Профессор Стивен Хокинг, занимающий кафедру, которую занимал Исаак Ньютон в Кембридже, завершая серию великолепных телевизионных передач ВВС  о происхождении нашей Вселенной, произнес:  Бог не причастен к ее возникновению. Объяснение Начала Мира, по мнению выдающегося физика, не нуждается в концепциях, придерживающихся необходимости  Творца.

Когда ученый высказал эту свою мысль, оператор показал  маленькое тело, втиснутое в инвалидную коляску – единственный предмет в грандиозном средневековом зале Тринити Колледжа. Объектив переключается, и вместо широкой панорамы мы видим неестественно склоненную  крупную голову знаменитого физика и его большие неподвижные голубые глаза. Помолчав, не двигая губами, голосом синтезатора, наследник Ньютона воздал благодарность тому, что дало ему возможность наблюдать, думать, объяснять Мир, чувствовать свое собственное существование. Этими неожиданными словами завершился сериал. У меня, возникло ощущение, что концовка с противоположными, точнее, взаимодополняющими концепциями роли Творца в этой работе  ВВС-Хокинг не случайна.
 
26 лет  назад (1987 г.) Стивен Хокинг писал: «Почему начало Вселенной должно быть именно таким, очень трудно объяснить иначе, как деянием Бога, которому захотелось создать таких живых существ как мы».  Похоже, большой ученый, а это характерно для мыслителя, не боится изменить свои старые представления и даже «поломать» их, стремясь укрепить истину, если он ее видит по-новому. Это мы обнаружим и у Эйнштейна, когда он через 15 лет посчитал, что использование в уравнениях придуманного им гравитационного члена «было самой большой ошибкой его жизни». Здесь, он был не прав. Его настоящей ошибкой было считать это «ошибкой».

С незапамятных времен размышляющему являлись, кажется, неопровержимые истины, которые не поддавались обоснованию. Иногда соблазняя своей очевидностью, они допускали цепочку интересных умозаключений, но вдруг все ломали, направляя в другое русло,  ускользая от понимания. Тем не менее, Разум, прекрасно зная  и видя это, не устает в своих попытках снова и снова искать другой путь и хотя бы приблизиться к границе, даже если там непреодолимая стена.   
     
Прозорливый Кант так сказал об этом в «Пролегоменах»: «Ведь человеческий разум столь склонен к созиданию, что уже много раз он возводил башню, а потом опять сносил ее, чтобы посмотреть, крепок ли фундамент».

Да, фундамент крепок, по сути – незыблем, но «башня, надстройка» постоянно перестраивается или сносится. Башня рушится, не смотря на то, что ее проектирование доверяли самым авторитетным, самым неподкупно честным Архитекторам, а возведение -  Строителям, чья профессия - доказуемая истина, чьи знания не могут быть обманом, т. е. всем тем,  кто живет в мире математического знания.

Наше время. Послушаем беседу, которую вели  творцы современной науки, они же перестройщики башни классической науки, без всякого сомнения, сверходаренные, безукоризненно честные, обладающие обширными гуманитарными познаниями. Это профессиональные математики-физики: Вернер Гейзенберг, Вольфганг Паули, Нильс Бор.
Копенгаген, 1952 год. Весна, белые ночи.

«Некоторое время мы шли молча. Светлая розоватая полоска над северным горизонтом напоминала, что Солнце движется к востоку не так уж низко под ней. Вольфганг довольно неожиданно спросил: «Веруешь ли ты в личностного  Бога?» Ответ Гейзенберга:
«Можно ли относиться к центральному порядку вещей или событий так непосредственно, вступать с ним в такую глубокую связь, в какую можно вступать с душой другого человека? Я отвечу «да».

И снова вопрос Паули: «Почему ты взял слово «душа»?» Гейзенберг: «Потому что слово «душа» означает как раз центральный порядок, средоточие Существа, которое по формам своего внешнего проявления может быть необозримо многообразным». (Так же высказывался  Макс Планк, находя физическое мироустройство теологическим).

Собеседники, создатели Копенгагенской школы знали, на каком фундаменте они строят и перестраивают «башню» современных наук: «Сущее» - необозримо многообразная живая духовная сущность – Бог. Его фундаментальная реальность проявляется во всеобъемлющем «центральном порядке вещей», схватываемом и описываемом математикой. Эту истину неизменно отмечали все мыслители, начиная с античности, и звучала она одинаково как в устах Гейзенберга, Пифагора или, например, Кеплера: «Главной целью всех исследований мира должно быть открытие рационального порядка и гармонии, которые Бог ниспослал миру и открыл нам на языке математики». Именно так: «Бог ниспослал».

Это как истину, как божественный подарок воспринимают,  мыслители  от времен Платона. Алфред Уайтхед даже посчитал математику «ниспосланное богами безумие». Действительно, математика является бесспорным свидетелем Источника своего происхождения, невыразимой Сверхреальности – Первосущности, порождающей наше сознание и воспринимаемый им  порядок вещей.

Открывая математические истины, математик получает артефакты  существования платоновского мира идеальных сущностей. Этот «мир», в свою очередь, просто отсвет бесспорной данности Первосущности, проще – Бога. Математические артефакты в самом прямом смысле свидетельства его существования.

Всем известна библейская история о Ноевом Ковчеге. Если бы были обнаружены причастные Ковчегу предметы, вера в его реальное существование сразу превратилась бы в достоверное знание. Математические открытия, как раз те твердые свидетельства Абсолюта - Сущего. Но математика, постигаемая разумом, свидетельство Первосущности, опосредованное через личность. Сама личность, самосознание, осознанное «я» - первое свидетельство реальности Духовного Верховного Начала, например, в формах представлений Гейзенберга и Планка.

Фундамент построения «башни» знания  в европейской философии мироустройства оставался неизменным тысячелетиями, но сама башня многократно перестраивалась. Не прекращались бесполезные попытки посмотреть, как устроен фундамент, но и в философии, по сути, за две с половиной тысячи лет  мало что менялось. Выдающийся математик, физик и философ А.Уайтхед утверждал, что «вся европейская философия, всего лишь комментарий к сочинениям Платона».

Тем не менее, о устройстве самой башни ученый мир после каждой «новостройки» быстро приходил к согласию, признавая ее совершенство. Восхищение вызывали системы Птолемея, потом -  Коперника, физика Галилея, Ньютона, Максвелла, Планка, Эйнштейна, Бора, Гейзенберга. С каждым связана эпоха, каждый построил башню под восторженное одобрение. Но вот «устройство фундамента» ускользало от изучения. Неопределенность взглядов  поводу Высшей Сущности сохранялась. Мало того, колебания происходили даже внутри отдельной личности, не говоря о спорах между философами. Уайтхед в одном из очерков пишет «Около 2300 лет назад была прочитана знаменательная лекция. Аудитория собралась выдающаяся: среди прочих она включала Аристотеля и Ксенофонта… Лектор оказался компетентным – ведь это был Платон. Но лекция была неудачей».  Лекция была о математике (Эвклид появится только через 50 лет), а значит, о «строении Небес».

Аристотель не во всем соглашался со своим учителем, он полагал математику творением человека.  «Платон мне друг, но истина дороже», на что Платон отреагировал: «Жеребенок лягает вскормившую его кобылу». Разногласия между мудрецами связаны с различиями взглядов на те сущности, которые ответственны за появление идей и форм познания, т. е. основания.

Авторитет Аристотеля, его взгляды столь влиятельные в прошлом,  интересны ныне как культурный феномен, не то – Платон. «Платон, по-видимому, благодаря какому-то чудесному озарению смог увидеть и предугадать, что функционирование реального мира в конечном счете может быть понято только в терминах математики» (Р. Пенроуз). Он открыл мир идей как самостоятельно существующую субстанциональную действительность, определяющую собой всю материальную действительность. Если до Платона знали, что есть Стол, стоящий на земле, и Кубок на столе – вещи доступные осязанию, то после Платона выяснилось, что есть неосязаемые «Столость» и «Кубковость» - идеи стола и кубка. Возможность обобщения реальности с помощью  идей дала возможность строить все науки, не только математику. Великие создатели строений естествознания, упомянутые выше, могли делать свою работу, пользуясь «инструментарием» идей. изобретенным Платоном.

Использование идей настолько естественно в любой по-настоящему осмысленной деятельности, что трудно увидеть и здесь вклад Великого Наставника.  Платоновский Мир это часть фундамента, на котором мы строим наши «времянки» - башни познания. Само  основание не подается  постижению, но привлекает захватывающей дыхание бездонной глубиной («основание-глубина» оксюморон!). Чем больше мы всматриваемся в закрытую (до времени?)  глубину, тем большая нас поражает (находит на нас) слепота в отношении ее бесспорной данности. Неопределенность, которая нас преследует в восприятии знаков Глубины, хорошо прослеживается во взглядах великих творцов науки.

1654 год. Блез Паскаль тончайший мыслитель, математик (создал теорию вероятности), физик, философ, инженер. В душе замечательного мыслителя боролись два образа Высшей Сущности, в истинности которой он не мог сомневаться, хотя бы потому, что  реальность Бога была опорой и источником его математических и физических открытий. Это Образ традиционной религии и Образ, лишенный церковных символов – выстроенный на конструктах ученого-естественника.

Чудесное спасение в катастрофе (лошади сорвались в пропасть, карета зависла на одном колесе) подвигло его остановится на традиционном Образе, о чем он написал в меморандуме «Огонь», найденном после его смерти. Но что мне представляется знаменательным - через 298 лет в ходе беседы, о которой упомянуто в начале этой статьи, Гейзенберг, значимость которого как ученого соизмерима с Паскалем, ссылается на меморандум «Огонь», сообщает Паули, что традиционный Образ, выбранный Паскалем, ему не подходит, он выбирает Образ ученых и философов. Удивительно! Три века разделяют этих великих. Один - доньютоновская эпоха, которая начнется только через 40 лет. Другой –  через 40 лет после окончания эпохи Ньютона. Оба -великие физики, реформаторы, и оба обсуждают приемлемые им формы  представления Сущего в одних и тех же терминах и на одном и том же материале. Один в силу трагических обстоятельств отказывается от своего выбора по праву профессии, другой -наоборот, выбирает в соответствии с профессией.

Я думаю, если бы эти два гения встретились, их взгляды не по поводу «фундамента», а по поводу «надстройки», скажем, теории вероятности, совпали бы.

Понятие Бога, если и возникает в естественнонаучных, чаще популярных работах, то не как действующая, причинная сущность, но как некий символический прием: обозначить  грандиозность или  важность изучаемого процесса, например «частица Бога» (бозон Хиггса). Однако, когда понятие «Бог» привлекается для объяснения физического явления  или  замыкания причинной цепочки физического процесса, возникает тягостная необходимость - принять это на веру, либо обидеть или расстроить предложившего это ученого, ибо только высочайшие авторитеты могут осмелиться на такие предложения.

Так или иначе, использование понятия «Бог» в точных науках, когда оно используется в  кантовском понимании  как «фундамент», ни логики, ни красоты теории не добавляет.

Нагляден и знаменателен пример Эйнштейна. Его великолепный юмористический дар общеизвестен. Очень часто он использовал слово «Бог» в качестве метафоры. Его знаменитая фраза «Бог коварен, но не злонамерен» выбита на камне в престижных университетах Соединенных Штатов. В шестидесятых физики считали особым шиком цитировать ее по-немецки. Я не знаю более емкого, точного и оптимистичного высказывания. Всего три слова, предрекающие радость постижения, как награда трудно и  мучительно поработавшему интеллекту. 

Но в дискуссиях с некоторыми творцами квантовой механики, например с Бором, Эйнштейн в юмористически построенной фразе, но уже не метафорически, использовал слово «Бог» как основание скрытых пока причин индетерминированных, вероятностных проявлений в квантовом мире. «Господь Бог не играет в кости», повторял он, не принимая никакие аргументы оппонентов. Это, полушутливое, но однозначное по смыслу введение Высшей Сущности непосредственно в физический процесс столь высоким авторитетом вызвало сожаление нового поколения физиков и довольно дерзкие, правда уже после его смерти, реплики: «Бог не только играет в кости, но и иногда обманывает нас, бросая их туда, где мы не можем их видеть». (Хокинг, Пенроуз ).

Тем, кто проникся пониманием, что являет собой математический или платоновский мир, трудно отказаться от принятия бесспорной данности существования Первосущности с исходными свойствами ментальной и эволюционной потенции. Она ответственна за появление и проявление Сознания, Самосознания, Интеллекта в том конгломерате, который миллиард лет тому был кучей песка, в лучшем случае - мусора, а еще с пяток миллиардов лет до этого -рассеянным по вселенским весям облаком. Эта безжизненная куча материи, тем не менее, существовала в «поле» заряженном законами и еще чем-то неуловимым, выше нашего понимания, толкающим к преобразованиям, предусматривающим наше появление.

И, если  на нашей планете появилось бы только одно существо, наделенное сознанием и личностным ощущением, то и этого было бы достаточно для своеобразного логического триггера -  распространить сознание и интеллект на всю Вселенную, т. е. признать Сущее, основание нашего интеллекта и самосознания,   Вселенской Первосущностью.   
          
Слава Платону!