Президент
России узнал, что: 1.
«Мы в ближайшие пять-восемь лет будем иметь лучшую в мире исследовательскую
инфраструктуру!»
2.
«Мы занимаемся принципиально новой нейроморфной микроэлектроникой!»
3.
«У нас созданы новые атомные станции, например атомная «батарейка» для освоения
Арктики. Сейчас она активно двигается».
4.
«Мы сделали совершенно новую атомную энергетику».
5.
«У нас сегодня есть прототипы двигателей, которые обеспечивают совершенно иную
тягу, совершенно иные возможности для полета в дальний космос!.. Например, есть
лунная станция на принципе «батарейки» «Селена», прототип ее! Мы теперь делаем
что-то одно, а дальше максимально стараемся это распространить!»
6.
«Сегодня в институте благодаря вашим решениям... сосредоточен, я думаю,
крупнейший в мире материаловедческий потенциал, потому что всё, что летает, –
абсолютно всё! – создано Институтом авиационных материалов, который является
частью Курчатовского института».
Перечисляя
все вышеприведенное, Михаил Ковальчук был, как всегда, убедителен чрезвычайно.
Бодрые, праздничные и торжественные интонации, без всякой иронии, были так
впечатляющи, так восхитительны…
Но,
по моему мнению, действительно самое замечательное во всех перечисленных выше
пунктах доклада президента НИЦ «Курчатовский институт», – их полное несоответствие
существующей действительности. Итак, по пунктам…
1.
К сожалению, «исследовательская инфраструктура» российской науки если чем и
замечательна, то исключительно импортным научным оборудованием.
2.
Никакой принципиально новой «нейроморфной микроэлектроники», хотя бы
мало-мальски конкурентной с современной кремниевой микро- и наноэлектроникой,
не существует, и, увы, должен огорчить всех любителей помечтать на поприще
научных чудес, не предвидится ни в ближайшем, ни в далеком будущем. Мир обречен
сидеть на кремниевой игле до скончания веков.
3.
«Атомные батарейки» если и существуют, то их видели скорее всего исключительно
Михаил Ковальчук, ну, и, возможно, те, кто их пытается создавать.
4.
Совершенно новая атомная энергетика, возможно, и создана, но только
исключительно в масштабах НИЦ «Курчатовский институт».
5.
«Прототипы двигателей, которые обеспечивают совершенно иную тягу», скорее всего
действительно существуют. Но на то они и прототипы, чтобы все время говорить о
них как о приборах будущего.
6.
«Крупнейший в мире материаловедческий потенциал», о котором никто ни в мировой
науке, ни тем более в отечественной экономике не знает, может быть сосредоточен
пока только внутри стен Курчатовского института.
Все
это, по понятным причинам, лишь краткий анализ заявленных Михаилом Ковальчуком
достижений. И этот анализ, конечно, не претендует на научную полноту. Но,
заметим, тут и нужна – ни больше ни меньше! – великая русская литература. К
примеру, «Мертвые души». «Вот граница! – сказал Ноздрев. – Вот, что ни видишь
по эту сторону, все это мое, и даже по ту сторону, весь этот лес, который вон
синеет, и все, что за лесом, все мое».
Или
«Золотой теленок» с конторой «Рога и копыта». Как говорил сын турецкоподданного
Остап Бендер: «Меня давно влечет к административной деятельности. В душе я
бюрократ и головотяп. Мы будем заготовлять что-нибудь очень смешное, например,
чайные ложечки, собачьи номера или шмуклерский товар. Или рога и копыта.
Прекрасно! Рога и копыта для нужд гребеночной и мундштучной промышленности. Чем
не учреждение?».
В
результате перед президентом России и изумленными читателями предстает человек,
которому можно только позавидовать: Михаил Валентинович не только совмещает в
себе (воплощает собою) талант крепкого физика и удачливого популяризатора
науки. У него еще и дар убеждать сильных мира сего в реальности своих
научно-популярных рассказов. И это, в общем-то, логично.
Думается,
все дело здесь – в тотальной словесной мишуре современного «научпопа»,
обретшего благодаря рождению эпохи «тотальной коммуникации» черты особой
реальности. Она, эта реальность, практически заслонила в массовом сознании
реальность настоящей науки. И невозможно не верить в это представление, потому
что оно выше науки, выше какой-либо реальности.
Читая
и слушая Михаила Ковальчука, мы становимся, как мне кажется, свидетелями
рождения языка новой эпохи – языка платоновского «Ювенильного моря» и «Котлована»
XXI века. В своем послесловии к «Котловану» Иосиф Бродский заметил: «Платонов
говорит о нации, ставшей в некотором роде жертвой своего языка, а точнее – о
самом языке, оказавшемся способным породить фиктивный мир и впавшем от него в
грамматическую зависимость».
«Независимая
газета», 02.10.2024