Большую поддержку НИИАР в то время оказывали Японские ядерные организации, которые лишены возможности проводить какие-либо эксперименты с ядерным топливом у себя в стране. Масштабы японских экспериментов ограничивались миллиграммами или граммами плутония. Японцы с большим интересом следили за работами в России. Эта страна, практически в одиночку, реально поддерживала пирохимию в России все 90-е и 2000-е годы.

В 2011, после Фукусимы, Япония отказалась от АЭ и прекратила поддерживать пирохимию в НИИАР. Во всех странах начался пересмотр концепций ядерной энергетики. В то время я выступил с предложением полного отказа от любых размещений заказов Прорыва на нашей площадке, и заняться наведением порядка в своих «сусеках».

В 2011 НИИАР должен был поставить для Прорыва на облучение 3 ТВС с нитридами актинидов, а в 2014 должны быть выполнены первые ПРИ, полномасштабных изделий, для БОР-60. Лишение японского финансирования заметно сказалось на зарплатах, проект лишился основной зарубежной поддержки.

Тогда же выступил с предложениями по планомерной ликвидации АЭ и переходу Росатома на ВИЭ, следуя примеру Сименс и Вестингаус, и не тратить время на заведомо невыполнимые, особо опасные и особо вредные работы. Мировые темпы ввода ВИЭ в том году на порядок превысили темпы ввода АЭ.

Кроме этого, выступил за отказ от бессмысленных вливаний в строительство огромного здания ПРК – полифункционального радиохимического комплекса, для которого не разработана ни одна технология, нет ни одной единицы оборудования. Сначала должно получиться в пробирке, потом в небольшом аппарате, и только потом можно проектировать цех. Для научных исследований площадей было с большим избытком, но научный поиск в радиохимии топлива не проводился.

Старое здание ХТО (1962) имело два десятка камер с загрузкой до 0,1 МКи. Эта активность соответствует 1 ТВС БОР-60 с выдержкой менее 1 месяц (Фрегат успешно переработал такую ОТВС с выдержкой 2 недели). Никаких новых камер (на миллион Ки) для демонстрации ЗЯТЦ на БОР-60 не нужно, нужны лишь дистанционные технологии радиохимии и фабрикации. Всякая новая стройка лишь удаляет нас от решения реальных научных проблем.

Через сутки после останова БОР-60 удельная активность ОЯТ примерно 160 кКи/кг, а через полгода 4 кКи/кг. Полгода выдержки заменяет очистку в 40 раз. В одну камеру можно загружать до 25 кг ОЯТ БОР-60 полугодовалой выдержки, а всего в год нужно (было) переработать 50 кг ОЯТ БОР-60.

Совершенно пустой новый комплекс ХТО (1977), строительным объемом больше планируемого ПРК, с горячими камерами на 0,15 МКи каждая, простаивал. Проектная производительность – 6-12 тонн ОЯТ/год, выдержка полгода. Если у Прорыва была бы хоть какая-то разработанная технология, её можно было бы за месяц-два реализовать в новом здании ХТО. Но таких технологий не было.

НИИАР принял решение осваивать деньги Прорыва, пока не будет решения о перекрытии сверху.

После этого мною было написано письмо в НПФ Сосны, соисполнителю работ НИИАР по Прорыву, в котором объяснялось, что работа однозначно не будет выполнена, и это негативно скажется на репутации организации.

Написанный отчет по Прорыву я не подписал, так как реальных работ не выполнялось. Свое отдельное мнение я закончил фразой, что количество проблем растет, как снежный ком и никто не знает, до каких размеров он дорастет. Мнение дошло до адресата, руководства Прорыва. При личной встрече я подтвердил свои письменные доводы.

При анализе ТЗ на предварительную пирохимическую обработку ОЯТ, выданную Прорывом для комбинированной схемы переработки ОЯТ, обнаружилисьнеустранимые противоречия – требовалось снизить энерговыделение актинидов ОЯТ в 1000 раз, при этом около 33% энергии оставалось в америции и кюрии. Фактически оказалось, что ФЦП есть, а задания к нему нет.

Через три года, Адамов Е.О., увидев, что ничего не сделано, в жесткой форме прекратил все работы по пирохимии. Затем 4 контракта по Прорыву с НИИАР были расторгнуты, с формулировкой по обоюдному согласию сторон. Руководители работ по Прорыву в РХО НИИАР Кормилицыны Михаил Валентинович и Лена Алексеевна уволились, так ничего и не сделав, но успев израсходовать большую часть средств из ФЦП. Директора НИИАР начали меняться почти каждый год.

Интересный факт – сотрудники ХТО-РХО проработали на одном рабочем месте, на одном «стуле» по 30-50 лет, не замечая особых перемен в условиях работы. В то же самое время руководство менялось и перетасовывалось очень интенсивно.

Картина напоминала работы 70-80-х годов, когда в ХТО НИИАР также ничего не делали по выданному радиохимии техническому заданию, вместо этого занимались стройкой и монтажными работами. На параллели я указывал руководству. Совершенно очевидно, что если ничего не делать, ничего не сделаешь. Как можно обсуждать результаты работ, если они не проводились.

Последним моим полем деятельности в Прорыве было обоснование безопасности работ с нитридами актинидов. Для этого материала контакт с воздухом означает взрыв, что продемонстрировали в своих работах французские и российские ученые (сотрудники ВНИИНМ). Французские коллеги определили критическую массу (для самовозгорания) нитрида урана: менее 1 грамм, а плутония меньше десятой доли грамма.  Реакция саморазогрева начиналась ниже минус 20 градусов. Подтверждением опасности этой работы стал инцидент в Северске с нитридом урана. 

Температура нитридного ОЯТ годовалой выдержки в инертной газовой атмосфере составляет до 320^ОС. 2000 Ки/кг это примерно 10 Вт/кг (0,24 квтч/сут; 0,2 Мкал/кг-сут). Скорость подъема температуры такого ОЯТ без теплоотвода составляет 200 градусов в сутки, и через декаду превысит температуру плавления стальных оболочек.

И нитриды, и исходные для их приготовления элементарные актиниды, гидриды и карбиды являются основным компонентом вакуумного оружия. Для осуществления мощного объемного пылевого взрыва не хватает только устройства для предварительного перемешивания порошков. Энергетический эквивалент примерно равен тротиловому эквиваленту.

Для безопасной работы требуется защитная камера с инертной атмосферой (содержание кислорода и воды менее 10 ppm), что удорожает производство топлива на порядок. Разгерметизация такой камеры будет иметь последствия более тяжелые, чем прекращение подачи охлаждения на работающем реакторе. Экономическая оценка показала, что стоимость равновесного нитридного топлива превысит стоимость топлива из ВОУ (несколько сотен тысяч долларов на кг), в первую очередь из-за дороговизны защитного и дистанционного оборудования.

Отличительной особенностью дистанционного оборудования для производства нитридов является герметичность в обе стороны от барьера. Ни наружу (требования РБ), ни внутрь камеры (требования к чистоте газовой атмосферы) не должны попадать даже миллионные доли аэрозолей и газов.

Есть принципиальные отличие между чистой инертной камерой для медицины, в которой должно быть небольшое избыточное давление, и горячей камерой, в которой должно быть отрицательное давление и поток атмосферы для постоянного сбора аэрозолей.

Это оборудование в СССР покупали за рубежом, и уже тогда оно обходилось втридорога. Во сколько оно обойдется по тендеру сегодня, лучше и не считать. Производство копирующих и силовых манипуляторов, роботов и автоматизированных линий в СССР было в зачаточном состоянии. В 90-е эта мизерная база была свернута до нуля. Сегодня такого производства в России нет.

Без созданной и успешно работающей специализированной промышленности по созданию дистанционного оборудования о радиохимии можно не говорить. Эта промышленность должна быть создана в России обязательно, так как оборудование будет востребовано как при развитии АЭ, так и при ликвидации.

Самое сложное дистанционное оборудование должно выдерживать мощности дозы до 1 Грей/сек, или 100 рад/сек. Энерговыделение достигает 100-400 Вт/л для растворов америция и кюрия, что всего на порядок ниже энерговыделения коммерческого реактора. Обычная смазка в таких полях выдерживает 0,1 Мрад, и через 1000 секунд превращается в клей. Полимеры теряют форму при 5-10 Мрад, а при 100-500 Мрад полностью деградируют.

Во время обсуждения места проведения работ я всегда указывал в первую очередь на новое здание ХТО. Но его боялись трогать. После этого мне было дано задание для подбора места на другом объекте, и я указал на цепочку из 6-ти тяжелых инертных манипуляторных боксов. Проверку технологии можно было начинать хоть завтра.

После получения такой информации руководство РХО приняло решение демонтировать эту цепочку, хотя это было самое современное оборудование на объекте, имевшее одновременно гамма и нейтронную защиту, герметичные манипуляторы и межбоксовые транспортеры с инертной атмосферой. Это советское защитное оборудование разрабатывалось специально для работы с америцием, кюрием и другими актинидами.

Любителям конкретных дат, фамилий и статьей рекомендую обратиться в архивы НИИАР, ВНИИНМ, СХК, и еще десятков организаций, участвующих в направлении Прорыв. Сравните обещания в СМИ 10-20 летней давности с реальными достижениями. Посчитайте, сколько раз переносились сроки пуска БН-800, спроектированного в 70-х.

Я не делаю различия в ответственности за преступное бездействие в отношении ОЯТ между научным сотрудником с образованием физтеха, директором отделения или крупного подразделения Росатома. Каждый из них отвечает за много жизней. Каждый на своем месте видит нарушения и близкую к нулевой производительность труда в ЗЯТЦ, но считает себя винтиком, от которого не зависит работа всей машины.

Руководство НИИАР «готовилось» к предстоящей работе по Прорыву. Перед началом работ по Прорыву из НИИАР были уволены многие советские специалисты по радиохимии. Их не привлекали даже в качестве экспертов. Немногочисленные оставшиеся советские специалисты в различной форме критиковали и протестовали против планов Прорыва, однако эти протесты не достигали целей.

На тех экспертов, которые аргументировано выступали против, направляли спецслужбы. Под предлогом нарушения правил работы с документацией на Вавилова С.К. завели дело, а это был самый лучший спец в пирохимии на то время. Эти действия выглядели особенно мерзко на фоне агрессивной рекламы Прорыва в СМИ, в которой раскрывалось множество деталей радиохимических технологий, ранее недоступных обывателям.

Проекты БРЕСТ, СВБР, БН-1200 - всё это советские разработки, государства которого нет уже 26 лет. И объекты должны были вступить в строй в 80-х и 90-х годах. Полноценный советский рубль был вложен в эти работы.

Руководство НИИАР с постоянным упорством добивалось от меня, чтобы я обосновал одну работу за другой, но я с не меньшим упорством доказывал, что работы проводить нельзя. В конце концов, когда не осталось работ по Прорыву, подразделение перетасовали и я оказался в ХТО, из которого ушел в ОРИП 23 года назад.

Там по-прежнему не было никакой радиохимии, и шли непрерывные замены одного механического оборудования на другое. Плюс шла ликвидация, половина персонала уже не было. Дальнейшее уже было описано в моих мемуарах. Отходы тридцатилетней давности продолжали лежать, и их никто не перерабатывал. Бирки, прикрученные в советское время, так и висели на аварийных аппаратах.

Почему их никто не перерабатывал? Одна из причин, а возможно единственная – если это сделать, то в советских отчетах придется переписывать сначала цифры, а затем и выводы. Потом придется переписывать концепцию Прорыва. А потом придется отказаться от крупномасштабной атомной энергетики в целом.

Молчать я не стал, как мой предшественник, а наоборот заострял внимание на проблеме, привлекал к решению все заинтересованные стороны. В это время продолжал заниматься просветительской деятельностью и подготовил 5 лекций в рамках проекта сохранения критически важных знаний.

Дозиметрия МОКС

Затем стал добиваться, чтобы всем, кто работает в непосредственном контакте с МОКС, выдали хотя бы «розовые» дозиметры (ДВГН-01 вместо ДВГ-01). Часть сотрудников имела такие ИДК, и это позволяло установить отношение нейтрон/гамма вклады в дозу. Оно оказалось для МОКС примерно 11.

Пришло осознания собственной ошибки. Выписываемые месячные, двухмесячные и более дозы превратились в годовые, двухгодовые… Сколько народу прошло через ручные операции с МОКС, не измеряя нейтронные МЭД по ИДК…

Для работы с МОКС во Франции давно уже используются индивидуальные прямопоказывающие дозиметры EPDn2. Часть персонала НИИАР в других подразделениях, работающего с нейтронными источниками, перешла на такие дозиметры за несколько лет до этих событий.

Эти приборы индивидуального контроля позволяют избегать переоблучения (а не только констатировать нарушения), так как издают предупреждающие сигналы при приближении к опасным уровням. Уставки в таких ИДК делает инженер по безопасности, и сам персонал не может ни отключить, ни изменить настройки.

Безопасность стоит денег. ДВГН-01 (70 тысяч рублей) в семь раз дороже ДВГ-01 (10 тысяч рублей). Прямопоказывающий индивидуальный нейтронный дозиметр дороже в двадцать пять раз (четверть миллиона рублей).

Переоблучение персонала – это уголовное дело, если кто-то пожалуется, и докажет свою правоту. Я стал собирать документы, подтверждающие, что персонал (конкретно меня, в том числе) посылали работать, не обеспечив надлежащий дозиметрический контроль работ. Мы все понимаем, что без бумажки идти в суд бессмысленно.

Понятно, такая деятельность не понравилась руководству и службе радиационной безопасности. Повод нашли, и стали готовить приказ на увольнение за нарушение трудовой дисциплины. За то, что меня не было в кабинете. 3 человека подписали протокол. При этом у каждого был мой мобильный номер, и я всегда был на связи.

Однако мне удалось опередить Управление Кадров при захвате господствующей высоты, разведка доложила обстановку оперативно и точно.

Мое заявление на увольнение по собственному отказались регистрировать в УК:

– У нас уже две недели назад готов на Вас приказ на увольнение за прогул!

- Покажите, пожалуйста, меня с ним не знакомили. И с каких пор за один прогул стали увольнять? Ах, ликвидация… И какой же это прогул, если я находился на территории предприятия? Кто Вам такой приказ подпишет? Рекомендую более тщательно подумать над формулировками. Я могу обратиться в суд, один раз уже выигрывал.

- Его пока не подписали.

- Значит, никакого приказа нет, и Вы пытаетесь ввести меня в заблуждение. Вот мое заявление на увольнение по собственному желанию. На нем визы руководителей. Подписи настоящие. Зарегистрируйте, пожалуйста.

Сотрудница УК позвонила руководителям и уточнила, ставили ли они подписи на заявлении. Они подтвердили.

Через 20 часов после этих звонков я уже ехал за рыжиками в молодой сосняк, который вырос на месте бывших колхозных полей. После осенних дождей грибы поперли, было тепло и ветряно. Когда я набрал примерно 3 литра, телефон пикнул. 167 тысяч рублей. Это был мой окончательный расчет с Атомной Энергетикой. Теперь я неработающий пенсионер, и можно смело ничего не делать.

Мой тесть в 1961 году возил на самосвале бетон, с выдавкой вместо доломита, на строительство тяжелых камер ХТО. Вместо 2,25 куба в кузов загружали по 0,75. Несмотря на свои почти 80 лет, он отлично помнил эти стройки и строителей, которых привозили на спецмашинах под конвоем. Этих «артистов» он угощал пачками чая и папирос.

Я пригласил тестя отметить окончание моей работы на том объекте, который он строил еще до моего рождения. По старой шоферской привычке он сначала накатил, под селедочку с луком, а потом стал погружаться в суть происходящего.

- Как ты можешь пить такой теплый? Поставь хотя бы под холодную воду, мы же не в чистом поле, и не солнцем палимы. Пригласить пригласил, а охладить не поставил.

В процессе завязывающегося разговора о глобальных проблемах человечества я помыл грибы, покрошил и бросил на сковородку. Запах жарящихся рыжиков и неповторимый аромат охлажденной «зевании», изготовленной из собственной Изабеллы, смягчил настроение сурового водителя Зил-555. Пиджак перешел с 50-сантиметровых бицепсов на спинку стула, рубашка с коротким рукавом была расстегнута до половины.

Воспоминания из далекой юности рядового строителя коммунизма перенесли меня в эпоху, когда меня еще не было на свете, но вот-вот ожидалось мое появление. Романтики 60-х смотрели на ночное небо с надеждой увидеть быстро летящую звезду – рукотворный советский спутник.

В любимое с детства блюдо оставалось только добавить деревенской сметаны, как позвонили с работы.

- Сергей Макарович, у нас пр... Не могли бы Вы подойти?

- Сейчас не могу, нахожусь за периметром. Я на симпозиуме с экспертом по строительству тяжелого защитного оборудования.

- Ну, я не сильно Вас отвлекаю? Вам удобно говорить?

- Вообще не отвлекаешь. Формулируй вопрос.

Две столовые ложки сметаны, твердой, как масло, положенные на рыжики, остались растекаться под крышкой. Ещё 5 минут, и горячая закуска готова, можно хрустеть царским грибочком. 

Нельзя уходить с поля боя своими ногами без щита, бросив оружие. Это недопустимо. Поэтому я продолжаю бороться. И за себя, и за будущих сотрудников ЗЯТЦ, которых пытаются использовать вслепую ради великой цели спасения человечества от энергетического голода.

Я боролся и борюсь с мертворожденными идеями, которые пытались выдать, и продолжают выдавать за живого младенца, зарабатывая на человеческих чувствах триллионы. На простом желании жить в тепле и мире. Это желание было так хорошо понятно строителям атомного коммунизма, которые жили в бараках, холодных как могила, и работали под конвоем на объектах МСМ.

Научным достижениям нет предела, в том числе и в сфере социальных наук. Давно нет тех, кто выдвигал гипотезу ЗЯТЦ, но их идеи продолжают быть опасны в своем воплощении среди мира живых. Они трансформируются и плодятся в среде невежества и пренебрежения к чужим жизням.

Между прошлым и будущим

Поворот Росатома в сторону ВИЭ вы наблюдали и наблюдаете. (Не буду утверждать, что это моя личная заслуга, премию за это рацпредложение мне не выплатили, Майбах не подарили). Это направление гораздо важнее для человечества, чем АЭ.

Первый этап планомерной ликвидации АЭ Росатом выполнил на 70-80%, планомерно снизив количество пусков (стартапов) АЭС. Этот этап ликвидации АЭ – самый основной, ведь если ничего не строить, нечего будет ломать.

С самого первого дня приезда в НИИАР я не скрывал своих взглядов – зарплаты нет, работать не буду. Делаете совсем не то, что нужно, мне с вами не по пути. Я не для того шесть лет учился, чтобы переписывать задание из одного журнала в другой. Разрешите перейти работать на другое предприятие.

Но меня заставили отрабатывать 3 года, просто такие были правила. Через год долбанул Чернобыль.

Затем репрессии Колбина Геннадия Васильевича (первый секретарь обкома Ульяновской области) и 06.09.86 ссылка в деревню, которая оказалась для меня раем на земле. Метровый чернозем на равнине Левобережья Волги, это не глина с камушками на склонах Южного Урала. Здесь я увидел, что такое неиссякаемое материнство земли, находящейся под солнцем.

В общих чертах свою позицию я сформировал в январе 2008, написал более 30 страниц, выступал устно под аудио и видеозапись для психологов и методистов Прорыва, для администрации НИИАР. Тогда и появилась первый раз задача уничтожить весь уже накопленный америций (проф. Артесюк), а не только будущий. Тогда Прорыв объяснил мне, что америций – не минор актинид, а основной компонент оружия массового поражения бесконечного срока действия.

Тогда меня первый раз познакомили с законом РФ, в котором написано, что информация, касающаяся радиационной безопасности населения. не может составлять государственную тайну. Государство не может иметь своей целью уничтожение собственного населения. Законодательство развернулось на 180 градусов – до этого строго запрещало распространять сведения, а теперь обязало оперативно оповещать население об опасности.

Работа в ОРИП

Карелин Евгений Александрович в 1989 собрал мощный радиохимический коллектив, команду физиков, всех необходимых специалистов для жизнеобеспечения объекта, которые с нуля, на площадях бывшего ХТО, создали производство более 2000 наименований радионуклидной продукции. Практически вся эта продукция имеет медицинское назначение (недоступное пока россиянам). Попасть в такой коллектив – это большая удача моей жизни.

17 лет творческой работы. Каждый день новый препарат, с новым коллективом, с понятными задачами и с хорошей зарплатой. Это подразделение называется ОРИП – отделение радионуклидных источников и препаратов. В этом же подразделении в 1964 был организован «мокрый» ЗЯТЦ по сверхтяжелым актинидам.

Девиз этого подразделения – любой каприз за ваши деньги, от трития до Эйнштейния! Любой нуклид, который можно измерить в Ки или Бк.

В этом коллективе я понял, что есть ученые, которые не фальсифицируют результаты своих работ, и могут за пару недель создать новый препарат. Они не придумывают (научные) отговорки, почему вчера партия препарата не ушла покупателю, а компенсируют убытки дополнительными поставками. Они не доказывают со всей научной строгостью, что нужно триллион рублей и 99 лет на создание изделия весом 128 грамм, а делают изделие на имеющемся оборудовании.

Эти ученым не платят ни за фальсификации, ни за отговорки, ни за доказательства. Им платят за препараты и изделия, соответствующие ТУ, ОСТ, требованиям заказчика.

Эти ученые – пролетарии умственного труда с дипломами кандидатов и докторов наук. Утром деньги – вечером препарат. Вечером деньги – утром препарат. И никакой политической химии.

Если идея жизнеспособна, то она предстанет во плоти через очень небольшой срок. Если идея ложная – не хватит жизни трех поколений на её воплощение.

Мои лозунги

Атомная энергетика (не путайте с атомной отраслью) в России должна быть планомерно свернута до нуля.

Всё ОЯТ должно быть захоронено на глубинах более 250 м, без вскрытия оболочек твэл.

Обоснованный глобальный безопасный предел мирной атомной энергетики – 12 ГВт.

Инженер смены установки грануляции топлива, начальник стенда испытаний технологического оборудования (СИТО). ХТО.

Технолог, ответственный исполнитель работ, производитель работ, ведущий инженер, разработчик технологии, руководитель работ, разрешающий работу, групп выделения фосфора-33, стронция-89, рутения-106, железа-55, 59, марганца-54, цинка-65, никеля-63, вольфрама-88, цезия-131, церия-144 – это серийные поставки, плюс десятки изотопов одноразовых. ОРИП.

Ведущий инженер лаборатории инновационного и экспериментального топлива. РХО.

Сергей Макарович Брюхов.

Псевдоним на сайте Проатом – Дементий Башкиров.