Дементий Башкиров

Часть 1

Нюансы истории создания технологий Мо-99 в НИИАР.  С одной стороны, сотрудникам НИИАР было намного проще создавать производство Мо-99, чем кому-либо еще из советских радиохимиков. Постоянные переработки мишеней с актинидами (уран, нептуний, америций, кюрий, берклий, калифорний) давали персоналу большой практический опыт проведения работ с осколочными элементами.

Проведение работ под контролем академиков и профессуры из ведущих радиохимических подразделений МСМ давало теоретическую подготовку персоналу.

Кроме того, в НИИАР были специалисты по выделению и глубокой очистке осколочных элементов из «сточной трубы» от производства сверхтяжелых актинидов. С середины 90-х НИИАР серийно производил радиопрепараты стронция, церия, рутения, затем йода. Эти препараты получались из той самой осколочной смеси, которая оставалась после получения препаратов америций-243, кюрий-244, кюрий-248, калифорний-252.

Вроде бы обычные осколки деления, но они получались не из ядра урана-235, а из ядра кюрия-248, поэтому имели принципиально другой изотопный состав. Особенно показательны были препараты церия-144 и рутения-106. Удельная активность этих изотопов была минимум на порядок выше любых других конкурентов, и не только потому, что двугорбые пики выходных кривых были сдвинуты вправо на несколько единиц. Радиохимическая переработка начиналась принципиально раньше, чем у конкурентов.

Но с другой стороны, это преимущество было сведено в ноль благодаря практически тотальному отстранению ведущих радиохимиков от работ по проекту Моли-Ди.

Не последнюю роль в этом процессе сыграла Русская Онтологическая Школа, которая выявила людей с активной жизненной позицией и показала на них пальцем. Всем тем, кто в открытой дискуссии умел ловить фальсификаторов за язык или за хвост, или имел собственное мнение, врачи из РОШ выдавали рекомендации на увольнение. А дальше – дело команды технических работников.

Была организована настоящая охота на ведьм. «Пока не поздно, избавьте Корпорацию от «двойниковых»» [открытое письмо Переслегина Кириенко в 2010]. При этом РОШ прекрасно понимала, что в Росатоме доминирует «распил денег» по схеме «показ на бумаге отличной отчетности – получение бонусов – своевременное увольнение». Именно эта схема и была организована в НИИАР в четырех Федеральных Целевых Программах направления Прорыв и Президентском Проекте Моли-Ди.

Есть такая дилемма руководителя в России: Если работнику заплатить всё то, что полагается по закону за изобретение и/или за внедрение новых технологий, то это обеспечит работника финансами на 20 и более лет вперед, и он больше не будет работать за копейки (золотая мечта каждого американца). Нельзя так рисковать. Нельзя обеспечивать работника финансами даже на 3 года вперед. Высокая зарплата непосредственного исполнителя работ – предвестник краха проекта. Высокая зарплата может быть только у того, кто «в обойме», и четко понимает, что деньги «сыплются сверху», а не зарабатываются на производстве.

Здесь руководство НИИАР и менеджмент проекта из Росатома постарались настолько сильно, что у специалистов сложилось твердое убеждение, что проект решили завалить, не начав.

Приведу два примера из того времени.

Ко мне подошли два начальника смены установки по производству калифорния, и изрядно смущаясь, попросили меня показать пальцем, кто же теперь есть директор ОРИП НИИАР.

- Как так может быть? Вас не познакомили с командиром?

- Вот так вот. Ни мы его не знаем, ни он нас.

- Но вы хоть фамилию то знаете?

- Фамилию знаем, и даже посылали своих операторов делать ремонт в его квартире. Но в лицо никогда не видели.  Жену видели, а его ни разу.

- Хорошо. То есть плохо… Но видимо сегодня такой стиль менеджмента - никто никого не должен знать в лицо. Есть квадратик в штатном расписании, и этого вполне достаточно, чтобы эффективно руководить проектом. Так сказать, проджикт манагер. Да, к стати, а хорошо ли он заплатил вашим ребятам за ремонт?

- Ни копейки. Жена даже чаю не предложила, не говоря уже о более горячих напитках. Утерлись и пошли опять в смену. Просто работали в рабочее время, и никаких премий.

- Так вы теперь больше меня знаете про вашего начальника, и про его стиль руководства, и про то, как он зарплату делит. Видимо, очень эффективный менеджер. Вам пыль и аэрозоль, ему слава и деньги. Знать его в лицо вовсе не обязательно, тут он совершенно прав.

Другой случай.

Технологам поручили определить накопление стронция-90 в осколках деления америция. Они добросовестно провели работу, и в отчете написали, передаю практически дословно: «среди осколков деления изотопа америция-241, не обнаружено стронция-90». Мало того, после такого «исследования», мишени для наработки легких изотопов кюрия были признаны непригодными для выделения из них препарата Sr-90. «Пригоден только уран-235», сделали заключение специалисты по радиохимии, покопавшись в интернете.

Третий пример вообще выдающийся, он приведен в рассказе [Немец, Левша и молибден-99].

Воспитанники РОШ

Менеджеры проекта Моли-Ди не имели ни допуска, ни доступа, необходимых для работы с ураном. Они не были ни разу на рабочих местах, где изготавливаются эти мишени. Когда начались работы по проекту, «вдруг» оказалось, что нужно сдавать экзамены по ядерной безопасности и другие специальные экзамены, про которые они даже и не слышали.

РОШ в 2010 организовала в НИИАР цикл лекций об экономике ЗЯТЦ. Для специалистов эти курсы были обязательны. Это не была бессмыслица. Это были идеально отточенные построения софистов, толкающих молодых специалистов Росатома в смертельные ловушки ЗЯТЦ БР. Нулевые достижения НИИАР выдавались за великие свершения. Экономика несуществующих процессов представлялась в виде строго научного отчета.

Нюанс заключался в том, что нам красиво льстили за полностью проваленную работу по советскому ЗЯТЦ БОР-60 в НИИАР. Эдакий сарказм, переходящий в гротеск. Специалисты поначалу пытались останавливать фальсификаторов, но быстро поняли, что это делать опасно. Что там на уме у Анти-Берии (так называли старшие коллеги комсомольского вожака Росатома), никому не ведомо.

Исторически получилось так, что Прорыв и Моли-Ди пришли в НИИАР одновременно, поэтому «наработки» ЗЯТЦ начали широкомасштабно использовать при создании Президентского проекта.

Как и положено в атомной «науке», проекты и программы были полностью завалены на стадии получения материальных продуктов. Ключевые фигуранты «распила» своевременно уволились, после окончания интернет-бумажной стадии проекта. Всё строго в соответствии с рекомендациями РОШ.

Мокрые и пирохимические технологии Мо-99

НИИАР известен в ядерном мире как научный центр, где полвека разрабатываются пирохимические технологии переработки свежего ОЯТ БР. До сих бытует мнение, что именно в этом научном центре ученые-ядерщики достигли самых выдающихся успехов в мировой пиро-радиохимии.

У пирохимических технологий есть несомненные преимущества перед водными технологиями – скорость и толерантность (безразличность, в данном контексте – высокая устойчивость) к экстремально высоким радиационным полям. Третьим бонусом, а для безопасности радиохимических работ первым, является великолепная ядерная безопасность.

Это совершенно справедливое утверждение для того случая, если в технологии не используется вода или другие жидкости, содержащие водород и углерод, в том числе, и человеческая плоть. В так называемых электро-пиротехнологиях НИИАР «без воды никуды», поэтому это только номинальное название разрабатываемых в течение полувека процессов. Ручная работа и водные отмывки гранулята сводят на нет все ядерные преимущества пироэлектрохимический технологий.

Если у вас в аппаратах есть вода или органические жидкости, или вы обнимаете ладошками ядерный материал, то ядерная безопасность падает в 150-250 раз. Вместо безопасной работы с десятками или сотней килограмм на рабочем месте, безопасными становятся сотни грамм.

Сегодня другой век. С точки зрения скорости и устойчивости к радиационным полям, современная водная радиохимия практически не уступает «сухой» радиохимии. Радиационно-устойчивые сорбенты, высокие скорости процессов ионного обмена и экстракции, ингибиторы образования водорода, позволяют водным технологиям работать в таких полях, где пирохимия бессильна. Поэтому первые два преимущества пирохимии уже не являются таковыми. У пирохимических технологий сегодня осталось только одно преимущество – высокая ядерная безопасность. 

В НИИАР есть несколько АС (авторских свидетельств на изобретения) на процессы получения Мо-99 из облученного урана сухими методами, которые позволяют начинать выделение Мо-99 через пару часов после остановки реактора. В НИИАР есть десятки АС на процессы сухой переработки ОЯТ для ЗЯТЦ БОР-60 и ЗЯТЦ БН. Но АС и реальная технология – это две больших разницы.

Изобретатель и технолог – две больших разницы

Первый раз разницу между изобретательской деятельностью и созданием реальной технологии нам объяснил бывший директор НИИАР Цыканов В.А. на лекциях, которые он читал молодым специалистам в примерно в 2005 году.

Курс лекций имел символическое название: «У атомной энергии нет альтернативы».

Лектор доказывал, что кроме ядерной энергии, никаких других источников энергии у человечества не будет, на ближайшие 1000 или более лет. В ближайшее десятилетие произойдет скачкообразный рост цен на нефть, и атомная энергия станет самой дешевой. Китай в своих пятилетних планах закладывает цену $350 за баррель, и это вполне реальная цена в ближайшем будущем.

Никакие возобновляемые источники энергии не могут конкурировать с атомом. Слишком мала плотность источника энергии для ВИЭ. Слишком малы запасы нефти, и она дорожает по экспоненте. Поэтому не существует никакой альтернативы атомной энергии.

Практика через 3-5 лет показала, что лектор серьезно заблуждался с оценками энергетической действительности. Сегодня цена на нефть упала на порядок, а генерация электроэнергии ВИЭ превысила ядерную генерацию.

В лекции было лирическое отступление, в котором Владимир Андреевич поделился своими многолетними практическими наблюдениями за полвека в науке, в НИИАР.

Цитирую близко к дословному высказыванию: «Если на процесс или полезную модель подается заявка на изобретение, это почти на 100% гарантирует, что реальное производство не будет создано». Фраза была сказана с нескрываемым раздражением.

В то время мне было дико слышать такое заявление. Мне тогда, по наивности, представлялось, что заявка подается на уже действующую модель, то есть сначала создается производство, а потом получают патенты.

Объяснение феномена лектором заключалось в том, что всякая новая идея, рожденная в головах ученых НИИАР, противоречит либо здравому смыслу, либо практике, и поэтому ничего, из того что здесь было изобретено, не стало реально работать. Только старые идеи, проверенные на многолетней практике на других предприятиях или в других странах, реально работают.

Согласитесь, это более, чем обидное обобщение. По крайней мере в радиохимии, патенты работали и приносили реальный доход предприятию, и позволили пережить десятилетие девяностых годов, когда правительство РФ никак не финансировало НИИАР. Почему бывший директор НИИАР так не любил собственных ученых, мне было непонятно.

Но в отношении технологий ЗЯТЦ и производства Мо-99 Цыканов был совершенно прав. Несмотря на массу полученных АС, ничего из этого «интеллектуального наследия» нельзя было использовать в реальной практике. Директор не произносил слова «фальсификация» или «подлог», «бездари» и «проходимцы», но эти термины подразумевались в его речи.

На тот момент уже закончилась бесславная пирохимическая история создания Мо-99 в ХТО НИИАР, начатая в 1999 году. Это было ровно за 10 лет до скачка цен на Мо-99 в 2009, тогда тоже резко подскочила цена на препарат. Директору НИИАР было заявлено, что через пару-тройку месяцев производство заработает. Но, увы, кроме слов и бумаг, никакого препарата не было, как не было и выделенных денег.

Выбор технологии

В мировой практике производства медицинского препарата Мо-99 существует две доминирующие технологии.

Первая технология – фольга из урана-235, покрытая никелем, зажатая меж двух алюминиевых пластин, которые обеспечивают жесткость конструкции и теплосъем. После облучения в реакторе, чистый алюминий удаляется химическим способом, растворением в щелочи. Это еще не радиохимия, раствор не радиоактивен.

Далее урановая фольга с накопленными осколками деления растворяется в азотной кислоте, и по этой головной операции технология называется кислотной.

Слой никеля в дюжину мкм играет двойную роль - обеспечивает защиту алюминия от загрязнения осколками деления, и сохраняет весь накопленный молибден в урановой фольге.

Для такой мишени используется специальный алюминиевый сплав, который обеспечивает высокое качество изделия при относительно простых механических операциях по изготовлению мишени. Сборки собираются из пластин или изготавливаются трубчатые конструкции облучательного устройства.

Вторая технология – из смеси урана-235 и алюминия приготавливается «сплав», из которого затем изготавливаются пластины, прутки, цилиндры или более сложные геометрические фигуры. Затем этот сплав покрывается алюминиевой оболочкой, и из отдельных изделий сбирается облучательное устройство (ОУ).

Растворение таких мишеней происходит в одну стадию – все мишени целиком растворяются в щелочи. По этой головной технологической операции технология называется щелочной. Принципиальным недостатком второй технологии является то, что молибден приходится отделять от алюминия и от всех примесей, содержащихся в алюминии.

Вторая технология несколько безопаснее (спорное утверждение), так как один из основных токсичных летучих радионуклидов, йод-131 и другие изотопы йода, связываются в иодиды и залпового выброса йода в атмосферу не происходит. Йод потом удаляется из кислого раствора в атмосферу, но эта операция происходит медленнее и легче управляется.

Социальный вопрос

В свое время, в конце 80-х годов, председатель профкома НИИАР, на встрече с жителями города атомщиков, объяснял, что НИИАР не планирует строить много жилья, так как в ближайшее время ожидается массовая убыль населения, и высвободившиеся квартиры будут распределяться среди молодых специалистов.

Председатель предлагал жителям, имевших большие избытки жилплощади, обменивать свои квартиры на жильё меньших размеров, чтобы уменьшить очередь на жилье среди работающих сотрудников НИИАР.

На собрании присутствовали в основном старушки, которым нечего делать на пенсии, и они рады были любому мероприятию у себя во дворе. Слушатели крайне негативно восприняли весть о том, что администрация рассчитывает на их скорую кончину, и что квартиры будут переданы другим работникам, а не их детям и внукам.

К 1990 году те специалисты, которые приехали в конце 50-х, за 35 лет достигли возраста средней продолжительности жизни и действительно, некрологи на проходной непрерывно сменяли один другой. Расчёты администрации были обоснованы.

Председатель профкома быстро понял свою ошибку, и на собраниях в других дворах уже не озвучивал на людях те планы, которые обсуждались в администрации НИИАР. Вымороченное жилье, если и появлялось, без лишнего шума и без ажиотажа делилось среди приближенных к столу. Деньги любят тишину.

Когда я услышал из уст руководителя Росатома в 2009, что «мы» удачно воспользовались сложившейся ситуацией на рынке Мо-99, и заняли большую долю в этом бизнесе, у меня в голове всплыла описанная выше история с квартирами. Не совсем это этично, наживаться на чужой беде, продавая продукцию в семь раз дороже обычной цены.

Но мировой бизнес изотопов – это не собрание старых бабушек во дворах хрущёвок. И производители, и потребители, и уж тем более посредники в этом бизнесе ничего просто так не делают. Чтобы вклиниться в этот бизнес, нельзя поддаваться эмоциям, а нужно думать только о прибылях. Ничего личного, только бизнес.

С позиции десятилетнего превосходства над ситуацией 2009 года, в 2019 году, можно с уверенностью сказать, что вклиниться не удалось. Такие барыши, как миллиарды долларов, не падают с неба в руки тех, кто получает по $500-1000. Как говорят мои коллеги, «не жили богато, нечего и начинать».

К тому моменту, когда производство Мо-99 в НИИАР стало заметно на общемировом уровне, то есть превысило 1% от мирового производства, цена успела вернуться на прежний уровень. И стала в два раза ниже себестоимости препарата в НИИАР.

Когда у вас себестоимость $450, то продавать за $1700 выгодно. Но продавать за $190 – полный провал (или другие синонимы неудачи на букву П).

Реальная цена на продаваемый препарат, согласно годовому отчету НИИАР за 2018, составила 10 501 руб./Ки, или около $162. То есть в 10,5 раз меньше, чем планируемая цена $1700. Среди покупателей молибдена нет канадцев, так как канадцы имеют возможность производить 90% мировой потребности этого изотопа, но смогли оторвать квоту только на 40%.

Из «солдатского окопа» (по меткому выражению моего старшего коллеги) крупным планом нам был виден только приказ директора НИИАР о том, что пока производство Мо-99 не достигнет 840 Ки/нед., персоналу никаких премий не выплачивать. Так как в начале 10-х годов производство не превышало 120 Ки/нед., и в год было 2-3 поставки вместо 52, премию за Мо-99 нам было не видать, как своих ушей.

Сказать, что такое положение вещей меня расстраивало, будет не совсем верно. К 2010 у меня была выработана стойкая привычка не обращать внимание на такие мелочи, как премия. Я отдавал себе отчет в том, что моя зарплата никак не связана с производственными показателями. Гораздо важнее оклад, статус, всевозможные доплаты и выплаты, которые и составляли «тело» зарплаты.

Не важно, на 1% или на 300% выполнен план (Для молодежи объясняю, что план – это дорожная карта, которую нельзя двигать вправо. Можно двигать только влево). Зарплата капает совсем по другому принципу, и не зависит от выполнения плана.

Но в этот раз ситуация меня зацепила. Ведь на кону было 2 или 4 годовых дохода всего НИИАР, и на целую декаду вперед. Ни разу за всю историю НИИАР не было такого контракта – Канада заключила с Россией долгосрочный контракт на $65 миллионов/год на поставку Мо-99. Моли-Ди – это Президентский проект, про который говорили все каналы телевидения, радио и пресса.

Все годовые контракты ОРИП тогда в сумме не превышали 6,5 миллионов/год, то есть ожидалось в десять раз поднять доходы родного предприятия. В душе тлела надежда, что возможно за такую работу зарплата поднимется на 20%, на 50%, или даже на 100%, как обещал последний раз директор в 2001.

Кроме того, мне все еще казалось, что советская школа радиохимии одна из лучших в мире, и именно наше поколение теперь должно доказать, что это действительно так.

После первых же неудач (очевидных и закономерных задолго до начала выполнения работ), я начал работу по повышению квалификации тех менеджеров НИИАР, от которых зависело решение вопросов. Затем ко мне стали обращаться с просьбой объяснить имевшиеся неудачи, и ответы занимали уже по десятку страниц.

Тексты моих работ принадлежат тем руководителям, которые оплачивали мою работу в то время. Но немало времени я провел тогда в поиске решения оптимальной технологии получения Мо-99.

Кратко результаты моей работы того времени были представлены в презентации [Вопросы эффективности реакторного производства осколочных изотопов], которую заказал в 2016 главный инженер. Видеозапись этой лекции есть на сайте НИИАР. Эта работа была выполнена в рамках проекта Сохранения Критически Важных Знаний.

Конечно, было грустно описывать те события, когда НИИАР потерял лицо как коллектив атомщиков, способный решить любую задачу на отлично в кратчайшие сроки. Но без самокритики нельзя двигаться дальше. Без самокритики остается только путь тиражирования фальсификаций, подтасовок и подлога. Тем более, что никаких судей и прокуроров в такой области, как научный поиск, не существует.

Спустя 17 лет после высказывания бывшего директора о патентах и изобретениях, я присоединяюсь к его словам. Если вы ходите создать производство, тем более такое сложное и опасное, как производство Мо-99, вам не стоит опираться на патенты и изобретения. Для этого необходим доступ к реальным технологиям, или хотя бы к ключевым технологическим операциям Ноу-Хау. Доступ не на уровне директоров, не на уровне главных инженеров. Передача технологий должна осуществляться на уровне всех специалистов, занятых в производстве, откуда вы копируете технологию. (Посмотрите на китайские примеры передачи ядерных технологий из НИИАР – десятки специалистов проходят стажировки, обучение. В прямом смысле живут на работе и живут работой)

Слова бывшего директора НИИАР я интерпретирую так, что мне не нужно ваших умных слов и блистательных статей. Нужны реальные продукты, полученные вашими руками. Нужны сегодня и здесь, а не через 1000 лет и у далеких потомков. Если у вас нет таких реалий за душой, вашим патентам место на свалке истории.

Количество отходов на единицу продукции

См. Таблица из лекции 2016 года.

Временные отходы. Время – деньги, в прямом смысле слова, когда вы работаете с короткоживущими радиоактивными изотопами. Поэтому экономить деньги нужно начиная с первой минуты работы мишеней в реакторе.

Период полураспада 2,75 суток (66 часов) означает, что если лично Вы – светило химических наук первой величины, то через каждые 66 часов ваши деньги обесцениваются вдвое. Если у вас проблемы с химией или с физикой – обесценивание происходит еще быстрее.

Идеальная технология, позволяющая избежать потерь на распад – короткое облучение с выходом Мо-99 из реактора более 75%, то есть без потерь на распад в процессе облучения в реакторе. Не обязательно для этого иметь пиковый реактор или взрыв. Достаточно облучать мишени менее 1/2 от периода полураспада, (менее 33 часов) вместо 6 суток (144 часа).

Короткое облучение экономит дорогостоящий и ядерно-опасный уран-235 (стоимость в изделии от $200/г). За два периода полураспада, то есть за 132 часа распадается 75% ядер Мо-99, полученных в первые часы облучения в реакторе. Короткое облучение позволяет примерно в 3 раза сэкономить уран по сравнению с 6-ти суточным облучением. 

Для выполнения программы 2500 Ки/нед. требуется мощность мишеней в 1 МВт. Суммарная же мощность двух РБТ составляет 16 МВт. Таким образом, количество ОЯТ, образующихся в этих реакторах, в 16 раз превышает количество ОЯТ, идущего на переработку для выделения Мо-99.

В мощных наработчиках Мо-99 суммарная мощность составляет 150 МВт, а мощность мишеней до 6 МВт. Таким образом, в них используется 4% от суммарной мощности.

Все реакторы-наработчики Мо-99 используют принцип облучения мишеней во внешнем потоке. Этот принцип был изначально заложен в конструкцию реактора, который нарабатывает плутоний или тритий. Все реакторы, которые накапливают Мо-99, были построены для военных задач. Поэтому, этот факт – главная причина такого неэффективного использования урана при производстве Мо-99.

Гомогенный или гомогенизированный, специализированный реактор, который сконструирован для наработки осколочных элементов (а не плутония), по эффективности использования урана превосходит военных собратов в 25 и более раз. [Реактор АРГУС]

РАО, о которых в России никому не известно

Производство Мо-99 было вынесено за пределы США по причине, о которой советские радиохимики даже не слышали.

Какой-то там тритий. Откуда он вообще берется в высокообогащенном теле (мясе) мишеней Мо-99, облучаемых в реакторе, работающем на высокообогащенном топливе?

Из-за трития, в первую очередь, производство Мо-99 в самих США было окончательно закрыто под давлением экологов в 1989. Из-за трития канадцы останавливали реактор в 1996, 2006, и реактор планируется закрыть в 2016 в первую очередь из-за трития.

Тритий – это один из осколков деления урана. Примерно 2-3 атома урана-235 из 10000 делятся на три осколка, один из которых совсем маленький.

В 1996 году в пруду-отстойнике NRU было (совсем случайно…) обнаружено превышение содержания трития в 40 тысяч раз (верится с трудом, настолько высокая цифра). Понятно, что этот тритий копился десятилетиями, но прибор купили только в 1996, (хотя тритий измеряют с 40-х годов). В общем, история непонятная.

Реактор остановили, и возник так называемый молибденовый шортичь – сильный недостаток товара ширпотреба, из-за которого цены на Мо-99 улетели вверх. Руководство реактора пообещала устранить недостатки, и попросило 10 лет. Через 10 лет ситуация повторилась. Опять дали 10 лет на устранение недостатков, иначе полный останов.

Таким образом, ничего не делая в направлении снижения тритиевой опасности, реактор проработал 20 лет.

Насколько опасен тритий? С точки зрения советского радиохимика, это вообще ничто, с МЗА на 7 порядков ниже (10 000 000 раз), чем у плутония. Но в некоторых странах проблемам трития уделяют большое внимание, и даже останавливают реакторы.

Цены на ВОУ

Стоимость высокотехнологичных изделий из урана-235, которые называются твэл-мишени, или мишени для накопления Мо-99, начинается от 200 тысяч долларов за килограмм. Например, стоимость мишени, в которой 1 г ВОУ, составляет 27 тысяч рублей, то есть 1 тысячу долларов. Это $1 млн./кг в ценах 2010 года. Причем это твэл-мишени со средним темпом выгорания 0,2%/сут., а не 1% в сутки. Еженедельные поставки в 2500 Ки Мо-99 требуют 1 кг урана, всего $50 млн./год.

Вклад стоимости твэл-мишени в препарат Мо-99 в НИИАР составляет $400/Ки, столько же стоит радиохимическая переработка и услуги реактора вместе взятые. Итого - $800/Ки – минимальная цена, по которой можно работать с зарубежными партнерами.

Не забывайте, что отправляется в 10 раз больше, то есть цена на складе НИИАР $80/Ки. Но это «здесь и сейчас» в растворе, а платят за «там и завтра» в генераторе Tc-99m.

Приведенные цифры предназначены для иллюстрации любимой поговорки наших заокеанских партнеров: The Time (we have) is The Money (we haven’t). При годовом контракте в $65 млн. часовой доход НИИАР составляет $7420, и от расторопности персонала зависит, будет эта цифра убытком или прибылью.

Почти целый 2009 год цена на препарат Мо-99 составляла $1700/Ки. Если бы менеджеры президентского проекта Moly-Di поработали слегка побыстрее, то за год можно было бы чистыми заработать $35 млн., и окупить все затраты на реконструкцию радиохимического объекта. Но относительно регулярные поставки начались в 2011, когда цена на препарат Мо-99 составляла $190.

Как часто бывает в бизнесе, одна маленькая заминка стоит целого состояния. Опоздал на венчание, и потерял невесту с приданным в миллиард. Второй такой уже не встретишь.

Кто потерял в результате опоздания?

Фокус больших строек в России заключается в том, что никто не знает, что же получится в результате манипуляций фокусника. Особенно это характерно для атомной энергетики.

Фокусы начались еще в 60-70-х годах, когда выделялись деньги на строительство 200 ГВт, а было построено 50 ГВт. Денег нет, электричества нет, виноватых нет. Кто выиграл стоимость 150 ГВт?

Фокус молибдена заключается в том, что в 2009 дали денег на строительство объекта мощностью 2500 Ки/неделю (125 тысяч Ки/год), который должен был заработать на полную мощность в 2011 и пахать непрерывно 10 лет. Регулярные поставки начались в 2012, по 200-250 Ки в неделю. Проектная мощность 3-х технологических линий (три очереди) используется менее, чем на 10%. 

Само существование факта фокуса никто не скрывает – в 2009 году все проектные характеристики широко освещались в отраслевых и российских СМИ. Все реальные достижения приводятся в ежегодных публичных отчетах НИИАР. Читателю остается только сложить поставки Мо-99 за прошедшие годы и полученную сумму поделить на проектную производительность.

Если пользоваться формулировками КЗОТ (трудовое законодательство), то опоздание более чем на 2 часа при 8-ми часовой рабочей смене считается прогулом. НИИАР опоздал на все 8 часов, то есть на 9 лет из 10. Это прогул без уважительных причин.

Но экономика атомной отрасли принципиально отличается от экономик в других отраслях народного хозяйства. Там, где простые граждане видят только убытки, атомные менеджеры считают барыши. Считайте сами. Если бы НИИАР продавал 8 лет препарат по цене $200 при себестоимости $800, то терял бы $600 на каждом Ки. При проектной мощности 2500 Ки/нед. приостановленное в ожидании выгодной цены производство «экономило» ежегодно до $75 млн. Это немалые деньги, и за экономию таких средств полагается соответствующая немалая премия.

В эту экономию входит, в том числе, не выплаченная зарплата персоналу реактора и радиохимических установок по выделению Мо-99. (Аналогично и с приостановкой пуска АЭС – каждый год задержки пуска новой АЭС экономит для потребителей кругленькую сумму от кабальных ДПМ)

Менеджеры проекта ничего не потеряли. Перешли работать в другие подразделения Росатома.

Строительные подрядные организации, которые занимались реконструкцией старого здания ХТО и пристройками ничего не потеряли. Потеряли гастарбайтеры, которым вовремя не платили зарплату.

Персонал НИИАР – не получил премию в размере оклада в течение года, то есть около 5% от годовой зарплаты.

Потеряла деньги казна России, из которой были выделены десять миллиардов рублей, примерно $33 млн. Но это меньше 72 рублей с россиянина. Можно сказать, что ничего. Практически ноль.

Новые технологии производства Мо-99

Переход с ВОУ-ВОУ на НОУ-НОУ

Производство Мо-99 из НОУ, то есть из урана-235 с обогащением менее 20%, нельзя называть новыми технологиями. Тем более нельзя называть безопасными с точки зрения пролиферации. Научно-технический прогресс в военной сфере всегда идет быстрее НТП в мирной сфере, сделать ядерный гаджет можно и из урана с обогащением 5%. Чернобыль показал, что для взрыва эквивалентом в несколько сотен тонн тротила достаточно обогащения 2,8%, а радиационные последствия на порядки выше, чем в Нагасаки (там в эпицентре уже через 2 месяца начались восстановительные работы, а в Чернобыле и сегодня зона отчуждения 30 км)

Рекомендации МАГАТЭ к производителям Мо-99 перейти на НОУ давно и успешно игнорируются. Как говорится, Тьфу Вам на Ваши рекомендации. Последнее соглашение обязывало к 01.01.2016 полностью перейти на НОУ, но это соглашение так и осталось на бумаге.

Новыми можно считать такие технологии, которые дают принципиальные преимущества – в первую очередь по цене продукции и по безопасности.

Алюминиевый кермет

Среди не используемых в производстве Мо-99 технологий, на первое место я бы поставил технологии алюминиевого кермета. Порошок диоксида урана размером менее длины пробега легкого осколка (пробег Мо-99 в диоксиде урана ~11 мкм) перемешивается с порошком алюминия (пробег Мо-99 в алюминии 15,45 мкм) и из этой металлокерамики изготавливается твэл-мишень.

При растворении в щелочи диоксид урана остается без изменений, а весь алюминий вместе с растворимыми в щелочи молибденом и осколками деления урана, переходит в раствор. После нескольких промывок водой уран полностью очищен от молибдена. Выход молибдена на операции более 99%.

Дальнейшая технология выделения молибдена из щелочного алюминиевого раствора хорошо известна, и более 10 лет используется в НИИАР в Моли-Ди.

Технологию алюминиевого кермета в атомной промышленности используют с самого начала Манхэттенского проекта, в НИИАР используют с 1962 года, только в обратной задаче – очистке актинидов от осколочных элементов. Технология хорошо воспроизводима. Сотрудники НИИАР старшего поколения предлагали использовать такую технологию для производства Мо-99 в 2000-х годах, но им был закрыт доступ к разработкам.

Так как уран практически не выгорает в условиях РБТ-6 и РБТ-10 (среднее выгорание за 6 суток менее 1%), порошок диоксида ВОУ можно использовать многократно, вплоть до выгорания 50%, без химической регенерации. Просто высушить, смешать с порошком алюминия и т.д. Потери актинида при рецикле минимальны (менее 0,5%).

Для создания такого производства Мо-99 в НИИАР практически ничего не нужно было делать, кроме того, что восстановить систему мокрой очистки отходящих газов из камер, которую демонтировали (по рацпредложению) в 1972.

В НИИАР сегодня используется так называемая «пакистанская» технология, которую принесли с собой немецкие радиохимики. Там вместо кермета используется интерметаллид. Регенерация (рецикл) интерметаллида – это задача сложнее, чем ЗЯТЦ БОР-60 или само производство Мо-99. Потери урана, только на операции металлотермии, от 5%.

Кермет - геометрия, радиохимия или ядерная физика?

Для применения технологии кермета необходимо решить (кроме расчета теплоотвода и исключения нежелательных примесей) задачу выхода осколков деления в металлическую матрицу.

Более конкретно, необходимо найти максимально возможный размер зерен керамики и соотношение керамика/металл, чтобы обеспечить выход Мо-99 более 96% (в идеале более 99%) из оксида урана в металлическую матрицу.

Пробег легкого осколка деления, конкретно Мо-99, в уране, оксиде урана и в алюминии известен, и составляет 8,5 мкм, 11 мкм и 15,5 мкм соответственно.

Геометрическое решение

Для расчета с помощью геометрических построений принимаем эту величину 10,5 мкм [точные данные для осколка Мо-99 при делении урана-235 есть в справочнике Физические Величины, в разделе Деление Ядер]. При этом считаем, что вылет осколков в пространстве равновероятен в любом направлении.

Понятно, что размер зерна оксида урана (правильной сферической формы) не должен превышать длину пробега молибдена в оксиде урана, иначе осколок не сможет выйти из урановой матрицы. Расстояние от зерна до зерна должно превышать пробег молибдена в алюминии.

При соблюдении двух этих условий мы имеем «геометрический выход» 100%.

Но получить проще диоксид с (видимыми) размерами зерна 20-40 мкм, поэтому у технолога возникает вопрос – нужно ли дополнительно измельчать диоксид урана для изготовления керметной мишени-накопителя Мо-99? Оцифрованный вопрос: как изменится выход Мо-99 при использовании зерен урана 20 (30, 40 и т.д.) мкм?

Геометрическая задача сводится к расчету объемов сфер, диаметр которых отличается в два (три, и др.) раза. Считаем, что только молибден, застрявший в алюминии, доступен для медицины. Из внутреннего шара не выйдет наружу ничего, а с самого края – несколько более половины. Остается взять циркуль и курвиметр, чтобы найти решение. Ответ не очень обнадеживающий для не размолотых кристаллов.

При решении возникает большая неопределенность, которую невозможно решить геометрически, – сможет ли молибден выйти из канала, пробитого в кристалле диоксида? Если да, то выход будет пропорционален геометрическому отношению объемов внутреннего шара и внешнего. Таким образом, при диаметре зерна 2L геометрический выход составит 7/8.

Длина канала не равна длине пробега легкого осколка в диоксиде. Строго напротив «бурит дыру» тяжелый осколок, таким образом увеличивая длину канала примерно в 1,7 раза, то есть до 17 мкм. При уходе осколка внутрь кристалла с глубины менее длины пробега тяжелого осколка, туннель снаружи будет широким (его бурил тяжелый осколок), а после прохождения эпицентра деления узким (его бурил легкий осколок). Если молибден сможет «выплыть» по этому тоннелю, то размер зерна может быть увеличен до 17 мкм, что автоматически реализуется при обычных технологических параметрах синтеза диоксида.

Найти решение таких вопросов с помощью геометрии и ядерной физики в литературе мне не удалось. (По решению старшего по званию, для выполнения математических расчетов был привлечен доктор физико-математических наук. Ожидаемый «математический» процент выхода был единицы-десятки процентов).  Если кто подскажет источник, то есть даст ссылочку, буду признателен.

Радиохимическое решение выглядит просто, тем более, в условиях НИИАР.

Вы делаете опытные образцы с разным соотношением оксид/металл, с разным размером зерна, и облучаете в нейтронном потоке.

Выход растворимых осколков деления в щелочной раствор оказался настолько высок, что в уране было невозможно измерить их остаточное содержание.

Дело в том, что видимые размеры зерен диоксида – это агломераты мелких кристаллов, микронного или меньшего размера. Поэтому доступ реагента к «микротоннелям» был обеспечен.

Разблокировка и дополнительное охлаждение мишени-накопителя

Кроме того, классическая керметная мишень максимально разблокирована, и нейтронный газ имеет легкий доступ к зернам диоксида урана высокого обогащения. Благодаря разблокировке выгорание мишени повышается на 15% и более. Особенно эффект заметен при сравнении с так называемыми «трубными» облучательными устройствами, где накопление молибдена резко снижается из-за эффекта самоблокировки нейтронного потока.

Разблокировка имеет большое значение для условий облучения, когда внешний поток выше собственного потока, то есть энерговыделение мишени меньше, чем энерговыделение в рабочих ячейках.

Очень желательно, чтобы в мишени-накопителе энерговыделение (и выгорание) было выше, чем в остальных сборках, тогда реактор будет использоваться с большей эффективностью, а эффект самоблокировки будет отсутствовать. Для этого, к такой ячейке должен быть подведен дополнительный поток охладителя, с большей скоростью. Но это – совсем другой подход к решению задачи повышения эффективности производства Мо-99.

Изготовление разблокированных мишеней – отдельная тема и отдельные расчеты.

Гомогенизированный реактор

Из сотен типов атомных реакторов, которые были построены и испытаны за всю историю атомных проектов, один тип практически идеально подходит для производства Мо-99.

Этот реактор работает на взвеси диоксида или закиси-окиси урана в нейтральном или слабощелочном водном растворе. Ядерная реакция происходит просто в «бочке», в которой нагревается вода.

После нескольких часов или суток на мощности в 100-1000 кВт, реактор останавливается, оксиды фильтруются, а раствор подается на колонны с сорбентом.

Реактор имеет огромный отрицательный температурный коэффициент реактивности, и автоматически останавливается при снижении плотности смеси или снижении водно-уранового отношения. Реакторы малой мощности бакового типа (гетерогенные) просты в управлении и использовались как учебные во многих вузах ядерных государств, находясь в шаговой доступности от учебных корпусов.

При желании сэкономить ВОУ, можно делать «дойку» Мо-99 ежедневно. Но даже при работе два раза в неделю по 3 суток выход Мо-99 на грамм выгоревшего урана-235 будет более, чем в два раза выше, чем в РБТ при цикле облучения 6 суток.

Если в реактор загружать ВОУ, купленный по цене сделки ВОУ-НОУ ($20 тыс./кг), то стоимость урана в цене Мо-99 можно не считать, она не превысит 2%. Дорогостоящих твэл и твэл-мишеней в таком реакторе нет, поэтому топливо на порядки дешевле, при равной мощности, чем в гетерогенных реакторах.

Благодаря более короткому времени накопления Мо-99, при равной мощности, такой реактор выдает в 2-3 раза больше исходного молибдена, чем классические наработчики, работающие 6 суток еженедельно. Поэтому, для производства 2500 Ки/нед. необходимо не 1 МВт, а 300-500 кВт.

Количество радиоактивных отходов при получении Мо-99

Количество осколочных радионуклидов реактора-наработчика Мо-99 прямо пропорционально выделенной при работе энергии. К счастью для населения планеты, львиная доля осколочных радионуклидов имеет период полураспада до 30 лет, поэтому через 10Т, то есть через 300 лет активность осколков упадет в 1000 раз, по сравнению с годичной выдержкой.

После такой выдержки осколки деления урана-235 не будут представлять опасности для жизни и здоровья персонала, работающего с ОЯТ.

Основной вклад в активность оставшегося урана будут давать легкие изотопы урана и легкие изотопы плутония.

Примерный изотопный состав облученного урана-235 через 300 лет выдержки:                  

При этом удельная активность свежего урана составляет приблизительно 5 МБк/г, а после выдержки 300 лет 3 МБк/г.

Примерный изотопный состав накопленного плутония через 300 лет выдержки:

Удельная активность смеси изотопов плутония вместе с накапливаемым америцием-241 несколько возрастает со временем, практически оставаясь постоянной до 300 лет выдержки, и составляет примерно 1Е+10 Бк/г, или 10000 МБк/г. Таким образом, удельная активность пары плутония-америция выше удельной активности облученного урана в 2000-3000 раз.

При использовании НОУ для получения МО-99, на каждый грамм сгоревшего урана-235 накапливается до 0,8 г плутония. При использовании ВОУ плутония накапливается примерно в 10 раз меньше.

И в том, и в другом случае, долговременная альфа-активность актинидов, оставшихся после выделения Мо-99 из облученного урана, обуславливается исключительно активностью пары плутония-америция.

При использовании НОУ на 1 грамм выгоревшего урана-235 образуется в 10 раз больше долгоживущей альфа-активности. Балласт в виде урана-238 не только создает проблемы для радиохимической переработки, но на целый порядок увеличивает радиационную опасность образующихся отходов.

Из одного грамма облученного урана-235 при выгорании 2% образуется в среднем 10 Ки Мо-99. При этом из выгоревших 20 мг урана-235 в НОУ накапливается 16 мг плутония(-америция), имеющего активность 160 МБк. При вдыхании плутония летальная доза 4 Зв/год накапливается от 270 000 Бк (е = 1,5 Е-5 Зв/Бк), то есть 0,27 МБк.

Таким образом, на 10 Ки Мо-99 образуется около 600 LD плутония.

Средняя доза технеция-99m, используемая при КТ, составляет 17 мКи, то есть примерно 600 доз на 10 Ки Мо-99. Таким образом, на одну лечебную дозу, которая распадается за 2,75 дня, образуется одна летальная доза (LD), с периодом полураспада 24 100 лет.

При использовании ВОУ это отношение падает в 10-15 раз, с точки зрения радиационной безопасности, ВОУ безопаснее на порядок.

При получении Мо-99 в НИИАР, из 16 МВт двух РБТ только 0,1-1 МВт – это мишени-накопители Мо-99. Так как накопление осколков и плутония пропорционально выделенной общей энергии, производство медицинского изотопа в этих реакторах 16-160 раз опаснее, чем в специализированном реакторе, работающем только на накопление молибдена.

Сегодня в России потихоньку начинается переработка ОЯТ, накопленного нашими дедами во времена Холодной Войны. Это малоприятное, особо опасное и особо вредное занятие финансируется из современного бюджета России. Наши деды не смогли оставить нам свои финансовые накопления, они сгорели в ноль в 1992.

Наши потомки, когда-нибудь через несколько поколений, также вынуждены будут заниматься переработкой ОЯТ, образовавшегося при производстве изотопов для ядерной медицины. Этого может не быть, если в бюджет будет заложена радиохимическая переработка ОЯТ, с конкретными сроками.

Если рассуждать о безопасности работ, то мы не должны оставлять потомкам ничего такого, что может их уничтожить, просто при потере критически важных знаний. Мы должны использовать технологии, которые накапливают плутоний и другие актиниды не просто в минимальных количествах, а в количествах, безопасных для будущих поколений.

Статусные показатели производства Мо-99

Производство Мо-99 – это сложнейшее производство. Это самое сложное из когда-либо существовавших радиохимических производств.

Скоростная переработка ОЯТ, начатая через сутки, и завершенная через двое суток после остановки реактора, показывает всему миру, что держава может в любой момент начать крупномасштабную радиохимическую переработку ОЯТ для нужд обороны.

В отличие радиохимических производств, выделявших плутоний из облученного природного урана в 40-х годах, удельная активность ОЯТ выше в тысячу раз. Время выдержки ОЯТ меньше в сто раз. Но самое главное отличие современной скоростной радиохимии – это снижение радиоактивных выбросов в окружающую среду на многие порядки, по сравнению с военными производствами.

Атомная промышленность ядерных держав, в некоторых странах ядерного клуба, повернулась лицом к своим согражданам, создав вместе с врачами мощную ядерную медицину. Это в первую очередь относится к США и Евросоюзу.

Этот поворот осуществлен с так называемой национальной спецификой, поэтому конкретные варианты существенно отличаются.

Практически половина всего технеция потребляется в США, но никаких ядерных и радиационных отходов с 1989 года на территории штатов не образуется. Грязное производство вынесено за пределы метрополии в менее статусную Канаду. Это самый безопасный вариант для жителей привилегированного государства. Но не для соседней страны.

Европа сама делает Мо-99, при этом не гадит под себя, то есть демонстрирует понимание, что выбрасывать РАО в окружающую среду нехорошо.

Япония покупает примерно 17% мирового производства Мо-99, при этом никаких рисков распространения медицинских ЯМ и РВ рядом с Японией нет.

«Безвыбросные» технологии переработки ОЯТ, - это то, что немецкие радиохимики 40-х годов считали утопией. Имея такое производство, и подождав (полежав на печи) полгода, из облученного урана можно получать кондиционный плутоний. Эта операция по получению ядерного материала милитаристского назначения на 3 порядка безопаснее, чем производство Мо-99.

Если весь мир перейдет на технологии НОУ-НОУ при производстве Мо-99, то из 85 кг урана-235, входящего в состав примерно полтонны НОУ для мишеней, ежегодно будет накапливаться примерно 3 килограмма «кондиционного» плутония. Плюс будет около сотни килограмм плутония «невысоких кондиций» из урана активной зоны.

Конечно, это маловато для создания большого арсенала ядерного оружия, но идеально для обучения большой команды специалистов, которые будут уметь проводить такие разделения.

Кроме того, сами по себе 85 кг ВОУ, превратившиеся в 80 кг облученного ВОУ, остающиеся каждый год после наработки Мо-99, представляют собой «лакомый» кусочек для любителей побаловаться ядерной энергией.

В сумме получается такая картина действительности. Та страна, у которой есть производство Мо-99, из ВОУ или из НОУ, имеет боевые ядерные технологии, и только политическая воля определяет, как этими технологиями государство будет пользоваться.

Послесловие

Какими бы ни были неудачи и успехи при создании производства Мо-99 в России, наличие такого производства сегодня означает, что атомная промышленность России, пусть хотя бы боковым зрением, начала поглядывать в сторону простых мирных жителей.

В России с 2010 года появилось новое (дополнительное) производство Мо-99, способное полностью обеспечить россиян изотопом Мо-99 для ядерной медицины. Обеспечить до уровня потребления этого изотопа ведущими ядерными державами. 2700 Ки в неделю – это 10 миллионов доз препарата Технеций-99m в год.

Сегодня есть возможность оценить этот шаг навстречу жизни, а не к тотальному уничтожению. Сегодня есть возможность посчитать все плюсы и минусы такого производства.

Нечто – это принципиально больше, чем ничто. Пусть начало было менее 1% от мирового потребления. Пусть почти вся продукция уходит медикам других развивающихся государств и недоступна в России. Но Это производство – один из обязательных шагов по созданию отечественной ядерной медицины. Это тот шаг, который НИИАР не сделал в 80-х, не сделал в 2000-х, тратя уникальные ресурсы своих реакторов, радиохимических мощностей и персонала на утопию ЗЯТЦ.

В 2018 Россия достигла 10% от мирового производства Мо-99. Пусть на маломощных реакторах полувекового возраста. Пусть в трехкратный убыток. Не это самое важное.

Сегодня в России появились радиохимики ОЯТ, физики, фабриканты топлива, которые производят мирную продукцию на реакторах, предназначенных для совсем других целей. Сегодня менеджеры могут не только гипотетически рассчитать экономические параметры радиохимической технологии, а показать на реальном примере, сколько стоит 1 Ки Мо-99 для ядерной медицины. И эти цены любой гражданин России может найти в Годовом Отчете НИИАР, зайдя на официальный сайт.

После послесловия

После бесконечных, 50-летних, научно обоснованных отказов в переработке свежего ОЯТ, в НИИАР появилась реальная сверхскоростная переработка отработавшего ядерного топлива, высочайшего обогащения, в промышленных масштабах. Как некогда в начале 1980-х в США, теперь у России появилось радионуклидное сырьё для ядерной медицины. Если бы НИИАР в те годы повернулся к своим согражданам, мы бы не отставали в диагностике рака от ведущих держав на 33 года.

Теперь слово за российскими производителями томографов и другого медицинского оборудования. Производственная база советского НИИАР в 1985 ничуть не уступала базе производителей атомной техники США, и на этой базе без особых проблем можно было бы создать производство высокотехнологичной техники. Бы.

Теперь слово за российскими медиками. Ранняя диагностика, безопасная для пациентов, сегодня считается основной ударной силой в борьбе с онкологическими заболеваниями, в борьбе с сердечно-сосудистыми заболеваниями. Врачам-радиологам необходимы не только знания в медицине, но и основы радиохимии с ядерной физикой. И наоборот – радиохимики должны учить радиологию. Бельгийские и швейцарские медики, например, имеют до 5 высших образований и продолжают учиться всю жизнь.

Теперь слово за россиянами. Мы все должны понять, что атомная энергия может не только мгновенно уничтожать всё живое на планете. Мы должны понять, атомная энергия может не только создавать ядерные отходы на многие тысячелетия при производстве электричества. Мы должны понять, что атомная энергия может улучшить качество и продолжительность нашей жизни.

Главное для россиян, чтобы мы перестали бояться и самой этой энергии, и тех знаний, которые необходимы для использования ядерной энергии в мирных целях.

Путь излечения радиофобии прост. В каждом учебнике по радиохимии и ядерной физике должны быть приведены простейшие примеры расчетов (себе)стоимости ядерной боеголовки, ядерного киловатт-часа, радионуклида Мо-99, ядерной батарейки, прямого преобразования цепной реакции деления в электроэнергию. Пусть это будет информация десятилетней давности, если речь идет о военных изделиях. То есть сделать то, что сделано в учебниках по физике США в 60-х годах. Необходимо перевернуть советскую систему защиты информации с головы на ноги, сняв все запреты на сокрытие информации об экономике гражданской атомной отрасли.

Когда читатель или учащийся увидит, сколько стоит и сколько лет строят 1 ГВт(э) атомной энергии, сколько стоит 1 кг ядерного топлива для энергетики или медицины, во сколько обходится эксплуатация реакторной установки, сколько стоит и сколько лет занимает вывод из эксплуатации ядерного реактора, сколько лет необходимо хранить ОЯТ и сколько это будет стоить нашим потомкам, то у него не должно остаться фобий. Все фобии возникают от незнания самых элементарных вещей.

В России нет проблем с энергетикой, и в частности нет проблем с ископаемыми источниками для генерации электроэнергии. Разведанных запасов нефти в России хватит на 300 лет, газа на 1000 лет, угля на 1500 лет, каждого по отдельности. Россия щедро продает свои энергетические ископаемые запасы, не боясь скорого исчерпания этих ресурсов.

ГЭС и современные ВИЭ могут обеспечить потребление электроэнергии россиян с десятикратным запасом. Кроме всего перечисленного, безальтернативная дровяная энергетика способна обеспечить энергией (в том числе и электроэнергией) 150 миллионов жителей России, при правильном лесопользовании, до тех времен, пока не потухнет Солнце, то есть на 5 миллиардов лет.

60-ти летняя бессмысленная погоня за атомным квтч оставила россиян без ядерной медицины. Даже те небольшие средства, которые предоставлялись в НИИАР советским правительством на ядерную медицину, были перенаправлены на ЗЯТЦ. На тот самый ЗЯТЦ, которого не было.

Мои лозунги

Для обеспечения всех россиян продукцией ядерной медицины достаточно построить атомный реактор 1 МВт тепловой мощности.

Сегодняшняя мирная Атомная энергетика в России, 27 ГВт(э) при общей тепловой мощности 75 ГВт, должна быть планомерно свернута до 1 Мвт, то есть уменьшена в 75 000 раз.

Освободившиеся бюджетные средства необходимо перенаправить на создание современной ядерной медицины.  

Ввоз чужого ОЯТ на территорию России – это преступление против собственного населения и будущих поколений россиян.