Понятие «День Сурка» вполне применимо и к общественной, политической жизни страны, особенно в тех случаях, когда она отгораживается от окружающего мира и устраивает свою жизнь на старых догматах и исторических мифологемах. Потеря внешних контактов, усиление ритуальных форм поведения и деятельности, фетишизация национальной героики и старины, повторения общественной мантры о благости архаики, особого, сугубо собственного пути.  Все это порождает аргументацию о несвободе и страданиях, так необходимых для недостижимого светлого будущего. 

Развитие… Как правило малоэффективные, болезненные рывки, постоянное напряжение в попытке наверстать отставание, а точнее, показать себя равным и опасным тем, кого нагоняешь.  А если в обществе, уставшем в вековых длениях «Дней Сурка», наблюдается общественный подъем, то это, как правило, передышка от хождения по кругу или проявление «Стокгольмского синдрома». Но, так или иначе, петля времени иногда разрывается, чтобы позволить затянуть себя еще туже следующим вековым хождением по кругу.

С давних времен что-то подобное случается с Россией. Беда в том, что петля эта затягивает страну на длительное время.  И когда этот «день» все же завершается после недолгой «оттепели» наступает новый «Век Сурка» или его продолжение. Из века в век, начиная с ордынских времен, Русский Мир, всегда существенно (сущностно) добровольно отгораживающийся от Запада (Эллино-Римской цивилизации, или, правильнее, Римско-Германского мира), повторял примерно одну и ту же бесконечную траекторию внутри своего особого, замкнутого пути. Эта петля, сплетенная из специфической «крепостной» свободы, важности «корней» (вместо права), «народности» (вместо демократии), самодержавия (вместо конституции), общества (вместо личности). Православно-византийская традиция (вместо Латинской программы монастырского европейского школярства), царизм, божье помазание (вместо гражданского общества), а ныне краткий курс истории ВКПб (опять же вместо конституции), классовый критерий (вместо права), «школа коммунизма» и пропаганда (вместо образования). И закономерный итог в нашем времени – вождизм, авторитаризм (для предпоследнего «Века Сурка»).

Трансформация царистского «века сурка» в «большевистский» – удивительна. Разговор Николая Первого с маркизом Астольфом Луи Леонор де Кюстином в 1840 г. о планах строительства железных дорог и каналов вполне совпадает по пафосу и тематике с разговором Сталина с Фейхтвангером в 1939 г. Даты и термины – это вековые повторы. «Оттепель», как политический термин введен не Эренбургом в 1957 г., а Тютчевым в 1860 г. (и даже был слышан при Павле). «Шестидесятники» – с тем же смыслом в 20 и 19 веках.  Крепостное освобождение – при Хрущеве 1956 г. и при Александре II в 1861 г.

Застой. Всегда застой на фоне грандиозного законотворения. Океан писанного и не писанного. В 1937 г. даже Конституция (кстати, неплохая). Произвол в виде Законов грандиозен и в своей запретительной всепригодности всеприменим. Это в царистско-большевистской России. А в царской? – Рабство, невнятно означенное, при Екатерине было обозначено законами. // «Мадам, при Вас на диву порядок расцветет, // писали ей учтиво Вольтер и Дидерот, // лишь надобно народу, которому Вы Мать, // скорее дать свободу, скорей свободу дать! //… Что последовало за этими пожеланиями? Да то, что было столетиями до и, по крайней мере, двумя столетиями позже, и, как можно предположить, продолжится в нашем третьем столетии. Вот в этом особость и прелесть, сила и слабость  Русской Истории. Она всегда царистская и в этом предсказуема. В этом наша История походит на науку, чем не может похвастаться, непредсказуемая история Европы. Поразительно, как это точно предсказывали, видели, предвидели, до деталей и терминов наши  Пророки. Например Чаадаев. К нему Пушкин обращался: «Твоя дружба мне заменила счастье, одного тебя может любить холодная душа моя».  

Чаадаев, 1829 г: «Иногда кажется, что Россия предназначена только тому, чтобы показать всему миру, как не надо жить и чего не надо делать… История ее мрачна, а будущее сомнительно». Ну а 1929 г.? Так чего же не надо было делать? Ликвидировать НЭП, троцкистов, интеллигенцию, крестьянство…?  

Пушкин, друг Чаадаева 1826 г. в письме Вяземскому: «Ты, который не на привязи, как можешь ты оставаться в России? Если царь даст мне свободу, то я и месяца не останусь. Мы живем в печальном веке, но когда воображаю Лондон, чугунные дороги, паровые корабли, английские журналы или парижские театры и бл…й, то мое глухое Михайловское наводит на меня тоску и бешенство. В 4-ой песне Онегина я изобразил свою жизнь. Когда-нибудь прочтешь и спросишь: «Где поэт? В ответ: он удрал в Париж и никогда в проклятую Русь не возвратится…»».

В письме своему другу С.И.Тургеневу Пушкин пишет, что мечтает «дышать чистым европейским воздухом», называя Россию «родной Турцией», а Петербург «северным Стамбулом». Потрясающе, как из 19 века прозорливый Гений воспроизвел доминантную линию мышления 60-х советской эпохи!

Поражает провиденциальное видение Гоголя из 1834 г. в «Записках сумасшедшего» («Грезы», как определяли современники): Мелкий, посредственный чиновник, титулярный советник в 2000 г.г. (!) становится (отыскался) «королем Испании». (С Испанией иногда сравнивали Россию, имея в виду 3-е отделение и инквизицию). «Хорошо, что не догадался никто посадить меня тогда в сумасшедший дом. Теперь передо мной все открыто. Теперь я вижу все как на ладони». Например, «Я открыл, что Китай и Испания совершенно одна и та же земля и только по невежеству их считают за разные государства». Или, врагов королевства нашего героя «водит англичанин. Англичанин большой политик. Он везде юлит. Когда Англия нюхает табак, то Франция чихает». Удивительна деталь, которую видит сумасшедший «король Испании» в своем бредовом мире: «по всему свету распространить магометанство и, уже говорят, во Франции большая часть народа признает веру в Магомета(!)». Что это, если не свидетельство   феноменального провидения Гоголя. А, разве не феноменально видение Достоевского («Братья Карамазовы») топора (или нынешней кувалды), орудия убийства в виде искусственного спутника (!), запущенного на околоземную орбиту!

   Ордыно-царистская закваска истории, ее сущностно-повторяющиеся сумасбродства, саморазрушения и восстановления, конечно, облегчают мыслящим предсказания. Особенно если это литераторы, а не политики (ответственности меньше). Но, все ж, не перестаешь удивляться их «трепотливой» точности (например, в эпиграфе статьи), а в случае многословного Льва Толстого – прозорливой гениальности.

  Итак, Саша Черный 1906 г. («Две Думы»):

Первая: // Что ни слово, то реформа, // Что ни шаг – идут вперед…// Расширяется платформа, // Сторонись, честной народ! //

// Резолюцию выносят: // Всем свобода и права, // Воли требуют, не просят, // Надоели всем слова. //  

Вторая: // Издеваются, поносят: // Крики, ругань, прямо ад…// Резолюцию выносят: // «Возвратиться всем назад…//

В шею давши всем свободам, // Обратимся к старине – // В пику западным Народам // Будем счастливы вполне! //

 

И, наконец, пророческое высказывание Льва Толстого, данное им журналисту Д. Ризову и опубликованное в журнале «МИСЪЛ» в 1900 г. (!).

Болгарский Журналист разговаривал с Толстым о диспуте с г. Турган-Барановским и спросил, «как граф смотрит на марксистское учение в России?»:

«Как я смотрю на это течение? Я считаю его просто общественной эпидемией. Именно эпидемией. И мыслю, что, как любая эпидемия, оно обречено на верное и скорое исчезновение. Потому и не борюсь против него. Было бы прискорбно допустить, чтобы даже часть нашей интеллигенции могла длительное время быть введена в заблуждение столь очевидной нелепостью, каковой является марксистское течение у нас. Только самый большой враг русского селянина может желать его обезземеленья и превращение его в заводского работника. Человеческое достоинство у простого народа базируется главным образом на чувстве собственности; лишаясь своей земли, народ превращается в беспомощного раба. И действительно, рабство процветает свободно там, где народ лишен собственности. Долговременному лишению собственности обязан более всего и рабский дух у нашей народной массы, которая еще не может прийти в себя. Если марксизм пустил у нас известные корни, то причину тому следует искать в той сектантской общественной атмосфере, которую наш государственный строй создал и поддерживает. Эта сектантская атмосфера и есть наше слабое место… Один неглупый немец по имени Карл Маркс написал одну неглупую книгу под названием «Капитал». Следует ли из того, что эту книгу нужно провозглашать «Евангелием» и мы должны носиться с ней, как с писаной торбой?».

Не кажутся ли вам эти слова доказательством гениальной, мистической прозорливости. Пророчество, незамедлительно себя оправдавшее.  Провидение, которое недопустимо считать предрассудком. Предвидение Толстого, его безапелляционное определение заразы, диагноза в России – бесподобно.  

  Не знаю, насколько это здесь существенно и в какой степени научно (хотя, мне кажется, важно) родословное древо этого Толстого по материнской (!) линии (княгиня Волконская) – Рюриковичи. Т.е. «Древо» полностью, без пропусков сплетено и уложено в историю России от самого ее Нормандского Корня – Начала. Его род древнее Романовых. Откуда такой дар этого Льва? А Пушкина? Мне кажется, один из ответов на этот вопрос не столько в провиденциолизме наших великих, сколько в глубочайшем, даже неосознанном проникновении в суть, в душу замерзшей обиженной матушки России, которая не меняется, поскольку не может, не способна выскочить из «Объятий Сурка» из-за своих масштабов и разной ментальности народа.

Использованные источники.                                                                              

А.С. Пушкин. «Академия» 1951г. т.10. Письма.                                             

Н.В. Гоголь. «Академия» 1952г. т. 3. Повести.                                                  

Саша Черный. БП С-Пб 1996г                                                                      

В.Я. Лакшин. «Берега Культуры». М 1994.