proatom.ru - сайт агентства ПРоАтом
Журналы Атомная стратегия 2024 год
  Агентство  ПРоАтом. 27 лет с атомной отраслью!              
Навигация
· Главная
· Все темы сайта
· Каталог поставщиков
· Контакты
· Наш архив
· Обратная связь
· Опросы
· Поиск по сайту
· Продукты и расценки
· Самое популярное
· Ссылки
· Форум
Журнал
Журнал Атомная стратегия
Подписка на электронную версию
Журнал Атомная стратегия
Атомные Блоги





PRo IT
Подписка
Подписку остановить невозможно! Подробнее...
Задать вопрос
Наши партнеры
PRo-движение
АНОНС

Вышла в свет книга Б.И.Нигматулина и В.А.Пивоварова «Реакторы с тяжелым жидкометаллическим теплоносителем. История трагедии и фарса». Подробнее 
PRo Погоду

Сотрудничество
Редакция приглашает региональных представителей журнала «Атомная стратегия»
и сайта proatom.ru.
E-mail: pr@proatom.ru Савичев Владимир.
Время и Судьбы

[27/04/2016]     Полигон

Директор Ленинградской АЭС Владимир ПЕРЕГУДА рассказывает о своих учителях, о комсомольских ударных стройках, о паровом коэффициенте реактивности, льготной ипотеке и о реакторном графите

От редакции. Это интервью В.И.Перегуда дал редакции Проатом три года  назад - в марте 2013. Однако за  это время мы так и не получили его согласия на публикацию. Причины столь длительной паузы нам непонятны – интервью было взято в официальной обстановке, под диктофон, круг вопросов  был оговорен заранее.  Мы считаем это интервью достойным творческим продуктом редакции и публикуем, поскольку считаем его до сих пор актуальным, в том числе и в связи с 30-й годовщиной аварии на ЧАЭС.


«Атомная стратегия»: Вы закончили Томский политехнический институт – один из самых славных «атомных» вузов…

В. Перегуда:
В юности я увлекался радиоэлектроникой, и в 1975 году, окончив среднюю школу в своем родном городе Свободный Амурской области, я приехал в Томск - поступать на факультет кибернетики. Уже в институте я своё первоначальное намерение изменил, и подал на физико-технический факультет, на специальность «Физико-энергетические установки». Физико-технические установки – это ядерные реакторы. А ядерные реакторы были в нескольких километрах - это называлось Томск-7, комбинат № 816. Это был один из центров Минсредмаша, в одном ряду с Арзамасом-16, Красноярском-26 и Красноярском-45. Это был полный технологический цикл производства плутония, включая пять уран-графитовых реакторов. Там жила и работала чуть ли не половина населения Томской области. Школьником я ничего этого знать не мог, но, приехав в Томский политех, было просто невозможно не ощутить близости этого грандиозного производства. Это было интересно, это притягивало. Так в 1975 году я стал студентом-физиком.

Из тех, у кого я учился, я с благодарностью вспоминаю Анатолия Алексеевича Силинского, Валерия Павловича Кривобокова, Александра Федоровича Лавренюка, Евгения Михайловича Травина,  Анатолия Михайловича Кольчужкина, Валерия Павловича Ивакина, Феликса Петровича Кошелева, Владимира Ильича Бойко.

Это были люди разного возраста, разного жизненного и производственного опыта. Силинский – реакторщик, физик и при этом опытнейший производственник, на специальном производстве прошел, что называется,  огонь и воду.

Кривобоков был совсем молодым человеком, он окончил Томский политех за два года до моего поступления. Тогда он был аспирантом, потом стал кандидатом, потом доктором наук, профессором. Он стал основоположником целой новой специальности – порошковой металлургии. По порошковой металлургии я проходил у него преддипломную практику и писал диплом. Это было очень интересно, порошковая металлургия – это соединение несоединяемых, несплавляемых материалов, например, титана и алюминия. Мне пришлось перелопатить гору литературы на английском языке – на русском в открытой печати не было ничего.

Кольчужкин – ученик Ландау, с годами стал внешне похож на Эйнштейна. Вел у нас теоретическую механику. Он был велик как изобретатель разных способов донести до студента знание, вызвать интерес к знанию, проявить, применить это знание. Он очень своеобразно принимал экзамен. Был всего один вопрос – но на этот единственный вопрос полагалась стандартная двенадцатилистовая тетрадь. Ответ на вопрос нужно изложить максимально подробно, логично, образно, на хорошем русском литературном языке. Он таким образом учил нас рассуждать, выстраивать логику, приводить данные. Он учил нас научному и одновременно - образному мышлению и изложению.

И по характеру наши преподаватели были разными. Были люди задушевные, а Валерий Павлович Ивакин, например, был человеком язвительным, он нас поддевал и подначивал, держал нас в форме – перед ним было стыдно обнаружить свое незнание.

В 1981 году я получил диплом инженера-физика, и в  числе 9 выпускников физико-технического факультета Томского политеха прибыл по распределению на комсомольскую ударную стройку – Курскую атомную электростанцию, в город Курчатов. Станция тогда работала двумя энергоблоками, и нас, молодых, сразу поставили на монтаж 3-го блока. В 1983 году мы блок пустили. Средний возраст пустивших 3-й блок Курской АЭС – 23 с половиной года. Молодые рабочие, молодые специалисты, молодые руководители. Нас, вновь испеченных инженеров, ставили на самостоятельную и ответственную работу - кураторами групп, начальниками смен…

«АС»: Для этого нужно знать технологию, оборудование…

В.П.:
У нас была хорошая практика. Я, например, во время учебы в институте в общей сложности почти год пробыл на Билибинской АТЭЦ. Это была очень интересная, единственная в мире атомная станция – с водо-графитовыми реакторами на естественной циркуляции

«АС»: Билибинская и Курская несоизмеримы…

В.П.:
Свариться или переоблучиться на маленькой станции можно столь же успешно, как и на большой. Дисциплине, ответственности и умению соображать маленькая станция учит не хуже, чем большая. Организация труда на маленькой станции такая же. Это было реальное предприятие, реальное производство. Мне Билибинская станция дала очень много – там я по-настоящему научился работать с технической документацией, с чертежами. Кончилась моя практика в Билибино тем, что Главный инженер станции мне мой отчет по практике не отдал. Ну и съездить на Чукотку, вообще поездить по нашей огромной стране – это само по себе ценный опыт.

А потом само обучение в Томском политехе было построено так, что мы, начиная с третьего курса, постоянно видели реальное производство. То есть первые два курса – это общеобразовательные дисциплины, теория, а на третьем курсе давали подписку о неразглашении государственной тайны, получали допуска – и вперед, на комбинат, за периметр, в производственную зону. Там наша учеба и продолжалась. Мы учились по секретным отчетам, то есть по описанию реальных процессов в реальном оборудовании. Конечно, всего и во всех подробностях мы видеть не могли, но видели реальную технику, оригинальные документы, мы видели реальные отношения людей, реальную организацию труда.

«АС»: Нынешние студенты такой возможности чему-то научиться могут только позавидовать. Сейчас ведь сплошь и рядом студенту предоставляется возможность искать практику самостоятельно. В результате молодого специалиста куратором не очень-то поставишь…

В.П.:
Да, в этом отношении в стране был многолетний провал, и не только в нашей отрасли. Высшее образование оказалось оторванным от производства, а производство, предприятия – от образования. Этот провал в образовательной политике на ЛАЭС привел к провалу по возрасту. Средний возраст персонала у нас был 47 лет – для основного производства на АЭС это предпенсионный возраст, это ровно вдвое больше, чем на моем третьем блоке Курской АЭС в 1983 году. Омоложение коллектива, подготовка молодого пополнения – этим я, придя на станцию три года тому назад, начал заниматься как задачей номер один.  Мы выстроили, наконец, систему трехсторонних договоров – между студентом, который хочет стать хорошим специалистом и хочет иметь хорошую работу, его институтом и нами, предприятием. Мы берем человека на практику, причем стараемся дать ему реальную работу, за которую он мог бы получить оплату, мы оплачиваем его учебу, а он потом год работает у нас по специальности. После года кто-то уходит, а кто-то и остается. Во всяком случае, за последние три года средний возраст персонала снизился по меньшей мене на год. Так или иначе, я и мои коллеги вопросом молодого пополнения занимаемся плотно и систематически.

«АС»: И жильем?

В.П.:
Привлечь и удержать молодого человека можно прежде всего жильем. У нас на станции год тому назад стартовала пока уникальная для отрасли система обеспечения жильем. Конечно, с участием Концерна. Во-первых, с участием Концерна создается система льготного ипотечного кредитования. Если обычный гражданин берет потеку под 14%, то работник ЛАЭС - под 1%

«АС»: Разница на порядок…

В.П.:
Плюс мы молодому специалисту оплачиваем первый взнос. Понятно, что по ипотеке жилье может приобретаться любое, в том числе в старом фонде. Во-вторых, началось целевое строительство нового жилья. Строит Концерн силами отраслевой же строительной организации. А если строит сторонний подрядчик, например, «Титан-2», то мы договариваемся о максимально возможном снижении цены для наших работников. Наконец, мы создаем систему жилья по найму. Это ведомственное жилье, но собственником его является не станция, а специализированное предприятие. Это предприятие одновременно является эксплуатирующей организацией, следит за порядком, за исправностью оборудования – наличие такого хозяина дополнительно дисциплинирует жильцов. 

Наши усилия по обеспечению жильем, по подготовке специалистов сегодня приносят первые плоды. Я это вижу, например, по ежегодно проводимому у нас Дню первогодка. За десятый – одиннадцатый - двенадцатый годы число тех, кто выходит в этот день на сцену, заметно выросло, это уже десятки новых молодых лиц ежегодно, причем – хорошие лица, горящие глаза. Видно, что люди хотят работать.

«АС»: То есть жилищная программа ЛАЭС – своего рода пилотный проект, по вашему опыту можно будет учиться?

В.П.:
Конечно. И на наших достижениях, и на наших ошибках. Но я хотел бы продолжить тему подготовки кадров. Главная беда - с рабочими специальностями. У меня страшно сказать сколько рабочих вакансий – а людей просто нет, их негде взять, их перестали готовить! Ленинград когда-то славился своими производственно-техническими училищами, своими рабочими-металлистами – все же разрушено, из нескольких десятков училищ остались единицы! На фоне этой разрухи из того, что сохранилось,  очень хорошо выглядит наш Сосновоборский политехнический колледж, и я очень на него надеюсь – там сохранилась хорошая производственная база, мне очень нравится тамошний директор Сергей Михайлович Вшивков. Конечно, одним колледжем проблему не решишь – надо поднимать из руин систему профессионального образования как таковую, и мы этим тоже начинаем заниматься, прорабатываем схемы, готовим предложения в администрацию Президента, в Правительство. 25 миллионов новых рабочих мест – это же государство продекларировало…    

«АС»: Тема образования - для нашего журнала приоритная, давайте работать вместе…

В.П.:
Давайте!

«АС»: Что Вы пожелаете Сосновоборскому институту ядерной энергетики?

В.П.:
Наращивать лабораторную и производственную базу. Нужно стремиться к тому, чтобы инженер мог выполнить работу рабочего – с оборудованием, с металлом, с инструментом, не говоря уже о том, что инженер-физик должен иметь навыки экспериментатора.

В чем-то мы поможем, а чем-то нужно проявить инициативу. Я посоветовал бы Институту плотнее сотрудничать с ПИМашем, с Петербургским Политехом, использовать возможности колледжа.

*   *   *

«АС»: В 1981 году Вы пришли на Курскую АЭС, в 1983-м – пустили 3-й блок. В 1986-м грянул Чернобыль.


В.П.:
Об  аварии на ЧАЭС я услышал, заступая в ночь начальником смены реакторного цеха. Несколько дней никакой профессионально значимой информации не было, нас никто не собирал и официально не объявлял. От наших монтажников, находившихся там в командировке, но почему-то быстро вернувшихся, мы услышали версию - взрыв радиолизного водорода в баке контура охлаждения СУЗ. Я не поверил – так случилось, что мне в то время пришлось заниматься именно контуром СУЗ, профилактикой накопления водорода. А что там на самом деле случилось, мы узнали, когда нас подключили к ликвидации последствий аварии, когда начались командировки в Припять.

«АС»: В Припяти Вам в то время побывать довелось?

В.П.:
Я просился – меня не отпустили. Мы работали четырьмя блоками, и оголять станцию было нельзя. Своим участием в ликвидации последствий аварии на ЧАЭС мы, оставшиеся на своих местах, считаем ежедневные телефонные совещания с нашими коллегами, которые были там. Мы были экспертно-консультативной группой, дублирующим экипажем. Вторая очередь Курской АЭС, т.е третий и четвертый блоки – это близнец второй очереди Чернобыльской, это один проект, одинаковая архитектура, одинаковая компоновка, одинаковое расположение помещений и оборудования. То есть наши третий и четвертый блоки при планировании работ на ЧАЭС были полигоном, макетом.  Например, как пройти из такого-то помещения в такое-то, если такой-то коридор завален? А если затоплено и нет света – что там где? Или если пробить такую–то стену - за ней что? Или как куда-то подать или откачать воду – это мы  придумывали, потому что все эти коридоры, все эти переходы – в нашем распоряжении, все схемы и чертежи – чистые и в полном комплекте.  Во всяком случае, как организовать расхолаживание тамошнего третьего блока – это придумали мы, на нашем третьем блоке. А поехать туда и делать, что будет необходимо – мы были готовы, в нас это было, мы были так воспитаны. 7 мая нам пятерым дали команду готовиться к вылету в Киев – самолет уже стоял, ждал нас. Нужны были люди для опорожнения бассейна-барботера, там три тысячи тонн воды, и если в эту воду опустится активная зона, то будет грандиозный тепловой взрыв. Часов в 11 вечера дали отбой – как мы потом узнали, нашли и послали других. А что от реактора ничего не осталось и в воду падать нечему – это тоже узнали потом.

«АС»: Курская станция в связи с Чернобыльской аварией прозвучала благодаря отчету инспектора ГАН Ядрихинского…


В.П.:
Александра Александровича Ядрихинского я знал очень хорошо. Прежде чем стать инспектором ГАН, он был работником реакторного цеха, в моей смене. Очень грамотный специалист, физик, а самое главное – сильный, волевой, бескомпромиссный человек. Истину он готов был отстаивать, невзирая ни на какие лица и авторитеты. Да, после аварии он написал отчет, в котором показывал, что авария была предопределена плохой физикой, наличием сильного положительного парового эффекта реактивности. И порядка семи писем он написал в разные инстанции примерно за полгода до аварии. По сути дела, он эту аварию предсказал.  Конечно, и эти письма, и отчет – это поступок, это проявление гражданского мужества. Хотя, рассуждая формально, он, как инспектор ГАН, всего лишь выполнил свои профессиональные обязанности.

«АС»: Приходилось читать, что предупреждения поступали на протяжении нескольких лет, и что по этим предупреждениям, по опыту эксплуатации был составлен план мероприятий по приведению реакторов РБМК в соответствие с требованиями безопасности, но просто этот план не успели реализовать.

В.П.:
Может быть, такой план был, мне его видеть не довелось. Я бы сказал, что такой план де-факто складывался в наших головах, в головах специалистов. Многое было уже ясно. Например, было ясно, что корень зла – в большом, в несколько «бета», положительном паровом эффекте. Было ясно, что причина такого большого эффекта – уран-графитовое соотношение с избытком графита. Было ясно, как это соотношение изменить. Было ясно, что аварийная защита слишком медленная, что её быстродействие нужно увеличивать. Ну и так далее. Те же стержни УСП – они входят в активную зону снизу, и если бы они были включены в состав аварийной защиты, они подавляли бы «концевой» эффект, создаваемый вытеснителями основных стержней АЗ. В общем, понимание того, что нужно сделать, складывалось, и что-то уже делалось, но делалось по разным станциям вразнобой и медленно. Чернобыль действительно заставил все эти соображения собрать в систему.  Работы по модернизации блоков с РБМК, по повышению уровня безопасности велись на протяжении по меньшей мере 15 лет, и сейчас мы, станции с РБМК, выглядим вполне прилично. Вот, например, предельно допустимый выброс с вентиляцией для ЛАЭС 500 кюри в сутки, а реальный выброс – меньше пяти. Это же результат огромной работы!

«АС»: Сегодня основные вопросы к станциям с РБМК и прежде всего к ЛАЭС - это реакторный графит. Что произошло и что делается?

В.П.:
Мы на несколько лет – года на четыре - ошиблись в оценке скорости накопления радиационных повреждений графита, и сегодня мы занимаемся тем, что планировали примерно на 2016 год.

«АС»: В чем конкретно, инструментально измеряемом, выражается повреждаемость графита? Раньше это было уменьшение диаметра отверстия и опасность заклинивания трубы технологического канала.

В.П.:
Сейчас это возможность сверхнормативного искривления технологических каналов. Графитовые блоки должны стоять один на другом строго вертикально и симметрично – тогда из этих блоков образуется сплошная вертикальная колонна правильной формы, а отверстия, проделанные в каждом блоке, соединяясь друг с другом, образуют прямой канал цилиндрической формы. Сейчас некоторые графитовые блоки, сохраняя вертикальное положение, ушли в сторону по горизонтали. А некоторые – отклонились от вертикали, накренились. Величина стрелы прогиба трубы технологического канала – это и есть инструментально измеряемый показатель состояния графитовой кладки. По мере накопления энерговыработки  величина прогиба растет, это наблюдается на протяжении многих лет, но в последние годы скорость увеличения прогиба увеличилась. Не дожидаясь, пока прогиб достигнет предельно допустимой величины, мы остановили первый энергоблок и занялись восстановлением кладки.

«АС»: А трещины?

В.П.:
Некоторое блоки треснули в вертикальном направлении – т.е. трещина идет от центрального отверстия к боковой грани блока. Но дело не в самих трещинах. Измерения показали, что плотность графита прежняя, сколов и осыпания графита нет. Основная проблема, в том, что именно из-за трещин часть блоков сдвинулась, часть - наклонилась, и это нарушает прямизну каналов.

«АС»: Задача в том, чтобы поправить эти сдвинутые и наклоненные блоки?

В.П.:
Да. И у нас для выполнения этой задачи сегодня есть все – проект работ, уникальный инструментарий и оснастка отечественной разработки, включая перископы и видеокамеры, запускаемые в кладку, измерительный инструмент, роботы, манипуляторы, которыми мы можем захватывать и двигать блоки внутри активной зоны, режущий инструмент для обработки графита.

«АС»: Внешние грани графитовых блоков придется обрабатывать?

В.П.:
На наше счастье, блоки сохранили форму прямоугольной призмы.  Но подготовленный инструмент позволит выполнять любые обрабатывающие операции, в том числе – обрабатывать фиксирующие выступы и впадины на торцах.

«АС»: А какие прогнозы дозовых нагрузок? Резать и таскать графит – это же грязи не оберешься?

В.П.:
Все операции по обработке графита будут выполняться в пределах активной зоны, на то у нас и предусмотрен целый набор роботов и манипуляторов. Сверху ячейка с колонной, находящейся в работе, будет прикрыта, а для сбора продуктов резки графита, которые будут сыпаться вниз, спроектирована система сбора, накопления и подготовки к утилизации. Технология, в известном смысле, традиционная – циклон и жидкостный скруббер, а установка, разработки ЗАО «Диаконт» - в известном смысле уникальная. Плюс предусмотрена система очистки торцевых поверхностей блоков – без просыпания пыли и крошки вниз. Что касается дозы, то в центральном зале ухудшения радиационной обстановки нет, дозовая нагрузка за первый квартал 2013 года ожидается не больше четверти от допустимой годовой.

«АС»: Какова технология выпрямления графитовой колонны?

В.П.:
Основное средство – гибкий канал-натяжитель. Он пропускается через колонну сверху вниз, благодаря гибкости преодолевая все сдвиги и отклонения.

«АС»: Как сантехнический трос.

В.П.:
Внизу канал фиксируется, а вверх натягивается - как струна, и заставляет все нанизанные на него блоки выстроиться по вертикали. В этом случае он работает как внутренние тросы Останкинской телебашни, только там они натянуты вниз. Сейчас мы завершаем отработку технологии и планируем приступить к самим работам.

«АС»: Какими силами?

В.П.:
На самой станции будет работать порядка двухсот человек. Из персонала ЛАЭС сформирована комплексная бригада из пяти смен для круглосуточной работы. Плюс обеспечивающее подразделение – начиная от сопровождения договоров и оформления документации до подготовки помещений и оборудования. На самой станции и за её пределами будут работать представители Росатома, НИКИЭТ, Курчатовского института, изготовители спецоборудования. Восстановление ресурса графитовой кладки на первом блоке АЭС – это задача всей отрасли. По крайней мере, в масштабах всей отрасли пришлось консолидировать деньги на эту работу, причем немного подтянуть пояса  пришлось не только станциям, но и другим предприятиям. Зато и результат будет общим, её результатом будет ноу-хау, необходимое на остальных блоках ЛАЭС, на Курской и на Смоленской станциях.

«АС»: Вам снова повезло, Ваша станция, на этот раз Ленинградская, снова технологический полигон. А какие планы по срокам?


В.П.:
Если не будет неожиданностей, то надеемся за полгода и саму работу сделать, и Ростехнадзору её предъявить. Ориентируемся на октябрь, и в зиму 2013-2014 гг. войдем полным составом - четырьмя блоками.

«АС»:  «Атомная стратегия» про это расскажет. 


Беседовал Николай КУДРЯКОВ.
 

 
Связанные ссылки
· Больше про Время и судьбы
· Новость от Proatom


Самая читаемая статья: Время и судьбы:
О.Пеньковский - «шпион века» или «подстава» КГБ?

Рейтинг статьи
Средняя оценка работы автора: 4.5
Ответов: 6


Проголосуйте, пожалуйста, за работу автора:

Отлично
Очень хорошо
Хорошо
Нормально
Плохо

опции

 Напечатать текущую страницу Напечатать текущую страницу

"Авторизация" | Создать Акаунт | 0 Комментарии
Спасибо за проявленный интерес





Информационное агентство «ПРоАтом», Санкт-Петербург. Тел.:+7(921)9589004
E-mail: info@proatom.ru, Разрешение на перепечатку.
За содержание публикуемых в журнале информационных и рекламных материалов ответственность несут авторы. Редакция предоставляет возможность высказаться по существу, однако имеет свое представление о проблемах, которое не всегда совпадает с мнением авторов Открытие страницы: 0.09 секунды
Рейтинг@Mail.ru