготовки диссертации. Он с большим интересом отнёсся к моим исследованиям и, когда решался вопрос об оппоненте, согласился стать им. Впоследствии, воспользовавшись его доброжелательностью каждый раз, начиная новый цикл исследований, я всегда подробно рассказывал ему о своих планах и всегда получал очень полезные советы.

Когда М.Е.Дейч составлял свою известную книгу /2/,  то он предложил мне написать в неё главу, за что я был ему весьма признателен. Готовя докторскую диссертацию к защите, я регулярно советовался с ним по целому ряду научных и организационных проблем. Упомянутая книга препятствовала ему вновь стать моим официальным оппонентом, но на защите он решительно выступил в поддержку работы и, несомненно, его позиция сыграла большую роль в положительном решении диссертационного совета. Впоследствии, уже став директором, я часто приезжал к нему на кафедру, советуясь по всему спектру разнообразных научных и жизненных вопросов.

Другим стратегическим экспертом моей деятельности неожиданно стал генеральный директор ОКБ «Гидропресс» В.В.Стекольников. Появление столь высокопоставленного лица в моей жизни, также как в случае с М.Е.Дейчем, иллюстрирует роль таких субъективных факторов, как удача и судьба. В период моего обучения в аспирантуре ВТИ получение информации от предприятий Средмаша: Курчатовского института, ОКБ «Гидропресс», ФЭИ и т.п. было весьма затруднено. Здесь большое значение имели личные контакты с аспирантами, учёными, профессорами этих организаций, которые возникали на конференциях, осуществлялись через знакомых и т.п. Однажды я посетовал директору ВТИ В.Е.Дорощуку, что в ОКБ «Гидропресс» проведены теплофизические эксперименты по моей тематике, результаты которых содержатся в закрытых отчётах, и, несмотря на наличие нужной формы допуска, у меня к ним нет доступа.  Однажды, когда В.В.Стекольников посетил ВТИ, меня вызвали в дирекцию и познакомили с ним. Это и был момент попадания в случай.

По-видимому, чем-то я его заинтересовал, так как он пригласил приехать к нему и обещал помочь. Действительно, проблему получения информации он разрешил легко, но проявил неподдельный интерес и к моей работе, и к моим взглядам на жизнь. Во всяком случае, он пригласил меня повторить визит, и в течение ряда лет я приезжал к нему с частотой раз-два в год, что дало мне широкие возможности для знакомства не только с результатами теплофизических исследований Гидропресса, но и с его собственными взглядами на науку, практику, жизнь. Всякий раз, прощаясь, он повторял своё приглашение, и я чувствовал его неподдельный интерес к таким аудиенциям, которые иногда длились по часу. Я очень дорожил этими беседами, извлекал из них несомненную пользу и высоко ценил уникальность такой ситуации из-за нашей разницы возрастов, занятости, ответственности, статусов и т.д.

Так как до аспирантуры я пару лет работал в ТЭПе (так назывался нынешний АЭП), то сохранил самые приязненные отношения со многими из тамошних сверстников, молодых ребят, которые широко шагали по карьерной лестнице и со временем становились высококлассными специалистами, руководителями различных подразделений АЭПа. Особенно тёплые контакты сохранились с В.М.Берковичем талантливым инженером и одарённым проектантом, долгое время отвечавшим в руководстве АЭПа за проектирование новых энергоблоков с ВВЭР. Мы были почти однолетки, но он обладал каким-то целостным, комплексным взглядом проектанта на те научные проблемы, которые возникали в этой сфере и окружали нас.

Используя современную нормативную терминологию, можно сказать, что долгие годы ВТИ, осуществлял научно-техническую поддержку головной проектной организации, АЭПа. И так уж сложилось, что основная тематика моих научных работ была связана с гермоограждением ВВЭР и вытекала из проблем, стоявших именно перед проектантом. В свою очередь, В.М.Беркович по должности и по призванию был главным потребителем научной продукции, требующейся для проектирования АС с ВВЭР. Так что перед началом всех моих научных работ я всегда ездил к нему для обстоятельного обсуждения перспектив практического применения их ожидаемых результатов. И то, что один из актов внедрения, приложенных к моей докторской диссертации, утверждён В.М.Берковичем было вполне закономерно.

Поэтому, черпая информацию от обеих головных организаций, конструкторской и проектной, я старался проводить исключительно такие исследования, результаты которых могли быть полезны конструкторской и проектной практике.

4. Таким образом, актуальность, новизна и практическая ценность моих научных исследований обеспечивались поддержкой и согласием нескольких групп высококвалифицированных экспертов, назначенных и соединённых мною самим случайным образом и не подозревавших о своём участии в столь неформальном ансамбле. Так был обустроен, так сказать, идеологический фундамент всей моей научной работы.

Но в экспериментальных исследованиях огромную роль играет материально- техническое обеспечение. От того, какую точность и инерционность будет иметь измерительная аппаратура, насколько применимы окажутся экспериментальные данные для реального оборудования, существенно зависят полученные результаты. И в этой сфере большое значение также имели случай и удача, хотя для их проявления необходимы соответствующие условия. Как говорится, фортуна благоволит к тем, кто подготовлен к любым её капризам.

 В прежние годы СССР вполне мог называться страной всеобщего лимита: всё было ограниченно. В те годы каждый завод относился к определённому ведомству и имел в нём своего куратора, ответственность которого распространялась на несколько предприятий. Кураторы входили в состав отделов по профилю номенклатуры продукции. Министерства состояли из главков, подразделявшихся на отделы и управлявших подведомственными структурами: трестами, конторами и т. п. Знание всей этой иерархии и умение ориентироваться в коридорах власти оказалось жизненно важным элементом работы экспериментатора.

Судьба часто сталкивала меня с различными начальниками: главков, трестов, заводов, институтов и т.п. У них у всех наблюдалось общее качество: на своих постах они выглядели хозяевами, укоренёнными всерьёз и надолго. Может быть дело в строе, эпохе, возрасте, но только уже в конце 90-х стали как-то чаще попадаться начальники-временщики, осознающие недолговечность своего пребывания на руководящих постах. Не то, чтобы они признавали конечность своего жизненного срока, о смерти мало кто думает, а если и думает, то не в служебных кабинетах. Но всё их поведение, планы, дела, казалось, были рассчитаны строго на сегодняшний день. Может быть, это счастливое свойство, ведь те, кто строят стратегии – тоже всего лишь люди. Долговременные планы могут оказаться ошибочны и завести не туда, а краткосрочные – легко менять. Временщики – не всегда плохо, вот на Западе меняют же через 4-5 лет тематику, работу, судьбу, иногда весьма круто.

А встречаются временщики, строящие стратегии для вида, что они надолго, чтобы воспользоваться случаем, сорвать куш, а там – трава не расти. Но отделить одних от других, практически, невозможно: ведь надо сопоставить плоды и замыслы, а как влезть в чужие мозги? Как свидетель тех и нынешних лет могу утверждать, что в советские времена с меня никто не требовал взяток, откатов и т.п., может быть просто потому, что от меня (аспиранта и старшего научного сотрудника) мало что зависело.  А в российские – уже не требовал, так как к тому времени у меня среди моих коллег сложилась определённая репутация, интеллигентного, придурковатого, наивного директора, со своими тараканами, как я и сам её ощущал. В «экономике роз» (распил, откат, занос) я, по-видимому, выглядел, как голливудская нимфетка, упорно отстаивавшая свою девственность.

Я уже не раз писал о том, что, став случайно экспериментатором, столкнулся с комплексом снабженческих проблем доставания датчиков, приборов, поковок и т.д. Процедура их получения требовала постоянных контактов с целым рядом столоначальников, начиная от снабженцев ВТИ и заканчивая заместителями министров или начальниками главков и трестов в зависимости от дефицитности объекта. Я называл их про себя «постояльцы столов, сидельцы диванов, узники приказов».

Лимиты на оборудование для ВТИ выдавались в Москве, в одном из главков Минэнерго. Процедура начиналась с обращения директора ВТИ или его заместителя в Минэнерговское подразделение, занимавшееся распределением необходимого оборудования. Если оно изготовлялось в другом министерстве, то к такому обращению добавлялось письмо от  соответствующего Минэнерговского подразделения. Как правило, дирекция ВТИ меня поддерживала, а министерских чиновников приходилось уговаривать. Так как цели моих исследований были связаны с безопасностью АЭС, а атомная энергетика воспринималась в обществе как сравнительно новая и перспективная отрасль, то я стремился склонить чиновников к сотрудничеству, как бы вовлекая их в полезное государственное дело. В этом большую помощь оказывал личный опыт доставки железнодорожных билетов, который сам пополнялся за счёт моих успехов в доставании оборудования: это было как раз время начала моей аспирантуры. Подробнее о нём я, может быть, расскажу в другом месте.

Особенно трудным было получение приборов, изготавливаемых предприятиями других министерств и не входивших в номенклатуру оборудования, применявшегося в Минэнерго. Если прибор использовался на его предприятии, то речь шла о перераспределении внутри Минэнерго, которого я добивался сравнительно легко: играл роль авторитет ВТИ, опыт его директора, штучность просимого, а со временем у меня самого появились связи в снабженческих сферах Минэнерго. Но иногда нужное оборудование использовалось только на предприятиях Средмаша, Минобороны и других министерств, в которые и войти-то была проблема. 

Так что мои исследовательские работы определялись не только моими научными способностями и личностными качествами, но и зависели от множества разнородных случайных факторов. Их ценность и актуальность подтверждались тем, что похожие исследования, помимо ОКБ «Гидропресс», ставились в военно-морском училище им. Дзержинского, ЦНИИ им. А.Н. Крылова, МЭИ, ФЭИ. Их авторы – сотрудники примерно моих лет,– с одной стороны, оказывались моими конкурентами, а с другой – единственными советскими специалистами, с которыми можно было придирчиво и детально обсудить результаты, поделиться тонкостью выводов, получить объективные консультации. Последнее казалось мне важнее всего, и я предпринял множество усилий, чтобы установить приязненные отношения между всеми нами, которые длились довольно долго на протяжении наших жизней.

Мы бывали рецензентами друг у друга, наши руководители становились оппонентами наших диссертаций, но в основе этих отношений лежали не меркантильные, а научные интересы, по крайней мере, эту иллюзию я сохраняю по сю пору. В конечном счёте, наши результаты легли в основу конкретных конструкций, формул, статей и отчётов, которые и сейчас можно прочитать и перепроверить. Не раз, касаясь в лекциях структуры гермоограждения ВВЭР, я испытывал гордость, что под куполом защитной оболочки расположены форсунки спринклерной системы, конструкцию которых придумали мы с С.Н.Богданом.

5. Любые межличностные отношения, кроме родственных, случайны. По мере разрастания дерева жизни друзья из песочницы, школы, вуза возникают и опадают, как листья. Прочность и длительность дружеских связей зависят от множества факторов и, в первую очередь, от периода возникновения. Принято считать, что наиболее крепки те, что заложены в детстве. Не потому ли, что они более давние и лишены корысти? Некоторые – покоятся на иррациональных склонностях, большинство – на общих интересах и обоюдной пользе. Конечно, зачастую обрядность подменяет веру, но кто возьмётся быть судьёй или адвокатом в межличностных процессах. Ведь человеческие взгляды основаны на близости взглядов, которые изменяются синхронно и совместно, на откровенности, отличающей дружеские отношения от прочих, и на привычке, складывающейся постепенно.  Часто служебные отношения более случайны и менее прочны, чем дружеские, оттого, что короче по времени и поверхностнее. Перемена места работы обрывает почти все из них.

Постепенно все связи, даже дружеские, ослабевают, истончаются, прерываются. Люди расходятся, «как рукава реки, как пальцы растопыренной ладони», уезжают, умирают…. Человек остаётся один на один с самим собой. Наличие домашних, семьи, лишь отчасти вуалирует этот процесс возвращения к тому состоянию, в котором мы появились в этом мире. «Нагим я явился в земных зеркалах, и нищим уйду и босым…».

P.S. В обоих словах названия данного очерка ударение подобает ставить на последнем слоге.

Литература

1. Гордон Б.Г. Плоды досуга (Узор Мнемозины). Атомная стратегия ХХI № 12, 2023,  сайт Проатом ноябрь, 2023.

2. Дейч М.Е., Филиппов Г.А. Газодинамика двухфазных сред. Монография. М. Энергоиздат, 1981.